Запад-81 (СИ)
Капитан Сергей Николаев, 4 июля 1941 г., 10:50, севернее Молодечно
Генерал-майор Крылов решил вопрос с авианалётами и дальнобойной артиллерией немцев радикально.
Рано утром, когда солнце поднялось ещё невысоко, в сторону Вильнюса на высоте километров семь пролетел Миг-23. Через некоторое время он вернулся и покружил над тылами немецких дивизий. По нему пытались бить тяжёлые зенитки (а это очень неприятная новость! Эти 88-мм монстры — были злейшим врагом советской тяжёлой бронетехники до самого конца войны), но у расчётов не получалось рассчитать упреждение и точную дистанцию для столь скоростной машины.
Часа через два подтянулись две тройки тяжёлых реактивных бомбардировщиков, фюзеляж которых напоминал шило. Одна ушла к Вильнюсу, а самолёты второй, разошедшись в разные стороны, высыпали свой груз в ближайшем тылу немцев. Калибр бомб я не определю, но бабахало так, что земля дрожала даже в Ошмянах.
Сделали по два захода, и уже после первого по ним прекратили стрелять зенитки. А об огне тяжёлых батарей в тот день мы только вспоминали.
Зато сразу же прекратились даже пехотные атаки. Ну, не любят немцы наступать без артиллерийской поддержки.
Жить бы и радоваться, но из штаба корпуса поступил приказ отбить утраченные позиции в районе населённого пункта Ворни и выбить немцев из Мурованой Ошмянки. Для этого нам была выслана рота танков в составе восьми Т-34–85 и пары Т-10М.
Советский средний танк Т-34–85
Не самое удачное решение, если учитывать довольно слабый грунт в пойме Ошмянки близ Ворней. Но если пустить тяжёлые «десятки» вдоль полевой стёжки через Вельмуты и Медюны, то к Мурованой Ошмянке они пройдут. А Ворни будут атаковать лёгкие танки генерала Галицкого. На мне — артподготовка: корпусной артполк по дальности не дотягивает до немецких позиций, которые предстоит атаковать.
Рота подошла ближе к трём часам дня. Для почти пятидесятидвухтонных Т-10М пришлось устраивать гати на бродах через небольшие ручейки, вот и задержались.
Пока готовились к удару и согласовывали детали с генерал-майором Галицким, пришло тревожное известие о том, что немцы обошли сводный «десантный» полк и вышли к мосту через Вилию у Сморгони. Но там есть, чем обороняться, и наши планы командование корпуса оставило неизменными.
Для артподготовки я выгнал все оставшиеся в наличии самоходки калибром 122 и 152 мм. А обстрел немецких позиций около Ворней поддержала ещё и артиллерия 24-й стрелковой дивизии.
Хоть это были не 200 орудий на километр фронта, как в памятном высказывании маршала Жукова, но немцы не выдержали удара пехоты, поддержанного слабенькими пулемётными танками. Правда, три из них потеряли, пока красноармейцы не взяли деревушку.
Дождавшись, когда атакующий батальон хотя бы чуть-чуть укрепится, обе батареи самоходок и сразу две гаубичные батареи 24-й дивизии начали артподготовку на направлении Мурованой Ошмянки. Под прикрытием артогня оба Т-10 и две «тридцатьчетвёрки» втянулись в дефиле между двумя лесными массивами северо-западнее Медюнов, придерживаясь дороги. Остальные шесть Т-34–85 пошли левее их, ближе к левой роще, где грунт послабее.
Как я и ожидал, из кустов по головной машине ударили немецкие противотанковые пушки. Но для толстой шкуры Т-10 даже более мощные 50-мм орудия были, как слону дробина. Вскрывшиеся позиции противотанкистов из 85-мм стволов расстреливали «тридцатьчетвёрки». А преисполненные достоинством тяжёлые танки хранили гордое молчание, лишь постреливая из спаренных 14,5-мм пулемётов. А по ним, пытаясь задержать их неумолимое шествие, откуда-то из-за леса на окраине Мурованой Ошмянки лупили немецкие полковые орудия.
Танки стали скрываться за деревьями, и у меня взыграло любопытство. Я приказал механику-водителю ехать к Медюнам, чтобы видеть, что будет дальше.
Полковая артиллерия, опасаясь попасть по своим траншеям, перенесла огонь на наступающих красноармейцев, часть которых принялась прочёсывать левый лесок. Танки же, даже потерявшая гусеницу от близкого разрыва 150-мм снаряда «тридцатьчетвёрка», метров с семидесяти расстреливали из пулемётов немецкие траншеи.
Я по радио передал приказ самоходчикам перенести огонь за тот самый лесок, откуда, как мне показалось, стреляла полковая артиллерия, и её огонь действительно ослаб.
Тут подоспела пехота, и танки, за пять минут преодолев две линии траншей, вышли на дорогу, соединяющую Мурованую Ошмянку и уже сильно разрушенное немецкими обстрелами Толминово. И тут первый раз гавкнула пушка Т-10. Судя по всему, по не до конца уничтоженной немецкой полевой артиллерии. Принялись стрелять по Мурованой Ошмянке и подтянувшиеся Т-34, дожидаясь подхода пехоты. А дождавшись, медленно поползли к деревне.
Из-за деревьев бой за неё я уже не видел. И дальше идти было нельзя: требовалось командовать своим подразделением, а не участвовать в атаке чужого. И перебрасывать самоходки поближе к Толминово: с большой вероятностью противник мог попытаться контратаковать, чтобы вернуть себе Мурованую Ошмянку, бой в которой продолжался около часа.
Я не ошибся: попытался. Без артподдержки (позже я увидел то, что осталось от позиций немецких дальнобойных пушек после бомбёжки «стратегов». Это было жутко!), только пехотой и танками с севера от Ровного Поля. Совершенно предсказуемо контратаку отразили при поддержке перекидного огня самоходок. А «тридцатьчетвёрка», экипаж которой уже заменил пару разрушенных траков, совместно с Т-40 разведбата 24-й дивизии зачистил от мелких гарнизонов деревушки западнее Мурованой Ошмянки.
Генерал Галицкий воспользовался отходом немцев и для того, чтобы восстановить позиции второго полка, ранее отступившего под натиском гитлеровцев к Толминово и Укропишкам. Теперь его красноармейцы окапывались по юго-западному берегу довольно заболоченного ручья Загорники от деревушки Швабы до Толминово, а ещё восточнее — километра на полтора севернее Укропишек.
У соседней 174-й стрелковой дивизии подобного нашему ударного кулака не было. Лёгкие танки в остатках 5-й танковой дивизии полковника Фёдорова таяли, а нового пополнения к нему не подходило. Впрочем, и удар Самаро-Ульяновской дивизии не обошёлся без потерь в бронетехнике. Я уже упоминал о сожжённых у Ворней плавающих танках разведбата 24-й стрелковой. В боях у Мурованой Ошмянки был подбит один Т-34, и ещё два получили повреждения, которые можно было исправить за несколько часов. Ну, и потери личного состава дивизии оказались приличными: более ста убитыми и около 300 ранеными. Зато со станции подошли 8 танков КВ-2, предназначавшиеся 24-й Самаро-Ульяновской дивизии, но «заблудившиеся» в пути. Только теперь их передали 5-й танковой.
С окончанием боёв в районе Мурованой Ошмянки пришли и известия из Сморгони.
Мост через Вилию удалось отстоять. В том числе, и за счёт поддержки огнём 467-го тяжёлого артполка. Но пришлось ослабить 50-ю стрелковую дивизию, и два батальона 2-го стрелкового полка которой перебросили на правый берег реки. Они заняли позиции в районе Укропенки с фронтом на восток.
Плохо было то, что немцам оказался открыт путь на областной центр Вилейка, через который проходит железная дорога на Полоцк. А при продвижении на юг можно выйти непосредственно к Молодечно, где находится штаб корпуса и почти нет боевых подразделений.
Так что ночь с 3 на 4 июля бригада провела на марше. Сводный полк, танково-самоходный полк и приданный части двигались по прямой дороге от Сморгони на Молодечно, а мой батальон и неполная танковая рота (подбитый и повреждённые танки по согласованию со штабом бригады передали полковнику Фёдорову) — обходным путём через Новосёлы, Боруны, Крево, Марково. По ужасным дорогам, полностью приходившим в негодность после прохождения тяжёлой техники. Да и сама техника вела себя не лучшим образом: всё-таки у многих машин ресурс практически выработан. Но приказ выполнили, пройдя за десять часов около 80 километров.