Это наш дом (СИ)
— Зачем? — удивился Сократ. — У меня на эту планету настроены шестнадцатые малые врата, их можно открывать в любой точке поверхности. Так что проблем с доступом туда нет.
— Очень хорошо, — кивнул Ставицкий. — Медицинская группа прибудет через двенадцать часов. Прошу оказывать ей максимальное содействие.
— Окажу, — заверил искин. — Список оборудования я составил и отправил Лао-Цзы. Жду ваших заявок. Можно ли не закрывать сопряжение, чтобы я мог пообщаться с коллегой? За столько лет одиночества я очень соскучился по общению…
— Хорошо, — кивнул Витька. — Я не стану его закрывать, но подхватите шину питания, передаю ее вам. Поддерживать сопряжение придется вам, я не настолько опытен, чтобы делать это на расстоянии.
— Поймал шину, — сообщил Сократ. — И благодарю. За имя и доверие. Обещаю, что не подведу.
— Возвращаемся! — скомандовал майор.
Задание было выполнено, контакт с местным искином установлен, а дальше пусть старшие разбираются. Витька настолько перенервничал за эти несколько часов, что у него тряслись руки. Чуть ли не впервые в жизни ему хотелось выпить чего-то крепкого.
Ставицкий сочувственно посмотрел на мальчишку, на которого неожиданно свалилась такая ответственность. Но молодец, держится. Он уже не землянин, он уже имперец, это ясно, как божий день. И слава Богу! Побольше бы таких ребят, тогда удастся достичь цели быстрее.
Когда все вернулись на сегментную станцию, майор отвел Витьку в сторону и заставил трясущегося, как в лихорадке, парня выпить пару глотков спирта, который по привычке, полученной во время Великой войны, всегда носил с собой в небольшой фляге. После чего отправил домой на фрегате, его отряд оставался на станции, обеспечивать охрану. Следовало устроить бойцов и устроиться самому, а потом можно будет пару часов поспать.
Глава 22
Долго надувавшийся нарыв все-таки лопнул, правда, на несколько дней позже, чем предсказывали социологи, в чем-то они ошиблись. Наверное, дамы и господа из гламурной тусовки оказались трусливее, чем предполагалось, что, впрочем, совсем не удивительно. Сытая, тупая жизнь все же стала светлоликим в глотках колом. Ну еще бы, ведь прежние властители дум внезапно оказались никому не нужны. Блогеров лишили блогов, певцов ртом — возможности выступать, недохудожников — устраивать перфомансы из размазанного по полу дерьма и прибивать к брусчатке собственные гениталии. То есть, их всех лишили публичности, оставив вариться в собственном соку. О них больше не писали, не вспоминали, не приглашали на телевидение, не посвящали им статьи и исследования, да что там, о них просто не говорили. И это оказалось для богемы мучительнее всего. Причем все вышесказанное относилось только к псевдотворцам — настоящие занимались своим делом, писали книги, картины и музыку, не обращая внимания на окружающее. И если их творчество было светлым, а не чернушным, то его позволяли показать людям.
Трудно сказать, как сумели сговориться светлоликие, не имеющие возможности переписываться по интернету, поскольку находились в сером списке. По телефону разве что, да при личных встречах, а они общались только с такими же, как сами, обычные люди, не говоря уже об имперцах, псевдотворцов интересовали крайне мало — они были уверены в собственной сверхценности для мироздания. К тому же идиотов кто-то уверил, что ничего им за протест не будет, ведь они не либералы, тех, особенно самых известных, давно сослали на Саулу. А они всего лишь борются за свободу, которой их лишили. Удивительно, но дамы и господа поверили, и вышли на демонстрацию в полуголом виде. Некоторые вообще шли голые, разве что мужчины нацепили на причинное место носок, а женщины заклеили оное куском скотча.
Имперские службы спокойно наблюдали за собирающимися на Манежной площади паразитами и извращенцами, собираясь разом накрыть тех, кто до сих пор сидел тихо. Их всех ждала пожизненная ссылка. Также Таорай приказал оперативникам Конторы пройтись по связям арестованных, пора было окончательно вычистить этот гнойник, иначе он то и дело будет прорываться. Этих людей не перевоспитать. Не захотели нормально, спокойно и сыто дожить свои жизни, не гадя обществу, значит поедут на Саулу, где старожилы, в кровавых драках поделившие власть, быстро укажут им на место у параши.
— Наконец-то мы решились заявить этим имперским фашистам, что мы народ и мы здесь власть! — возбужденно заявила «певица» Клава Бока, от «песен» которой тянуло блевать любого нормального человека.
— Да, мы здесь власть! — чуть не запрыгала Кира Стар, инстаграмная блогерша, ставшая популярной, демонстрируя на камеру всяческие издевательства сперва над собственным причинным местом, а потом занявшись поклонницами, которых у нее завелось предостаточно. — Надо показать этим, кто мы такие! Они никто! А мы — все!
— Хватит, наше терпение лопнуло! — поддержала их Сима Коян, снимавшаяся обнаженной на фоне церквей и мечетей, и страшно разочарованная тем, что ей запретили это делать.
Вокруг раздался одобрительный гул богемных извращенцев. Они все были за, совершенно позабыв, как имперцы разбираются с протестами. Слышавший вышеуказанные выкрики через микрофоны парящего над толпой мини-дроида Таорай только головой покачал. Деграданты какие-то. Мозги отсутствуют, как понятие. Ясно, что их кто-то настроил на все это, накачав наркотиками, анализ крови нескольких вытащенных из толпы четко говорил об этом. Впрочем, ясно кто — агентура спрятавшихся, которой еще хватает.
Когда все рискнувшие высунуться собрались на площади, инквизитор немного помедлил, и отдал дроидам приказ залить Манежную парализующим излучением. Допустить шествие по улицам Москвы голых и полуголых извращенцев он не мог, достаточно того, что пришлось просить жильцов окружающих домов на несколько дней съехать, предоставив им бесплатные путевки на лучшие курорты Пандоры и Владии.
Все окружающие Манежную площадь телепорты, а их к этому моменту успели наставить больше двух десятков, засветились, и оттуда валом повалили оперативники Конторы, начав тут же собирать и уносить парализованных извращенцев, испуганно вращающих глазами. До тех, похоже, наконец дошло, что они нарвались, причем конкретно. Их ждал суд искинов и пожизненная ссылка. Раз не способны принять забвение, то пусть мучаются на Сауле. Главное, чтобы они не оставляли никакого информационного следа в общественном бессознательном. И так слишком много вреда причинили.
— Процесс над извращенцами сделать публичным, транслировать его по телевидению, — велел Таорай, когда площадь опустела. — Это напугает более осторожных, не решившихся сегодня высунуться.
— Но они тогда затаятся, — возразил полковник Доринин, сейчас выглядящий тридцатилетним. — Так ли это хорошо? Нам ведь желательно выдавить из общества всю эту шушеру.
— Но и слишком большую жестокость проявлять тоже не следует, это заставит отвернуться от нас потенциальных имперцев, — вздохнул инквизитор. — Нам, опять повторяю, важно, чтобы шушера не оставляла информационного следа, не имела возможности нигде и никак высказать свое мнение. Так было сделано в главной реальности, и это сработало. Да, для создания солидарного общества понадобится двести-триста лет, но иначе никак.
— Не знаю, — покачал головой бывший энкаведешник. — Я бы лучше всех этих скотов разом накрыл, чтобы просто исчезли и на пачкали своим существованием мир.
— Так вместе с водой можно выплеснуть и ребенка, — грустно улыбнулся Таорай. — К сожалению, иногда вместе с этими маются дурью и настоящие творцы, а вот их терять не хотелось бы. О, вот, кстати, живой пример. Ребята, проверяющие связи извращенцев, только что отчет прислали. Один из недохудожников, создававший инсталляции из старых шин и высохшего собачьего дерьма, приятельствовал с коллегой из соседней студии, иногда выпивали вместе. Вот ребята и решили зайти к нему, проверить, чем занят.
— И? — заинтересовался Иван Николаевич.
— Сами смотрите.
С этими словами инквизитор переслал ему только что полученную запись.