Трое из Леса. Вторая трилогия

Вождь угрюмо кивнул:
– Вот и хорошо. Мы возродим древнюю славу своего народа якгенов! Мы создадим державу якгенов, перед которой будут трепетать все царства, королевства и империи. Но сначала надо сделать первый шаг – раздавить этих троих насекомых. Так что возьми крепких воинов и шагай!
Гигант кивнул, взмахом длани позвал кого-то из темноты, но Таргитая уже что-то кусало за ноги, явно в темноте встал в муравейник, а еще Олег говорил, что даже умный может встать в муравейник, но только Таргитай в нем останется, и он поспешно выступил из темноты, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить пятерню в портки и не почесать в развилке.
 
Глава 37
 
Все замерли, когда рослый незнакомец, так внезапно выступивший из тьмы, сказал чистым ясным голосом:
– Зачем посылать их так далеко?
Воины схватились за копья. Таргитай оказался окруженным нацеленными в него остриями.
Вождь быстро посмотрел в темноту. По его знаку трое воинов тут же отодвинулись и пропали, явно ищут, с кем он пришел.
– Ты кто, дерзкий?
Таргитай сперва подумал, что спрашивают не его, даже оглянулся, он-то никогда не был дерзким, но вождь смотрел бешеными глазами, и Таргитай ответил вежественно:
– Насекомое. Которое пришло само.
Воины зароптали. Из темноты выныривали еще и еще, ему в грудь, в бока смотрели уже десятки острых жал.
– Ты пришел оттуда?.. – спросил вождь напряженно. – Почему ты не спишь?
Признаваться, что его разбудили, дав по морде, не хотелось даже чужаку, а уж Мраку тем более не признается.
– Наверное, – предположил он, – твой бог не такой сильный, как наши баечники.
Воины негодующе зашумели. Баечники у любого народа считаются самыми низшими, даже сарайники главнее. Блистающие в лунном свете острия приблизились к его груди, уперлись в бока. Вождь раздулся в размерах, так выпятил грудь, набрав воздуха:
– Сильнее моего бога нет на свете!
– Но где же он? – спросил Таргитай.
Он недоумевающе оглядывался по сторонам. Вождь, покраснев от гнева, в лунном свете это выглядело, как будто он потемнел, закричал:
– Ты… дикий человек!.. Наш бог явится, когда вот на этот жертвенный камень прольется твоя горячая кровь!.. Когда брызги крови щедро оросят…
Он замахнулся кривым мечом. Таргитай непроизвольно отшатнулся, мгновенно выбросив вперед руку. Кулак наткнулся на зубы вождя, тот выронил меч и повалился навзничь прямо на жертвенный камень. Из-под вождя внезапно пошел пар, земля слегка вздрогнула, Таргитай услышал довольное рычание и лишь тогда понял, что вождь барахтается на жертвенном камне, а кулак разбил ему лицо, вбил зубы в глотку, а крови натекло столько, словно зарезали кабана. И все потому, что тот от злости так налился дурной кровью, что вот даже не ударил, толкнул только, а у этого прямо красные фонтаны из ушей…
Грозный рев стал громче, вождь с трудом поднялся, бросился на чужака. Воины чуть расступились, давая место для поединка своего вожака с этим лесным человеком. Таргитай, уже осердившись, встретил его новым ударом в лицо. Хряснуло, вождь отлетел, снова упал на жертвенный камень навзничь, руки и ноги дробно дергались, но сам не шевелился, словно сломал спину.
Земля дрогнула сильнее, рев стал оглушающим. Внезапно из темноты выступила огромная страшная фигура в полтора человеческих роста, широкая и в странной, блестящей под луной чешуе. На голове тускло мерцали рога, но пасть была полна зубов. Ноги вызванного бога были короткие, толстые, как бревна.
Таргитай видел, как люди с копьями подались назад, падали на колени, вскидывали ладони кверху, что-то бормотали. Бог взмахнул длинной лапой над жертвенным камнем. Таргитай отступил на шаг, вытерся от горячих капель, упавших на щеку, а зверобог ухватил покалеченного вождя за ноги, рванул в разные стороны. Таргитай содрогнулся от страшного крика жертвы. Зверобог жадно пожирал несчастного, в громадной пасти хрустели кости, он поедал его вместе с одеждой и доспехом.
– Какой ты бог? – удивился Таргитай. – Ты просто волк.
 
Зверобог, сунув в пасть ногу вожака, протянул свободную лапу к Таргитаю. Тот ударил по ней кулаком. Ощущение было такое, что ударил по отесанному бревну, да еще обожженному для крепости. Но лапа дрогнула, а зверобог взревел в оскорблении, выронил из пасти последний кусок мяса жертвы, протянул обе лапы к Таргитаю.
Таргитай подумал, встал так, как становился Мрак, грудь вперед, плечи напряжены, показал в улыбке за неимением клыков белые ровные зубы и сказал сурово и мужественно:
– Хочешь крови? Ты ее получишь. Даже больше, чем ожидаешь.
Он обхватил обеими руками чудовище, с силой сжал. Снова было ощущение, что обнимает могучий ствол дерева, если бы не странная рыбья чешуя, тут же страшные лапы сомкнулись на спине Таргитая. Чудовище сжало его так, что захрустели кости и потемнело в глазах.
– Даже больше, – повторил он сквозь зубы, – даже больше…
И все же могучие лапы чудовища давили с такой силой, что ребра трещали и, похоже, лопались. Боль стегала, как пастух кнутом, в глазах стало темно. В ушах гремели водопады крови, шум превращался в рев.
В последнем усилии сам сжал из последних сил, тут же руки ослабели, но вроде бы чуть ослабла и хватка противника. Снова набрал воздуха, напрягся и, не обращая внимания на боль в сломанных ребрах, сдавил изо всех сил.
Едкий пот заливал глаза, но успел увидеть вытаращенные глаза воинов. Их бог все еще не сокрушил чужака! И еще Таргитай ощутил, что хватка чужого бога ослабла, он снова хватил воздух полной грудью.
Он чувствовал, как вздуваются бугры мышц спины, отвердела грудь, а руки превратились в тугие корни старого дерева. В глазах стало темно уже от своих усилий, а в висках стучали не молотки, а били тяжелые молоты подручных кузнеца.
Сверху заливало тяжелое, как деготь, зловонное дыхание. По щеке потекло горячее и липкое, то ли пот, то ли слюни чудовищного бога. Прямо в ухо хрипело, булькало, уже совсем не победный рык, не торжествующий рев, а хрип старого злого зверя…
– Я тебя заставлю… – простонал он, вспоминая слова мужественного Мрака, – заставлю рылом хрен копать…
Сил не было, ноги подгибались, слова Мрака словно добавили мощи, но и зверобог тоже нашел в себе силы сдавить из последних сил, Таргитай едва не закричал, но снова вспомнил Мрака, как тот умеет разозлиться, вспомнил ярко горящие хатки полян, распятого на двери своего дома Степана, замученных женщин, и пусть этот не знает полян, но он тоже из тех, такой же…
Он был как в горячем тумане, но в руках трещало, его грудь чувствовала, как та каменная плита, к которой прижат, дала трещину, разваливается на валуны, а те крошатся, рассыпаются в щебень, песок, пыль…
Пальцы его разомкнулись, выпуская непомерно тяжелое тело. Рогатый зверь рухнул, чешуйчатые лапы звонко, как железные, ударились о камни, заскреблись и медленно застыли.
Таргитай, чувствуя, что теперь не отобьется и от хомяка, дрожащей ладонью смахнул липкий пот с глаз. Воины разом опустились на колени. Лица их даже в красном пламени выглядели странно белыми, а руки и вовсе стали тонкими, как прутики ивы со снятой корой.
– Идите, – прохрипел он, – и… живите мирно.
Они пали ниц, стукались головами оземь. Он видел только сгорбленные спины, такие одинаковые и похожие на могильные холмики. От этой мысли стало совсем печально.
– Идите, – он хотел махнуть рукой, но не смог вскинуть это тяжелое бревно, что заменяло руку. – И лучше… землю пахать… но живыми… чем мертвыми якгенами…
Повернувшись к ним спиной, с тоской посмотрел на черную стену, что острым краем уперлась в звездное небо. Похоже, так высоко и в таком красивом месте в самом деле похоронил великого героя. А от великого и по морде получить не слишком зазорно.
Любишь кататься, люби и саночки возить, смысл он понял, когда карабкался по крутому склону. Когда спускался, то одна нога была еще возле костра, а вторая уже внизу, слушал вождя и этого тупого гиганта, а теперь шел, карабкался, наконец, уже полз, хрипя и цепляясь скрюченными пальцами за камни, а огонек его костра приближался так медленно, словно на самом деле потихоньку пятился.