Лабух (СИ)

— Хорошо, что вы пришли, — обрадованно встретил меня Трояков. — Вас уже несколько раз спрашивали…
— Кто?
— Одна дама, — с таинственным видом сообщил мне нэпман.
— Только одна? Старею…
— Шутник вы, Николай.
Дама, о которой мне сказал хозяин, оказалась не лишенной привлекательности прилично одетой женщиной, сидевшей в одиночестве за столиком в углу и, печально попивая из бокала вино, бросала на вашего покорного слугу томные взгляды. Кажется, я ее уже видел, но раньше она интереса ко мне не проявляла. Несколько местных завсегдатаев с роскошными усами настойчиво пытались оказать ей знаки внимания, а когда поняли, что это не действует, пошли в атаку.
— Зачем такой красивый барышня сидит один? — громко на весь зал осведомился джигит в лохматой папахе.
— Вах, какой красивый! — подтвердил его товарищ в кубанке из каракуля.
— Пошли вон! — четко выговаривая каждое слово, сообщила ухажерам дама.
— Э… ты как с мужчинами разговариваешь⁈ — начали было возмущаться горцы, но потом резко замолчали и так же быстро ретировались. Такое впечатление, что барышня показала им пулемет.
— А теперь! — громко сказал я, отложив гитару и устраиваясь за роялем, — прозвучит небольшая песня, для нашей очаровательной и храброй гостьи!
Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?
Куда ушел Ваш китайчонок Ли?..
Вы, кажется, потом любили португальца,
А может быть, с малайцем Вы ушли.
В последний раз я видел Вас так близко.
В пролеты улиц Вас умчал авто.
И снится мне — в притонах Сан-Франциско
Лиловый негр Вам подает манто. [6]
Кажется, таинственной поклоннице понравилось. Во всяком случае, она похлопала и одарила исполнителя улыбкой. А еще через минуту подозвала официанта и что-то прошептала ему на ухо.
— Коля, она тебя за столик зовет, — передал тут же подбежавший ко мне парнишка, после чего, окинув завистливым взглядом, добавил, — бабец — первый сорт!
Ну, пока Митяя не видно, почему бы и нет. Тем более что у меня перерыв. По залу шел, раскланиваясь с посетителями. Большинство из них предлагали выпить, но я отказывался. И вот, наконец, и незнакомка.
При ближайшем рассмотрении дама оказалась немного старше, но все еще красивой. Был в ней такой, знаете ли, шарм.
— Обожаю Вертинского! — с тонкой усмешкой сообщила она мне. — Но, признаться, никогда не слышала такой интерпретации.
Ну, ещё бы, до выхода «Места встречи», где его именно так исполняет Высоцкий еще почти шестьдесят лет.
— Рад, что вам понравилось.
— Хотите, что-нибудь выпить?
— Благодарю, но мне нужно беречь горло.
— Зря отказываетесь. Впрочем, как знаете.
— Можно задать вопрос?
— Смотря какой.
— Интимный.
— Даже так? Что же, извольте.
— Что вы сказали этим абрекам?
— Ха-ха-ха! — искренне развеселилась женщина. — Я уж многогрешная невесть что успела подумать, а вас вон что интересует!
— И все-таки? Они так быстро ретировались…
— Пусть это останется моей маленькой тайной. Но если вы все же захотите ее разгадать, навестите меня как-нибудь. Я остановилась в «Эрмитаже».
— Не премину!
Блин! Я уж думал, что это одна из участниц банды Митяя, а оказалось скучающая барынька. Интересно кто она? «Эрмитаж» — это большой четырехэтажный дом из желтого кирпича на пересечении улиц Армянской и Старо-Гостиной. Прежде в нем располагалась самая шикарная в Пятигорске гостиница, а теперь большую часть занял Губком ВКП(б). Часть номеров, впрочем, до сих пор сдается внаем, но случайные люди там не живут…
Правильно говорили предки — «помяни чёрта он и появится!» Стоило мне подумать о Митяе, как вестник из темного прошлого тут же нарисовался. Только на сей раз не стал маячить в зале, а попросил у метрдотеля отдельный кабинет. Зайдя в который, помахал мне рукой и тут же задернул занавеску. Делать нечего, пришлось идти вслед за ним.
— Здравствуй, Николаша! — блеснул золотой фиксой уголовник.
— Наше вам с кисточкой, — буркнул в ответ, присаживаясь напротив него. — Говори, зачем звал?
— Торопишься куда?
— Если не заметил, то я при деле!
 
— Да какое это дело, — пренебрежительно махнул рукой Митяй.
— Какое ни есть, а свой лимон в день имею! — перефразировал известный в будущем анекдот.
— Да ладно! — кажется, искренне удивился собеседник. — Я что не той кассой интересуюсь?
— Какой еще кассой?
— Не придуривайся, Коля! Ты мою специализацию знаешь. Я по мелочам не работаю.
— Попутного тебе ветра в горбатую спину, транспарант в руки и паровоз на встречу! Мне какой до этого интерес?
— Обычный, Николаша, обычный. Нас в деле четверо, плюс наводчик, ему тоже доля полагается. Остальное поровну!
— Не будет дела, Митяй! Потому как с прошлой жизнью покончено. А все грехи, что на мне были, я в первой конной кровью смыл!
— Ой, ли, — нехорошо ухмыльнулся уголовник. — А не забыл, как комиссара порешил, когда мы в 1918 году буржуев шерстили?
Голова снова начала раскалываться, а вместе с болью пришло воспоминание, которое прежний Николай Семенов очень хотел забыть. Это случилось первой послереволюционной зимой в Питере. Митяй, а если точнее Дмитрий Хворостов, собрал тогда шайку, промышлявшую грабежами под видом обысков у потенциальных контрреволюционеров.
Действовали просто и нагло. Выбирали дом побогаче, предъявляли липовый мандат, отпечатанный на «ундервуде», и пока ошарашенные хозяева не пришли в себя, выгребали все самое ценное. Если имелся сейф — требовали отдать ключи, а если нет, то взламывали. Николай — в ту пору еще молодой рабочий с Обуховского завода, нужен был как раз на такой случай. Будучи толковым слесарем, он с легкостью вскрывал практически любые замки, какие только могли встретиться в частном доме или квартире.
Но однажды, что называется, нашла коса на камень. В доме, выбранном Хворостовым для очередной акции, проживал старенький генерал, у которого помимо всего прочего имелось несколько сыновей-офицеров без восторга воспринявших октябрьский переворот. И когда липовые красногвардейцы принялись за незаконный обыск, туда явились настоящие с той же самой целью.
— Это какое-то недоразумение, товарищи! — попытался вывернуться всегда быстро соображавший Митяй. — В штабе как всегда все напутали и послали две группы на один адрес.
— А кто вас сюда направил? — удивился командовавший красногвардейцами комиссар.
— Товарищ Розенблюм! — уверенно отвечал ему уголовник, хорошо знавший, что среди революционеров много евреев.
В этот момент, из соседней комнаты вышел Николай, только что закончивший возиться с секретером.
— Готово, — сообщил он подельникам.
— Колька! — ахнул при виде его один из красногвардейцев. — Ты что же это, курицын сын, тут делаешь?
— Дядя Илья, — растеряно улыбнулся парень. — А мы тут это…
— Так говорите, вас прислал товарищ Розенблюм? — задумчиво спросил комиссар.
— Факт! — подтвердил все еще не потерявший надежду выкрутиться Хворостов.
— Абрам Аронович?
— Он самый!
— Розеблюма зовут Лев Израилевич, а вы арестованы!
Ответом ему были выстрелы. Конечно, рабочие и солдаты, пришедшие с обыском, тоже были вооружены, но у каждого налетчика помимо винтовки имелся револьвер или пистолет. Так что огневая мощь оказалась на их стороне. Впервые попавший в подобный переплет Колька сначала растерялся, а потом тоже взялся за наган и несколько раз пальнул в белый свет как в копеечку. Потом они сбежали, оставив несколько погибших товарищей и большую часть добычи.
— Ловко ты краснопузого подстрелил! — похвалил Митяй, когда им все-такиудалось уйти.
— Я⁈ — изумился Семенов.
— Ну не я же! — резонно возразил главарь. — Но ты не пугайся. Мы там всех положили, не только жиденка.
— И дядю Илью? — ахнул никак не ожидавший подобного Николай.
— Конечно! Нельзя было допустить, чтобы он тебя опознал…
— Не может быть!
— Ты вот что, — продолжил Хворостов, не обращая внимания на душевные терзания младшего товарища. — Укройся где-нибудь, пока все не уляжется. Меня не ищи, я сам тебя найду!