Дом Крови (СИ)
Что было дальше, я плохо помню, на меня обрушился кулак Густава, выключая сознание.
Глава 5
Прошлое — это написанный Судьбой роман, в котором сплетаются извечные темы: любовь и даруемое ею счастье, ненависть и ее узники, человеческая душа и ее цена. Мы формируем ткань повествования словно стяжками, своими каждодневными решениями, не подозревая, как они отразятся на главной сюжетной линии. В тот момент, пребывая в бессознательном состоянии висел, рассматривая словно фильм прокрученный в памяти, мое прошлое, все хорошее и плохое, что было, все что привело меня сюда.
В лицо мне плеснули ледяной воды, вырывая из воспоминаний, и тьма сменилась слепящей белизной.
Отплевываясь, я рывком головы убрал мокрые, отросшие волосы, что падали мне на лицо спутанной мокрой вуалью. Череп гудел от боли, а по коже словно бегали ледяные блохи. Кругом были холодные каменные стены сложенные из крупных блоков; судя по звукам, очнулся я под землей. Из стропил на потолке торчали железные крючья, а из-за двери слышались грубые и чужие голоса.
Это явно была не тюремная камера. Скорее всего, каземат при замке, старый мясной погреб.
А вот вместо мяса был я.
Я, полностью нагой висел в кандалах на одном из крюков в потолке, едва касаясь напольных плит кончиками пальцев. Очнувшись, я проглотил ком в горле. В живот будто битого стекла натолкали. Но я был не один, снизу жидкой тьмой клубилась моя вечная спутница Полночь, пожирая страх. Рядом стоял мужик с голым торсом и в мясницком фартуке с пустым ведром, он видно и плеснул в меня воды. В комнате так же были оба герцога, видно им очень интересно стало. И кто-то еще был у меня за спиной. А за дверью слышались грубые голоса и вскрики, похоже кого-то рядом тоже пытают.
Я огляделся, слева стоял длинный стол, полный разнообразных пыточных инструментов. Разогретая жаровня и тазик с водой. Все это мне знакомо, подумал я.
— Все что нужно для веселого время препровождения. — Прохрипел я.
Герцог Савар, сидел на стуле у дальней стены, он глубоко затянулся своей трубкой и выпустив две струи через нос тупым, как старое железо, тоном сказал:
— Ты будешь отвечать на вопросы.
— А иначе что? Пытать будете?
Бенуа подошел ко мне вплотную. Жирное пузо выпирало из рубашки. Он был весь потный, и пот блестел, отражаясь от пламени в свечах.
— Ты будешь обращаться к нам ваша светлость, грязная мразь.
Я прошептал неразборчиво, чтобы он еще ближе подошел. И с размаху врезал ему лбом в нос. Так, что у него слезы брызнули из глаз и от отшатнулся, вскрикнув.
— Пошел ты, жирный урод, твой вонючий титул стоит дешевле чем куча дерьма. Хрен что я вам расскажу.
Бенуа зашелся в порыве ярости и ударил с размаха. Я лишь захохотал безумным смехом извиваясь на цепях. Все равно они будут меня пытать, ничего я им не скажу. Савар старший видя все это сморщился, и остановил Бенуа. Бросив мужику в фартуке:
— Обработайте его, чтобы он к утру стал разговорчивым, но не убивать, или сами на этом крюке окажитесь. Я к тебе обращаюсь, Лили.
— Да, ми донн, — сзади раздался недовольный девичий голос, — я все поняла.
— Он меня ударил, мерзкая тварь. — Возмущался Бенуа держась за разбитый нос, когда его увели из погреба.
Спиной я почувствовал прикосновение, мягкое как шелк, выше названная Лили кончиками пальцев дотронувшись обошла, встав чтобы я ее видел. Это оказалась та самая лучница с голубыми глазами и русыми косичками. Она изобразила мрачную, жестокую улыбку, схватив меня за подбородок и прошипела так, словно змея яд во рту катала:
— Ты убил моего жениха, за это я вырежу тебе яйца и подарю той, что на том портрете.
— Стрелять сначала научись, на зайчиках что ли потренируйся.
На что она ударила мне хуком с размаху, бить она явно умела лучше, чем Бенуа, хоть и весила втрое меньше. Но я все равно не удержался, чтобы не поддеть ее:
— И бьешь ты так же как и стреляешь, дерьмово.
От гнева ее затрясло, она с трудом сдерживалась, будь ее воля, она бы меня на пласты порезала. Но тут рядом встал мужик в фартуке.
— Лили, успокойся, он тебя провоцирует. Если прибьешь его сейчас, Савар с тебя шкуру спустит. Иди лучше выпей что-нибудь и успокойся, я сам с ним поработаю. Он у меня запоет.
— Нет, — скрипнув зубами она покачала головой, — я сама. Я задолжала ему боль.
Она медленно зашла мне за спину и сзади заскрипела кожа, что-то в воздухе щёлкнуло.
–…Держись Дарий…
Я ахнул от боли и выгнулся, натягивая кандалы когда хлыст с металлическими кончиками обжигающей полосой прошелся по и так изуродованной спине.
— А можно чуть повыше, Лоло?
— Я Лили, ублюдок! Щелк!
— Не-не…Лулу ч-чуть левее.
Щелк!
— О-о-о да! Во-от так.
ЩЕЛК!
Раны на мне сочились, как у хряка на бойне. Я дергался в цепях, пока не порвал кожу на запястьях и кровь текла вниз с разодранной спины, по рукам, ляжкам, собираясь в лужицы на полу. Я словно вышел из тела, в горячечном бреду меня несло все выше в беззвездное полыхающее чернильной тьмой небо. И я тонул в этой тьме, овеянный плотным запахом чужого пота и собственной крови, отстраненно наблюдая за процессом со стороны.
— Довольно Лили, ты его забьешь насмерть, дальше я сам, ступай! — Он вклинился между ней и моей располосованной в кровь, бредящей тушкой.
Она в ярости отбросила хлыст и заорала от чистейшего, незамутненного гнева, давая выход эмоциям, по ее голубым глазищам текли слезы. А хрена ты думала, есть непреложный закон: если идешь убивать то будь готов, что и твои кишки кто-нибудь может на кулак намотать. И слезы по любовнику идиоту тут не помогут.
— Не уходи Ляля, мы же только начали. — Кричал я ей в след дергаясь словно безумец и смеялся, издеваясь на ней.
Она вышла, громко хлопнув тяжёлой, окованной дверью. Мужик глянул ей в след и перевел на меня хмурый, многообещающий взгляд.
— Ну а тебя как называть, о знаю, будешь Хрю-Хрю. — Я рассмеялся, судорожно соображая, что же мне делать. Помощи было ждать неоткуда, я был скован, висел словно туша на бойне истекая кровью, а кандалы блокировали всю магию. Как бы я не храбрился, прячась за дерзостью и безумным смехом. Боль рано или поздно все равно возьмет свое, и тогда я запою.
Мужик ничего не ответил, хмуро меня разглядывая. С несколько мгновений он постоял разглядывая меня и пошел к столу, готовить инструменты. А я закрутил головой, оглядывая помещение. Больше в комнате никого не было. Пара пустых стульев я и мой палач, и боль, верным спутником стояла за плечом, ожидая начала действа.
— Где мы, Полночь?
–…Разве не очевидно, в жопе, Дарий… — Раздался бархатный шепот в ответ.
— Но это то понятно, тут, смотрю, вежливый и добрый персонал, знакомая обстановка и хорошая компания.
–…Меня безусловно радует твой оптимизм, но что будем делать?…
— Выбираться, что же еще, — торопливо зашептал я, — есть план, если сработает, можем выбраться, но если нет, все равно подыхать.
–…Что нужно сделать…?
— Положи книгу на тот стул, что ближе, нужно чтобы он ее заметил и подошел посмотреть, в идеале взял ее, как только он подойдет, выскочи и постарайся напугать, нужно чтобы он отшатнулся, подойдя ко мне спиной.
–…Поняла…
Мрак из под моих ног струйкой потянулся вперед, всего лишь грязный отпечаток на портрете мира, если не знать куда смотреть, не заметишь. И пока палач раскладывал в жаровню щипцы и зажимы на стуле из объятий теней всплыл трактат Кхаштры, явив хор сотни голосов мертвых магов. Громоздкая и тяжелая словно стопка кирпичей она занимала весь стул. Старая и потрескавшаяся, отливающая тошнотворной желтизной человеческая кожа, похожая на застывший свечной воск и поверх нее выбитый из серебра кричащий клыкастый череп весь в огне. Окруженный гротескными рунами, похожими на уродливые насечки, буквально кричали всем, кто ее видел, что книга очень старая и далеко не простая.