Лабух (СИ)

— С бомбой?
— Кажись, нет!
— Простите, это какое-то недоразумение! — попытался возразить я, но получив тычок в бок, предпочел затихнуть. В следующий раз, могут ведь и прикладом…
— Документы! — потребовал начальник и, получив требуемое, углубился в чтение.
— Демобилизованный красноармеец, находящийся на излечении? — не скрывая скепсиса, посмотрел он на меня.
— Да какой он красноармеец, товарищ Плахов! — возмутился Нечипоренко. — По одной роже видать, что нэпман…
— Фамилия, Имя? — продолжился допрос.
— Николай Семенов.
— Где служил?
— В первой конной товарища Буденного.
— Шо⁉ — возмутился начкар. — Да быть такого не может, чтобы этот франт красным конником был!
— В какой дивизии? — не обращая внимания на ретивого подчиненного, осведомился краском.
— В четвертой Петроградской, — совершенно не задумываясь, отвечал я, непонятно как выудив эти сведенья из памяти предшественника.
— Кто был начдивом?
— Сначала, Думенко, потом сам Семен Михайлович. Затем, Городовиков…
— Ты что же, с девятнадцатого года в РККА?
— Так точно.
— Врет он всё! — никак не мог угомониться Нечипоренко. — Спросите, кто комиссаром был?
— В каком году? — вопросом на вопрос ответил я, почувствовав, что допрашивающие меня люди стали колебаться. — Их только в девятнадцатом году пятеро сменилось!
— Тот, который в боях с «мамонтовцами» погиб, — коварно, как ему показалось, спросил начкар.
— Мусин!
— Имя, отчество?
— Простите, я с ним чаи не водил. Да он и комиссаром то был всего ничего. Месяц или полтора…
— Правильно? — обернулся к Нечипоренко Плахов.
— Да я и сам не знаю! — неожиданно признался тот. — Я же из второй дивизии. Помню, что у петроградцев тогда комиссар погиб, а кто он, бес его ведает⁈
— Блиновец? [5] — усмехнулся я, тайком переводя дух.
— Ну не похож он на красного конника! — все еще не сдавался бывший буденовец.
— Что тут у вас происходит, товарищи? — раздался совсем рядом знакомый голос, на который мы разом обернулись.
Перед нами стояла моя таинственная поклонница и с явным интересом наблюдала за нами.
— Да вот, товарищ Целинская, разбираемся с гражданином.
— Николай? — воскликнула она, узнав меня.
— Вы его знаете?
— Конечно. Это Николай Северный — известный певец и музыкант.
— А по документам, его фамилия Семенов, — снова насторожился краском.
— Это псевдоним, — поспешил пояснить я. — Вымышленное имя.
— Как это?
— Ну, вот, к примеру, пролетарского писателя Максима Горького на самом деле зовут Алексей Максимович Пешков.
— Ишь ты как, — озадачено, вздохнул Нечипоренко, но потом подкрутил себе усы и назидательно добавил, — так то Горький! А тебе на что?
— Товарищи, — решила прекратить дискуссию моя таинственная поклонница, — Николай Северный или если вам угодно Семенов, пришел навестить меня. И если у вас больше нет к нему вопросов, то…
— Конечно, — тут же согласилось с ней местное начальство и меня, наконец-то, отпустили, после чего я проследовал за своей спасительницей.
Для того чтобы добраться до ее апартаментов, пришлось подняться на второй этаж по отделанной мрамором лестнице, потом пройти по довольно длинному коридору до двери из мореного дуба.
— Вот здесь я и остановилась, — сообщила хозяйка, вставляя ключ в скважину.
Кажется, замок заедал, но через мгновение она справилась и пригласила меня внутрь. — Проходите!
— Благодарю.
— За что?
— Ну, за гостеприимство и за то, что отбила меня у этих церберов.
— Пустяки, — отмахнулась дама, так же легко перейдя на «ты». — Тебе следовало сказать, что пришел ко мне, и никто бы не осмелился помешать.
— Дело в том, что в тот момент я еще не знал твою фамилию.
— Серьезно? — искренне удивилась Целинская.
— Хочешь, побожусь?
— Не стоит, хотя это выглядело бы крайне забавно! — нервно хохотнула та. — А что это у тебя в корзине? — Обратила внимание на мою поклажу.
— Часть гонорара, — честно признался. — Шашлык, домашний сыр и баклага с вином.
— Невероятно!
— А почему это тебя удивляет? По-моему, для мужчины прийти к красивой женщине с бутылкой вина вполне нормально. Что же до прочего… ну не найти сейчас в Пятигорске шоколада!
 
— Никак не могу понять, — с задумчивым видом поинтересовалась хозяйка номера, кто ты, невероятный наглец, или же столь же невозможный болван?
— Второе ближе к истине. Так ты будешь пить?
— С удовольствием!
Если помните, я упоминал, что моя таинственная поклонница при ближайшем рассмотрении оказалась не так уж молода. Но ведь и мне совсем недавно было сорок с небольшим лишком. Стоит ли говорить, что эту ночь мы провели вместе? Пили вино, занимались любовью, разговаривали о разной ерунде, чтобы потом снова слиться в объятиях… А потом наступило утро. Бросать женщин в гостинице не слишком прилично, но это ведь был её номер?
— Тебе нужно поехать в Москву! — безапелляционно заявила Целинская, разглядывавшая как я одеваюсь. — Ты молод, талантлив, можешь многого добиться. Хочешь, поехать со мной?
— Пока нет.
— Ты, что, мне отказываешь⁈ — в голосе моей новой знакомой в очередной раз прозвучало изумление.
— Да не то чтобы… просто у меня еще есть кое-какие дела. Но я действительно подумываю о поездке в столицу. Что-то вроде гастролей.
— Что же, — поморщилась та. — Поступай, как знаешь.
— До скорого. Буду в тех краях, обязательно тебя найду и приглашу на свой концерт.
— Не стоит, — откинулась на подушку обиженная женщина. — Я к тому времени совсем забуду о твоем существовании!
— А сможешь?
— Наглец!
— Ты права, — поцеловал на прощание любовницу и отправился к себе в санаторий.
Несмотря на раннее утро, мой сосед не спал. Накинув на плечи бекешу, Гайворон вышел на крыльцо и с удовольствием дымил папиросой.
— Явился, не запылился? — криво усмехнулся он. — Хреновый из тебя друг, Семенов!
— Это почему?
— Потому что как чихирь пить, так вместе, а как по бабам, так сам!
— Как вам не стыдно подозревать своего боевого товарища в аморальном поведении? Я может политзанятия вел!
— Та я вижу, — заржал бывший чоновец. — Весь помятый, а рожа довольная как у кота после сметаны!
— Все нормально?
— А что мне сделается!
— Семигин еще не пришел?
— Так ему же политзанятиев не вести, чего ж торопиться?
— То же верно. Но ты, кстати, зря зубы скалишь. Я вчера, можно сказать, однополчанина встретил. Тоже в Первой конной служил, только в соседней дивизии. Посидели, выпили, старое вспомнили, вот и…
— Так это он тебе засос поставил?
— Где⁈
— Ха-ха-ха! — едва не закис от хохота сосед. — Попался!!!
— Да как вам не стыдно, оглашенные⁈ — вышла из соседнего корпуса повариха тетя Глаша. — Ни свет, ни заря, а они ржут точно жеребцы стоялые! Люди ж спят еще. Как только зенки бесстыжие не повылазили⁈
— Все-все-все! — замахал руками Гайворон. — Уже уходим!
Вернувшись к себе, мы занялись привычными утренними делами. Умыванием, бритьем и тому подобным.
— Слушай, — как бы невзначай поинтересовался я у соседа, взбивая помазком пену — Не приходилось, слышать такую фамилию как Целинская?
— Откуда ты её знаешь? — выпучил глаза тот.
— Да не то чтобы, — равнодушно пожал плечами, намыливая подбородок и щеки. — Просто слышал в городе от кого-то.
— Вот и радуйся, что только слышал!
— Погоди, она кто вообще?
— Если та о ком думаю — бывшая заведующая отделом по борьбе с контрреволюцией в местном Губчека. Страшная баба!
— В смысле, некрасивая?
— В смысле, такой лучше не попадаться! Там вообще ангелов не было, но она и вовсе — зверь лютый! Я, конечно, понимаю, что с врагами по-другому нельзя, но…
Твою ж мать, куда я опять вляпался⁈
Как это частенько бывает на Северном Кавказе, легкая оттепель сменилась резким похолоданием и снегом с дождем. Дороги и немногочисленные тротуары покрылись ледяной коркой, присыпанной сверху легким снежком. То же самое случилось и с деревьями, у многих из которых под навалившейся тяжестью обломались ветви. Люди в такую погоду старались сидеть по домам, а не шляться по ресторациям, а потому культурная жизнь почти заглохла. И я, наверное, порадовался небольшим каникулам, если бы не Митяй…