Необыкновенное приключение Никиты Рощина
Весь день приходилось сидеть в сакле. Алексей Алексеевич часто уезжал на купленном за "бешеные" деньги мерине Пузанке в город на заседания "Комитета восстановления государственного порядка". Никита, чтобы не отбиваться от чтения и за неимением иных книг, читал "Молоховца", поваренную книгу, и на ней же решал арифметические задачи. Василий Тыркин вырезал деревянные ложки,- этому его научили в ударном батальоне.
Ложились спать рано. Вставали с восходом солнца. В сакле было хорошо, покуда горел очаг, завелись даже сверчки и мыши, но за ночь сильно выдувало.
Однажды на рассвете Никита проснулся от холода. На столе горела свеча, воткнутая в бутылку. Отец, уже одетый, сидел на корточках перед очагом и дул под охапку хвороста в угли. Никите стало очень жалко отца, сидящего на корточках, и он сказал:
- Папочка, холодно,- правда?
- А вот я сейчас огонь раздую,- ответил отец негромко, взял свечу и вышел в сенцы и оттуда уже громко проговорил: - Никита, снегу-то сколько выпало за ночь!
Никита накинул пальто и выбежал в сенцы. В раскрытую дверь была видна поляна, покрытая белым, чуть голубоватым снегом. Пахло зимним, чистым холодком. За горами, в мутном небе, проступали красные полосы зари. Отец обнял Никиту за плечи и сказал странным голосом:
- А что теперь у нас в Москве делается, а?
Снег этот держался долго, хотя дни стояли мягкие, с задернутым мглою солнцем. Василий Тыркин еще до рассвета теперь начал уходить в лес, пропадал там целыми днями. "Время, парень, строгое,- говорил он Никите,самое теперь время красного зверя бить". Иногда он брал с собою и Никиту.
Однажды мальчики забрели далеко в горы и обходили овраг, где, по расчетам, должен был лежать медведь. Никита шел с опаской, осторожно раздвигая сучья, ронявшие снег. Василий Тыркин посвистывал иногда, саженях в ста по той стороне оврага.
Вдруг неподалеку послышался хруст дерева. Никита остановился,- ясно было слышно, как кто-то ломает сухие ветки. У него стало пусто в коленках. "Ну, нет, не струшу",- повторил он несколько раз и ползком начал спускаться в овраг.
На склоне оказались следы, точно кто-то хотел подняться и съехал,из-под снега зеленела мерзлая трава. Никита поднялся, чтобы обогнуть кусты, и сейчас же увидел трех людей, сидевших с поджатыми ногами на снегу вокруг кучи хвороста, приготовленного для костра. Все трое были в папахах и бурках, усатые и черные, и мрачно глядели на хворост.
Но вот ближайший начал поворачивать голову и впился в Никиту круглыми темными глазами... Вскочил на ноги и выхватил из-под бурки кинжал. Товарищи его тоже поднялись, вынули кинжалы. Затем первый подошел к Никите, взял его, как филин, жесткими пальцами за руку и дернул вниз, поставил около костра.
- Ты кто такой? Ты зачем здесь? - спросил он свирепо. Его товарищ схватил Никиту за подбородок и сказал: ""Ва!" Другой щелкнул очень больно Никиту в нос и сказал: "Ха, ха!"
- Пожалуйста, не щелкайте меня по носу,- проговорил Никита неожиданно шепотом, и сейчас же, чтобы не показать, будто он трусит, он выдернул руку и толкнул в живот того, кто сказал "ха-ха". Человек этот подскочил, ударил в ладоши и сел на корточки,- коричневая рожа его была осклаблена, выпученные глаза - желтые, как от табаку.
- Не смейте меня трогать, а то мы с вами расправимся,- насупившись, пробурчал Никита. Тогда первый опять взял его за руку и прохрипел:
- Спички у тебя есть?
Никита подал ему коробочку со спичками. Все трое закричали: "Га! ва! ха-ха!" - и подожгли костер,- повалил дым, затрещали сучья. Никита сказал, что ему бы нужно теперь идти. Ему на это ответили:
- Мы тебе руки свяжем, уведем в горы. Нам за тебя денег дадут.
- Вы разбойники? - спросил Никита, кусая ноготь.
- Кто - мы? Конечно - разбойники. Мы дома жжем, людей режем, деньги себе берем. Мы абреки.
Разбойники опять вынули кинжалы, и каждый начал резать на мелкие кусочки мерзлую баранину, лежавшую тут же на снегу, насаживать кусочки на хворостинку.
"Бах!" - вдруг раскатился по лесу выстрел. Разбойники, как на пружинах, вскочили, оглядываясь, ощерясь. "Бах! Бах! Бах!"-один за другим хлестнули и гулко покатились по лесу три выстрела. Никита увидел в шагах пятидесяти Василия Тыркина, стрелявшего с колена по разбойникам. Никита сейчас же бросился в гору и лег. "Бах! Бах!"
Затем все затихло. Только очень далеко трещали сучья,- улепетывали разбойники. И скоро послышался тревожный голос Василия Тыркина:
- Никита? А Никита? Куда ты провалился?
- Здесь я,- ответил Никита, размазывая ладонью вдруг полившиеся слезы.
ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
В феврале опять подул ветер, хлынули дожди, вздулся и сердито заревел поток, и уже по-весеннему зашумели влажные леса.
А когда выглянуло солнце, на коньке сакли свистнул протяжно скворец и, задирая к солнцу черную головку, залился на разные чудесные голоса. Заверткин вынес было из погреба колоды с пчелами. Но радость весны прервалась неожиданным событием.
Однажды ночью все проснулись от далекого грохота, похожего на гром. Это стреляли пушки. Василий Тыркин нацепил гранаты под шинель и, озабоченно пошмыгивая, ушел на разведку. Отец то выходил из сакли и слушал раскаты канонады, то присаживался к столу и хрустел пальцами. Заверткин взял самовар и унес его в лес: "от греха подальше". Никита сидел на тюфяке,- у него ослабели ноги и было тоскливо.
В конце дня пушки стали затихать, и опять нежным голосом запел скворец на сакле. К вечеру явился Василий Тыркин с исцарапанной щекой и без гранат, бросил картуз об землю и сказал:
- Наши все пропали.
Алексей Алексеевич опустился к столу и закрыл лицо руками. Потом он позвал Никиту, поставил его между колен и, глядя серьезно в лицо ему, сказал:
- Нам нужно бежать, Никитушка.
- Куда?
- Не знаю, подумаю.
Он подошел к двери, долго глядел на горы, потом махнул рукой:
- Вот, нам уж и нет больше места на родине.
Весь этот вечер отец и Василий Тыркин совещались и не переставая курили табак. Было решено пробраться в Гагры,- на Пузанка навьючить багаж, самим же идти пешком. Отъезд назначили на послезавтра. Рано утром отец, бросавший в огонь очага какие-то письма и бумаги, сказал Никите: