Это наш дом (СИ)

Он на мгновение умолк, явно обдумывая какую-то внезапно пришедшую в голову мысль, а затем продолжил:
— Кину-ка я клич среди молодых инженеров, чтобы занялись разработкой сканеров, способных обнаруживать пространственные аномалии с орбиты. У нас сейчас таких нет, а если появятся, то мы сможем найти аномалию, если она вообще существует.
— А кинь! — оживился Николай Александрович. — Это мысль. Аномалия ведь может быть совсем небольшой и находиться у черта на куличках. Куда-то же эти чертовы корабли вывозили оборудование. Прежде всего, советую как следует обыскать острова в Тихом и Атлантическом океанах, особенно одинокие и никому не нужные, как тот же остров Святой Елены. Очень может быть, что портал где-то там.
— Займусь, — пообещал инквизитор. — Также пусть разведчики продолжат обыскивать Солнечную систему. Надо знать каждый ее уголок, чтобы ничего не пропустить. Вспомнить только, сколько всего мы нашли в системе Лейтена, до сих пор удивляюсь. Вообще эта вселенная богата на разные находки, такое ощущение, что это не вселенная, а проходной двор какой-то.
— У меня тоже порой такое ощущение возникает, — кивнул капитан. — Ладно, дел, как всегда, море. Бывай!
— Удачи! — улыбнулся Таорай и покинул рубку, направляясь к ближайшему телепорту.
По дороге инквизитор попросил Михалыча передать всем рабочим группам молодых инженеров просьбу о разработке орбитального сканера, способного обнаруживать пространственно-временные аномалии любого типа. Он был уверен, что за его появлением дело не станет, успел убедиться, как умеет работать имперская молодежь.
* * *
Войдя в парижскую имперскую канцелярию, доктор философии Франсуа Мерсье поморщился при виде чудовищного герба на стене, но промолчал, прекрасно понимая, что его мнение здесь никому не интересно. Проклятые пришельцы плевать хотели на всех, кроме себя самих, и с презрительным видом игнорировали любое чужое мнение. Даже американцы так демонстративно не вытирали об европейцев ноги, как это делали имперцы. Особенно бесило отсутствие доступа к их великолепной медицине, позволяющей жить сотни лет молодым и здоровым. За деньги этот доступ было не купить, в системе имперских ценностей деньги занимали далеко не главное место, и это было первым, что вызывало ступор у любого здравомыслящего человека.
Понять, чего добиваются имперцы, не удавалось лучшим аналитикам. Впрочем, русские, чтоб им всем в ад провалиться, их никогда не могли понять. На вид — нормальные европейцы, но при этом как вытворят что-нибудь, и все расчеты осыпаются, как снежинки под порывистым ветром. Именно поэтому в Европе так хотели избавиться от этого проклятого, мешающего всем вокруг спокойно жить народа. Ведь, невзирая ни на какие усилия, русских так и не удалось сделать простыми и понятными. Их творческая и управленческая элиты принимали западные идеалы, а простой народ не желал, и все тебе тут. Оставался таким же странным, непонятным, даже пугающим.
В конце концов всем заинтересованным сторонам стала ясна необходимость окончательного решения русского вопроса. К этому так долго готовились, столько сил и ресурсов было подчинено благой цели. Но нет, в последний момент явились пришельцы из будущего и все изгадили, низвели западный мир в полное ничтожество. Сколько хороших, достойных людей они убили! Какие великие планы из-за них улетели в тартарары! Вспомнив длинные ряды виселиц, на которых рядами висели совсем еще недавно богатые и влиятельные дамы и господа, ранее неприкасаемые, Франсуа только скрипнул зубами от бессильной ненависти.
Затем имперцы ограбили всех богатых людей, введя свою валюту по всему миру, и обменяв каждому смешную сумму в сто тысяч новых рублей. В итоге поколениями собираемые капиталы рассыпались пеплом по ветру, превратив еще недавно богатых людей в нищебродов. Но ничего, сохранились связи, а это главное. И сейчас ситуация начала понемногу выправляться. Да, западные страны больше не имели сил, чтобы решать важные вопросы военным путем, но ведь есть и другие пути. Главное, понять, что можно сделать в текущей ситуации, а чего нельзя. А это сложнее всего, ведь цели врагов неясны. И это было хуже всего, поскольку не зная их целей невозможно строить линию собственного поведения.
 
Власть в мире имперцы захватили на удивление легко, но этим не закончилось. После этого они начали творить что-то совсем уж несуразное. Вот зачем им понадобилось полностью уничтожать преступность, как таковую? Какой прекрасный способ контроля над чернью был! А теперь его нет, и попробуй на кого-то надавить, если понадобится. Вспомнив недавний случай, Франсуа тяжело вздохнул. Предприимчивый простак договорился с не имперскими русскими, что они будут частным порядком привозить в Европу голографические компьютеры, планшеты, коммуникаторы и прочую бытовую технику, на столетия опережающую местную. Понятно, что уважаемые люди пожелали перехватить столь перспективный бизнес, тем более, что прибыль шла уже в имперской валюте, что немаловажно. Так нет же, подонок не согласился отдавать, хотя ему готовы были оставить целых пять процентов! А когда его попытались принудить, угрожая семье, крикнул: «На помощь!», и появившийся из ниоткуда имперский дроид расстрелял банковских охранников, отправленных к нему. После чего поганый простак пошел в имперскую канцелярию и все там рассказал! Виновные были очень быстро найдены и безжалостно повешены на площади! Включая затеявших перехват уважаемых людей. Это вообще ни в какие ворота не лезло, но не учитывать такого исхода было нельзя. Значит, теперь решать вопросы привычными способами возможности больше нет, и это безмерно раздражало.
Сейчас Франсуа уполномочили говорить от имени всего Евросоюза. Еще полгода назад мелкий чиновник не мог и надеяться на такой взлет, но все прежние начальники приказали долго жить. Власть пришлось перехватывать на ходу тем, кто помельче. Справились, конечно, но очень многое осталось вне их компетенции. Самое страшное, что влияния на умы черни больше не было! В руках истеблишмента осталась только бумажная пресса, да и та не полностью — за любую откровенную ложь и клевету имперцы прибивали журналиста за язык к дверям его собственной квартиры, и очень скоро способных рискнуть и написать то, что требуется, не осталось. Свои поганые шкуры оказались продажным писакам дороже, чем деньги и западные идеалы! А ведь рискнувшему предлагали почти сто тысяч новых имперских рублей. Но нет, все равно побоялись. Бурчали, что жизнь и здоровье дороже.
Франсуа провели в скоромно обставленный кабинет, где его ожидал молодо выглядящий блондину, он был настолько хорош собой, что им хотелось любоваться, как античной статуей. К счастью, старший секретарь Совета Европы имел традиционную ориентацию, любил красивых женщин и на мужчин не реагировал, как многие его коллеги, вынужденные теперь скрывать свои порочные наклонности. Как в прежние, проклятые времена несвободы! Да уж, свободу быть теми, кем хотят, имперцы у них отобрали. И как ее вернуть пока неясно. Но ничего, они найдут способ.
— Добрый день, — на прекрасном французском языке поздоровался хозяин кабинета, глядя на гостя спокойными серыми глазами, в которых читался опыт столетий. — Нам сообщили, что чрезвычайный и полномочный посол Совета Европы просит встречи. Приветствую вам, мсье Мерсье. Я — Мишель Жерардович де Виллар, в вашей традиции — Мишель де Виллар, возраст триста двадцать три года, уроженец Лиона.
— Вы принадлежите к роду де Виллар⁈ — полезли на лоб глаза Франсуа, едва сумевшего удержаться от вопля изумления при известии, что этот человек принадлежит к одной из самых старых и влиятельных семей Франции.
— Именно так, — наклонил голову Мишель. — Но я имперец.
— Н-но… — начал заикаться секретарь. — Н-но поч-чем-му⁈ Почему вы с ними⁈
— Потому, что они — это будущее, а вы — прошлое, причем прошлое мракобесное, затхлое и отсталое, — едва заметно усмехнулся имперец, вот только от его улыбки веяло таким ледяным холодом, что морозная дрожь по коже шла. — Я вырос в империи и впитал все ее законы и правила с молоком матери. Мне куда ближе стремление в небо, желание создавать что-то новое и невероятное, чем жажда топтать других и наживаться за их счет, чем занималась моя дорогая семейка в прежние века. Так что нынешние мои родственники мне совершенно не интересны.