Волчья ягода (СИ)
Милостиво взяв ложку и зачерпнув из большой глиняной миски, Иван разрешил приступать к еде, и стол ожил, к хлебу и пирогам потянулись руки, зажурчали напитки.
— Вижу, дом гостями прибывает, Марьюшка? — княжич немного перебирал с пафосом, но его мужская красота притягивала взгляд и немного отвлекала от тона произносимых фраз.
— Сложил батюшка терем во мою потеху, вот и тешу себя, милый друг.
— Хороша потеха, — муж сдержал уязвлённое самолюбие, но всё равно постарался уколоть — красну девку в дом к молодцам привесть.
Я уже было открыла рот для язвительного ответа, но опередила Моревна.
— Молодцам? — наигранно удивилась она. — Мужей добрых, о здравии жён пекущихся, вижу, а из неженатых парней у нас только конюхи да подпасок.
Иван сверкнул глазами и принялся жевать, его зятья посматривали на меня, однако кроме пустого любопытства их взгляды ничего не выражали, ну и хорошо. Только Золик выделялся из этой неприятной компании. Ел молча, в разговоры не встревал, но его улыбка — одними уголками губ — лишила дара речи молоденькую служанку. Погоди, красавчик, разгадаю я и твою тайну.
— Это вот рогоз, а это кровянка, — Марья, одетая в свой ведовской костюм, вела меня вдоль стены, на который были развешены пучки трав.
Она сорвала сухой бутончик и, растерев его между пальцев, понюхала.
— Ягодный дух, сладкий, на-ка то.
Я вдохнула сухой аромат и зажмурилась. Лето, солнце, зелёная поляна...
— Тоскун-трава, — ведунья поднесла к моему носу несколько сухих былинок.
Запах и вправду был какой-то уж больно густой и грустный.
— А волчьи ягоды у тебя есть? — спросила я без всякой задней мысли, но Марья сменила тему.
Она подошла к знакомому мне котлу, который появился в ее лаборатории вместо кровати, и кинула горсть травы в закипающую воду.
— Гляди...
Я наклонилась и увидела Волче. Он стоял голой мощной спиной ко мне на заснеженном берегу какой-то речки и, зачерпнув бадьёй в проруби, опрокинул на себя ледяной поток. Закрутил головой, отфыркиваясь и отирая ладонью лицо.
Можно было не сомневаться, что Марья забавляется, наблюдая за моей реакцией, но сдержать судорожный вздох было трудно: не каждый день видишь столь совершенное мужское тело во всей красе.
— Мавок забавит, дурень. Утянут в омут и сгинет добытчик. А вот еще, гляди, — богатырка повела рукой сквозь поднимающийся пар, и я увидела Славку, разморившегося в бане. Да что же это...
Стало жарко, будто сидела рядом, и я оттянула ворот рубахи, чтобы вздохнуть глубже.
— А вот на-ко то! — пролетела рука над котлом, и в темной глади показался Золик.
Нет, я не сразу узнала в этом тонкокостном совершенстве, подкидывающем вверх тяжёлую булаву, своего ворона. Раздевшийся до пояса восточный красавец был чуть субтильнее Мстислава и менее могуч, чем Волче, но лепили его со знанием дела — всего было в меру. Гибкий и сильный, смуглый мужчина тренировал мышцы, отрешенно глядя в пустоту перед собой, и если бы в моем сердце нашлось местечко, я бы втащила туда Золика.
Вдруг изображение с поверхности черной воды исчезло, и Марья задумчиво потерла подбородок.
— Налюбовалась?
— Ну... да...
— Вот она — беда твоя. Всех желаешь.
Будто пощёчину отвесила. Отец часто называл меня влюбчивой вороной, несколько раз я всерьез собиралась замуж, а потом внезапно остывала, руша все планы.
— Мечешься, — Моревна внимательно смотрела в мои глаза, пытаясь что-то нащупать. — Пристанище найди, стёжку свою.
— А ты? Не мечешься? Ивана-то ради постели возле себя держишь?
Марья вскинула голову, и полупрозрачный экран застелил всё пространство: я видела прижигаемое полуденным солнцем поле, на котором лежали сотни мертвых воинов, кружили в дрожащем от жары воздухе стервятники, рыскали голодные шакалы и лисицы, слакивающие лужицы человеческой крови.
Хрупкая спина женщины, сидящей возле мертвеца, вздрагивала от рыданий. Тонкая кольчуга поблескивала на солнце, непокрытая голова пушилась взлохмаченными влажными волосам, текла вниз и укладывалась на землю кольцом тугая пшеничная коса.
Я хотела заглянуть в лицо, но не знала, как повернуть видение.
Откуда-то, словно из-за глухой стены, раздался голос богатырки:
— Ступай!
И я пошла.
Было очень жарко, стрекотали в невытоптанной ещё кое-где траве одуревшие кузнечики, девушка, оплакивающая потерю, была на расстоянии вытянутой руки, но прежде я задержала взгляд на убитом.
Высокий темноволосый витязь смотрел в небо карими застывшими глазами. Вскинулись в последнем удивлении густые прямые брови, на усах и короткой бородке запеклась кровь. Красивый был мужчина. Совсем молодой.
— Милая, — обратилась к незнакомке, и она повернулась на звук, но смотрела сквозь меня.
Сколько было Марье? Семнадцать-восемнадцать? Если сейчас она вошла в пору женского расцвета, то тогда была пленительна юношеской красотой нераспустившегося бутона. Синие заплаканные глаза и лучики слипшихся от слёз ресниц делали богатырку похожей на фарфоровую куклу.
Кряжистый, еле передвигающий ноги мужчина средних лет подошел к девушке и положил на плечо руку.
— Буде, Марьюшка. Пора тризну собирать.
— И я с ним в огонь сойду, батюшка! Не жить мне без него!
Князь нахмурил брови, его лицо превратилось в равнодушную маску. Он ухватил дочь за косу и рывком поднял на ноги, развернув к себе.
— Не гоже княжне сопли по мужику размазывать. Не сватана ещё!
Экран погас, и больше не нужно было спрашивать и выяснять.
— Так, говоришь, как травка-то эта называется, — протянула я руку к лежащему на столе сухому венику.
Глава 19. Новое начало
Голова пухла от всего, что Марья пыталась в неё засунуть. К концу недели я научилась различать по запаху с десяток растений, варить зелье от грудных хворей, от гнили животовой. Марья терпеливо разъясняла и показывала, и даже возила меня к дубу, который в тот день так ничего и не показал.
Неожиданный сюрприз преподнёс Золик, что срезал с этого заветного дерева толстую ветку и выточил из неё фигурку ворона. Искусная работа восхищала точностью линий и абсолютной реалистичностью. Я горячо поблагодарила молодого человека, сочно чмокнув в щеку и тут же поняла, что не по мне сохнет черноволосый принц. Не по мне...
Терем у Моревны был большой, но не настолько, чтобы можно было не встретить Ивана со товарищи. Несколько раз наглый княжич нарочно зажимал меня в углах, и я ловила идущие от него похотливые мысли. Но муж Марьи был достаточно умён, чтобы не распускать руки, а я достаточно осторожна, чтобы сторониться охальника.
Что за противный звук... Пронизывающий голову насквозь... Пи... пи... пи...
— Дайте кто-нибудь попить!
Не слышат. Да и я сама себя не слышу. Что за чёрт?
— Вот недогада! — Марья засмеялась и легонько хлопнула меня по лбу. — Оборачивайся шибче, а то весь пар выстудим!
Выбежав из бани, я помчалась в терем за созданным самостоятельно отваром крапивы и златоголовки. Моревна обещала, что после него волосы будут шёлковыми. Уже возвращаясь, замерла, не смея нарушать тайну Золика.
Привалившись плечом к створу малых воротец, отгораживающих двор бани от посторонних, он смотрел внутрь с такой тоской и жаждой, что у меня перехватило дыхание. Незаметно пройдя несколько шагов в сторону, увидела предмет вожделения Ворона Вороновича: нагая Марья с распущенными волосами, укрывающими ее золотым покрывалом, отряхивала от воды веники.
Было от чего затосковать. Ведунья в любом виде была совершенством.
Нужно было пройти внутрь, не задевая гордости друга. Я отвернулась, будто что-то ищу на земле, и громко воскликнула:
— Ой, разбилась что ли?
Краем глаза заметила, как Золик отпрянул от ворот и направился ко мне.
— Подсобить?
— Неа, — замотала я головой, — обошлось!
Поникшая голова Ворона дернулась.