Волчья ягода (СИ)
— Ай-ай, мамочка! — рана на руке оказалась глубже, чем я думала, от воды её защипало неожиданно больно.
— Дай-ка! — внезапно появившийся у стола Волче уже тянул мой локоть в свою сторону. Зря это он!
— Что, испугался? И правильно! Я на тебя в суд подам, дебил! Урод! Как ты мог меня бросить там одну? А если бы они меня разорвали? Твои псы? Они же твои, да? Ты их научил на людей кидаться? Сволочь ты, придурок лапотный! Да убери ты свои клешни, я сама справлюсь, не маленькая! — для вящей убедительности я даже саданула кулаком по мужскому плечу, но Волче не сдвинулся с места, а продолжал внимательно осматривать рану.
— Сама достанешь? — деловито спросил он.
— Что достану? — я немного опешила от такой железобетонной непробиваемости. — Где?
— Гляди.
Теперь и я увидела маленький кусочек меха, застрявший глубоко в ране. Сейчас весьма пригодился бы пинцет, но его искать здесь было бесполезно.
— Пинцета у тебя, естественно, нет. А спички? Спички есть? Вата? О-о-о, о чём это я! Хорошо... булавку дай, палочку, не знаю, щепку в конце концов!
Нахмурив брови, Волче внимательно смотрел на мои губы, пытаясь вникнуть в смысл произносимых слов. Отошёл, вынул откуда-то большой узкий нож.
— Руку рубить не дам, — вяло пошутила я.
Но мужчина потянулся к сваленным у печки поленьям и, выбрав одно, точными движениями принялся срезать тонкие щепочки.
— Годно?
— Годно! Только свечку поставь поближе.
Закусив губу, я принялась ковырять щепкой в ране. А пока занималась самоврачеванием, хозяин нырнул куда-то за дверь и вернулся с маленьким, почти игрушечным горшочком. Внутри оказалась тёмная тягучая субстанция, пахнущая травой и тухлятиной. Волче перемешивал ее палочкой и ждал.
Но вот я достала злополучный кусок, и только тогда, когда новый знакомый принялся омывать, смазывать, а потом и бинтовать мне руку, поняла, что стою в кружевном нижнем белье перед молодым, здоровым и, судя по всему, одиноким мужчиной. И ведь отбиться не сумею, если что. Хотя Михай и учил меня приёмам самообороны, но все как-то перерастало в шутку, а надо было бы посерьёзнее отнестись к делу.
Однако Волче смотрел на меня, как на нечто неодушевлённое, без всякого интереса. Закончив перевязку, принялся осматривать и другие раны, присел и повёл рукой по бедру, но видно там всё было более или менее в порядке, потому что предводитель волков встал, потёр шею и молча ушел за печь. Что за люди?
Вернулся хозяин с рубахой и штанами из какой-то грубой серой ткани.
— Не брезгай, не ношено. Подхват какой найду, и будет впору, — пробурчал он и снова скрылся за печкой.
На вид одежда и вправду была новой, но слишком уж большой. Выглядела я во всем этом грустным Пьеро, который утирает нос свисающими рукавами. Рубаха доходила до колен и при известной доле воображения могла бы сойти за стильное платье а-ля рус. Одно радовало: штаны были длинноваты совсем чуточку. Волче принёс плетёный из тонких колючих веревочек пояс, больше похожий на макраме, выполненное ученицей пятого класса. Но за неимением других ремней и этот сойдёт.
— Давай-ка пособлю, — большие ладони сцепились в замок, и я догадалась, что Волче предлагает мне что-то вроде ступеньки.
Воспользовалась помощью, я оказалась на печке, укрытой меховым — кучеряво живут — покрывалом. Подушками служили скатанные то ли одеяла, то ли просто куски ткани. Ну, всё лучше, чем на полу.
Влияние печки на физическое состояние человека вовсе не преувеличивали. Если бы существовало кенгуру, карман которого спокойно вмещал бы высокую женщину, то я сейчас в нём, по ощущениям, и блаженствовала.
Волки окружали кольцом, то и дело уcтарашающе кидались на пол шага вперёд, оскаливая зубы, и отступая назад — пугали. Но страха не было, даже когда за спиной я услышала угрожающее рычание вожака. Обернулась, и тут же спереди налетела крупная белёсая волчица. Она метила прямо в горло, но я успела шагнуть в сторону. Промахнувшаяся хищница отбежала и приготовилась ко второму прыжку. Вдруг звери прижали уши, поджали хвосты и присели на задние лапы. Передо мной на залитый луной снег легла большая тень. Стая сорвалась с места и побежала по белоснежной равнине, оставляя лишь едва темнеющую цепочку следов. Всё ещё разгорячённая такой скорой победой, я обернулась к защитнику и отшатнулась в ужасе — сверкая огромными белыми клыками, на меня надвигалась кроваво-красная пасть…
Удар головой был слишком сильным, я забыла, как низко потолок нависал над печкой, зато боль сразу привела в чувство и избавила от кошмара.
Дико хотелось пить, но тело, вчера еще верой и правдой служившее мне каждой клеточкой, сейчас нещадно сопротивлялось — опухли и, по-видимому, воспалились раны, невыносимо ныли мышцы, отказываясь подчиняться приказам мозга. Слезть самостоятельно с печки, как это не обидно было признавать, я не могла.
— Волче! — позвала я куда-то в кромешную темноту, но ни ответа, ни даже дыхания крупного спящего мужчины не было слышно.
Ладно, мне не привыкать всё делать самой! И чего это я раскисла, обвиняя себя накануне в излишней самостоятельности? Только так и можно выжить, ведь на сильный пол надежды нет ни-ка-кой!
Кое-как перевернувшись на живот и свесив ноги, попыталась нащупать ступнёй какой-нибудь печной выступ или ямку, но не нашла; пришлось прыгать, и это было крайне неосмотрительно. Приземление мягким и тихим не получилось: заболело всё и даже то, от чего никак не ожидаешь такой чувствительности! Странно, что на звук задетой и опрокинутой лавки тоже никакой реакции домовладельца не последовало.
Хорош хозяин! Бросил раненого человека в темноте и одиночестве.
Нужно было успокоиться, расслабиться и вспомнить, что и где стояло в помещении. Вроде бы Волче зачёрпывал воду в небольшой бочке у самой входной двери. Вытянув руки и водя ими из стороны в сторону, я дошла до пункта назначения и, нащупав “хвост” деревянного ковшика, зачерпнула живительной влаги. Вода была ледяной, отчего жутко заломило зубы, зато жажда исчезла и голова немного прояснилась.
И куда, интересно, делся этот человек? Неужели поехал к Мстиславу докладывать? И сейчас примчится довольный собой Годинович, и зальёт городскую гордячку отборным сарказмом?
Я уже тихонько продвигалась обратно, когда со двора раздался громкий женский голос:
— Пусти, постылый!
— Не ходи, Малуша! — отвечал-отговаривал невидимую мне собеседницу Волче.
Интересно! А тут, оказывается, мексиканские страсти кипят! Неловко развернувшись и больно ударившись раненым бедром об угол стола, я чертыхнулась, но вернулась к входной двери. Тут она с силой распахнулась, оскорбленно звякнув железным засовом, и впустила в дом женскую фигуру, детально разглядеть которую не имелось никакой возможности.
В запале не заметив меня, гостья прошла до печки; и в слабом свете луны, вместе с морозным воздухом льющимся со двора в открытую дверь, я увидела, как неизвестна дама привстала на цыпочки и резко сунула руку туда, где несколько минут лежало мое уставшее тело.
— Ох, ты!
— Малуша! — голос хозяина звучал сейчас тише, но гораздо злее.
— Куда запрятал, говори!
— Если вы про меня, то я не вещь, чтобы меня прятать. Стою вот перед вами, водичку пью. У вас проблемы какие-то, девушка?
— Ах ты стервь! До моего мужика доохтилась? Во ужо я тебя за косу да в омут! — женщина подскочила ближе, света было недостаточно, чтобы оценить ее внешность, однако ростом нападавшая подруга Волче была на голову ниже меня.
— Вы бы, любезная, успокоительного попили бы! Дался мне ваш мужик. И даром не надо!
Но влюблённая воительница вдруг ринулась вперед, и мне не оставалось ничего другого, как выплеснуть из ковшика ей в лицо ледяную воду.
Пока она отфыркивалась и утирала рукавом лицо, я благоразумно спряталась за широкую спину вошедшего Волче.
* * *— Погоди-погоди, как это ты? — почему-то Мишка быстро глянул на мать, а не на меня.