Это наш дом (СИ)

Митрополит смотрел на все это с нарастающим ужасом, до него постепенно доходило из кого состоит новая имперская Церковь. Из тех, кто ничего и никому не прощает, из тех, кто считает себя вправе судить других. Он вспомнил не так давно сосланных на Сахалин фанатиков, как называл таких клир. Вот тем среди имперцев самое место! Хотя нет, имперцы слишком терпимы к другим религиям. Но то, что они полностью чужды нынешней Церкви, отец Димитрий понял четко. С таким-то отвращением к политическим играм и зарабатыванию денег! Для них существует только служение Ему. А ведь среди клира есть многие, кто охотно пойдет к ним, не желая принимать существующие порядки. И не понимают, глупцы, что иначе нельзя! Да, Церковь занимается бизнесом, да, продает услуги, к тому же многие кормятся с приходов. Кстати, а у имперцев приходы есть? Митрополит спросил об этом.
— Нет, — с улыбкой покачал головой брат Алексий. — Если в какой-то местности требуется священник, то один из местных жителей проходит обучение и рукоположение, совмещая затем две профессии. И никто ему ничего не носит и не платит, это не нужно. Гражданин империи всем обеспечен. Государство также платит за исполнение дополнительных обязанностей. На предметы роскоши хватит. А богатство у нас никому не нужно, на стремящихся к нему показывают пальцами и смеются.
— Не понимаю… — с тоской произнес отец Димитрий. — Зачем было все менять? Ну, зачем⁈
— А затем, что мир изменился, — грустно ответил имперец. — Старая Церковь перестала удовлетворять потребностям нового мира. И она изменилась. Как и все вокруг. Не изменилась бы, осталась бы в прошлом.
— Но нам теперь надо как-то существовать вместе… — пристально посмотрел на него митрополит.
— Надо. И мы найдем, как. Но сразу хочу сказать, чтобы не было кривотолков. Ни одна религиозная организация никогда не получит в империи государственной поддержки. Это основополагающий принцип. Каждая живет за свой счет. Священники — такие же граждане империи, как и все остальные, и имеют право на государственное обеспечение. Нужен какой-нибудь общине новый храм? Разрабатывайте проект и заказывайте в Строительном департаменте нанозародыш. Согласовывайте место и высаживайте его. За несколько дней храм вырастет, как и любое другое здание. Причем, это бесплатно, чтобы вы знали. Политической власти ни одна религия в стране не имеет, они вне государства. Но мы всегда поддерживаем и помогаем, если империи нужны наша поддержка и помощь. Вас мы об этом не просим, понимаем, что для вас подобные отношения в новинку.
— Мы будто не помогали… — горько усмехнулся отец Димитрий. — Если понадобится, тоже готовы. Найдутся истово верующие люди, способные идти куда угодно, чтобы нести слово Божье.
— Вот и хорошо, — улыбнулся брат Алексий. — Только хочу предупредить, что если найдется кто-то из священников, призывающий людей к бунту против империи, то такой отправится в пожизненную ссылку на Саулу. У нас и так столько проблем, что с ума сходим. Недавно вот обнаружили планету после ядерной войны, там всего несколько тысяч человек из трех с половиной миллиардов населения выжили. В убежищах. Сейчас лихорадочно обыскиваем все доступные и недоступные места там, может, кого-то еще не нашли.
— Ужас какой! — перекрестился митрополит, нервно поежившись.
— Идет освоение семи, пока семи планет, не считая Земли, — вздохнул имперец. — Работы столько, что спать некогда. Но мы справимся. Дома справились, и здесь справимся. Мы все равно сделаем мир добрым и светлым, чего бы это нам ни стоило.
— Такой зверской жестокостью? — передернул плечами отец Димитрий. — Вы же убиваете всех, кто не ложится в прокрустово ложе ваших правил!
— А иначе не получается, — развел руками брат Алексий. — Носители некоторых идеологий не меняются, как их ни переубеждай, и стараются привести мир к адскому стандарту: каждый сам за себя. Мы, к сожалению, успели в этом убедиться на печальном опыте. К тому же устраняем мы только самых опасных. Остальным просто дадим дожить их жизни, закрыв возможность публично озвучивать свои идеи. Естественно, увеличение срока жизни они тоже не получат, нам такие в будущем не нужны. Понимаю, это звучит жестоко, но иного выхода нет, если мы хотим добиться, чтобы люди стали светлыми и крылатыми душой, способными войти в Царство Божие.
 
— Вы беретесь судить, кто достоин, а кто не достоин долгой жизни? — с грустью посмотрел на него митрополит. — С вас ведь за это спросится, там, — он поднял глаза вверх. — Обязательно спросится…
— Спросится, — не стал спорить имперец. — Но мы уверены, что куда сильнее спросилось бы, если бы, имея возможность хоть как-то изменить страшную ситуацию, мы остались безразличными.
— Возможно, вы и правы, — вздохнул отец Димитрий. — Значит, на помощь империи Церкви надеяться нечего?
— Нет, — покачал головой брат Алексий. — Зародыши храмов получать сможете, плюс все права граждан империи за отдельными священниками остаются в полной мере. Захотите участвовать в жизни страны более полно — тогда ситуация может и измениться. У нас, понимаете ли, не верят в слова, только в дела. И лучшая молитва, по нашему мнению — молитва деянием.
— А что мы можем сделать? — поинтересовался митрополит.
— Хотя бы прислать молодых священников в новые поселения, где некому становиться таковыми, — пожал плечами имперец. — Но их сразу надо будет предупредить, что быть только священниками не получится, придется совмещать служение с другой работой. Врачом хотя бы. Учителем. Или еще кем. Также им может показаться дикими некоторые местные обычаи. Например, на Ирине и Александре очень распространено многоженство, поскольку число женщин там превышает число мужчин вдесятеро. Они не имели другого выбора, если хотели выжить. Сейчас ситуация понемногу выправляется, но там так привыкли и менять свои привычки не собираются. Да и не нужно. И таких примеров можно привести множество. Не хотелось бы, чтобы, увидев что-то ему лично неприятное и непонятное, молодой священник кидался изобличать и проклинать. Это ни к чему хорошему не приведет. Только к тому, что он угодит в серый список.
— Мда… — только и сподобился сказать отец Димитрий.
Умом он понимал, что жители Ирины и Александры действительно не имели выхода, но все внутри него протестовало против идеи многоженства. Все же имперцы действительно слишком другие, слишком изменившиеся по сравнению с землянами. А ведь молодежь потянется к ним, да что там, уже вовсю тянется и вербуется на другие планеты. Таких невероятных возможностей на родине никто не имеет. Имперцы взялись за перевоспитание населения очень плотно, и у них пока все получается. Но, может, это и к лучшему? Может хоть так удастся уменьшить число людей-зверей? Хотелось бы верить, но старый прожженный циник не мог. Что ж, он посмотрит, что из всего этого получится. Главное, что варианты сотрудничества есть.
Митрополит со вздохом распрощался и покинул кабинет. Ему сегодня предстояло обсудить увиденное и услышанное с другими высокопоставленными церковными иерархами.
В другом кабинете того же здания задумчиво смотрели друг на друга два еврея. Пожилой, скорее даже старый Исаак Соломонович Гештин, главный раввин Москвы, и совсем еще молодой Моисей Михайлович Шапиро, имперец. Хотя последний на самом деле был впятеро старше собеседника.
— Вы, я вижу, еврей? — осторожно заметил Исаак Соломонович, которому этот человек кого-то мучительно напоминал, кого-то очень хорошо знакомого.
— Да, еврей, — с легкой улыбкой подтвердил Моисей. — Но, прежде всего, я имперец. Помимо прочего, раввин. В общем-то, меня можно назвать главным раввином империи в данной реальности.
Старик резко выпрямил спину. Его принимает не простой человек? Главный раввин империи — это очень серьезно. Это более, чем серьезно! Но не слишком ли он молод для такой должности?
— Мне четыреста сорок семь лет, — понял его сомнения имперец. — Прошел великую войну, воевал до последнего дня. Так что молодым я только выгляжу.
— Ясно, уважаемый, — наклонил голову Исаак Соломонович, подивившись про себя такому возрасту, а потом вспомнил, что пришельцы живут до тысячи лет молодыми и здоровыми. Остается только позавидовать.