Оборотни. Медвежья услада (СИ)
Мягко поглаживая, попыталась сцедить излишки, но дело шло туго.
Конечно, можно было бы попросить Хелен, но… Эви вздрогнула не то от боли, не то от воспоминаний о ней.
Свекровь не зря носила прозвище Медвежья Лапа. Мигом избавила от лишнего молока, а Эви потом не могла подняться с лавки — ноги отнялись.
«Молочная ты, — одобрительно ворчала Хельга, разминая ей грудь. — Да деткам теперь другое нужно…»
Эви тяжело вздохнула — что верно, то верно.
Двойняшки уже на десятый месяц перестали нуждаться в материнском молоке, предпочитая взрослую пищу.
Сначала от груди отказался Бран — сын Бьёрна, а затем Брэнда — дочь Бьярга.
Эви не могла сдержать улыбки.
Родить сразу от двух мужей — это настоящее чудо! Но как же трудно дети появились на свет! Если бы они стали первенцами, то неизвестно чем закончились бы роды. К счастью, ее бедра и тело были подготовлены двумя предыдущими беременностями. Первенцем стала дочка Бьёрга — золотоволосая Ванда, вторым — сын Бьярга, темноглазый Ульрик.
Эви вздохнула и вновь сдавила грудь, пытаясь сцедить молоко.
Теперь-то ее фигура совсем не так стройна, а на растянутой коже появились некрасивые полоски. Да, бледненькие и маленькие, но они были! И даже оборотничья слюна не могла с ними справиться.
Хотя Эви никогда не отказывалась от помощи мужей в наведении красоты.
Шею мягко сдавило теплом.
Эви даже замерла, не смея поверить своим ощущениям. Неужели⁈ Однако с каждым ударом сердца тепло ширилось и крепло, растекаясь по венам мягкой истомой.
В напряженном ожидании прошло пять минут, десять… Но вот за дверью послышался тихий шорох, а через мгновение в баню ввалился обнаженный муж.
— Бьёрг!
Позабыв обо всем, Эви бросилась к любимому.
Муж с хохотом подхватил ее на руки и, не размениваясь на приветствия, впился жадным поцелуем в губы.
Возбуждение вспыхнуло, подобно обжигающему пламени. Тело облизнуло жаром, и даже грудь перестала так сильно болеть. Эви самозабвенно отвечала на поцелуй, сплетая языки в сладком танце. Запустив пальцы в роскошную светлую гриву, нетерпеливо дергала за прядки и терлась о мужа всем телом.
Так соскучилась! Ее любимых не было больше двух месяцев. Они обходили границы леса, проверяя дозоры.
Широкие ладони скользнули по бокам и накрыли грудь.
— Ай! — зашипела Эви, инстинктивно пытаясь отпрянуть. Больно!
— Любимая? Что… Ох ты ж…
Оторвавшись от ее губ, Бьёрг осторожно тронул бугристую кожу.
—…А я-то думал, чего зверь обеспокоился. Который день рычит… Больно?
— После твоих поцелуев уже не слишком, — улыбнулась Эви, проводя кончиками пальцев по могучим плечам. И вздохнула. — Дети больше не хотят молока. А оно все прибывает.
— И как тут любимой женушке не подсобить? — проурчал Бьёрг и облизнулся.
В янтарных глазах сверкало голодное желание. У Эви ноги так и ослабли. Бьёрг ей поможет, а как же… И Бьярг не отстанет.
— От помощи не отказалась бы, — прошептала севшим голосом.
Несмотря на десяток прожитых вместе лет, близость с мужьями пьянила будто внове.
Подхватив ее на руки, Бьёрг в несколько шагов оказался около лавки и сел, устраивая Эви спиной к себе. Нывшую от боли и желания грудь обхватили чуть шероховатые, но все равно мягкие ладони.
Слегка сдавив, Бьёрг повел пальцами к соскам, осторожно разгоняя застоявшееся молоко.
Откинув голову на могучее плечо, Эви прикрыла глаза. Разраставшееся внизу живота тепло унимало неприятные ощущения и расслабляло тело.
На вершинках груди показались первые капли и, быстро набухнув, скатились вниз.
Бьёрг шумно вздохнул.
— Пахнешь так, что ума лишиться можно, — пробормотал, нежно прикусывая метку. — Любимая моя… наша…
Эви и хотела бы ответить, но язык заплетался как после кружки крепкого меда. Восхищение мужа было таким искренним. Горячим! И пусть ее тело давно уже не такое стройное, грудь опустилась, а на бедрах появились лишний вес, но ни одной секунды Эви не сомневалась, что мужья любят ее так же пылко, как прежде.
От груди по животу стекали ручейки молока, унося с собой боль. Бьёрг бережно избавлял ее от тяжести, не забывая одаривать ласками и поцелуями. В поясницу упиралась напряженная мужская плоть. Эви ерзала и терлась, без слов умоляя заполнить голодную пустоту внутри — ей так этого не хватало! И Бьярга тоже…
—… Он скоро будет, сладенькая моя, — проурчал Бьёрг, верно истолковав беспокойные вздохи. — Надобно дело завершить как должно… А мы пока…
И, оборвав фразу, коленями раздвинул ее ноги и, приподняв, медленно насадил на себя.
Эви вскрикнула, упиваясь ощущением долгожданной наполненности. Это было так ярко! Толстый ствол расталкивал лоно, заполняя его дюйм за дюймом. Крупное навершие медленно скользнуло внутрь, даруя удовольствие и легкую боль — отвыкла уже!
— Тугая девочка, — зарычал Бьёрг, стискивая ее бедра, — бархатная…
И толкнулся снова, а потом еще раз.
Эви жадно двигалась навстречу, пытаясь ускорить темп. Ей нужно больше, сильнее! Ей нужны сразу оба ее мужчины!
И Бьярг не заставил себя долго ждать.
Распахнул дверь, будто только и ждал молчаливого зова.
— Уже без меня начали, — заворчал, приближаясь в два шага. — Подождать не могли…
И, заметив молочные потеки на ее теле, облизнулся.
—… Но за угощение простить готов, — пробормотал, опускаясь на колени.
— Бья-а-арг!
Ее крик сменился стоном, когда за сосок ухватили мужские губы и жадно потянули молоко. Сделав несколько торопливых глотков, муж припал ко второй груди — Бьярг особенно любил время, когда она кормила детей, и каждую близость пробовал на вкус белые капельки.
— Сладко! — застонал, отрываясь от ее груди. — Век бы пробовал, любимая моя… наша…
И, вскочив на ноги, запустил пятерню в ее распущенные волосы.
—… Не могу больше! — зарычал, подтягивая к своему паху.
Эви с готовностью обвила крепкие бедра мужа и поймала губами призывно встопорщенную плоть. Шаловливо ударила кончиком языка по бархатному навершию и, расслабив горло, насадилась до самого основания.
Ответом ей стал восторженный рык.
О да, она как следует научилась ублажать своих любимых мишек.
Учеба была долгой. Не так-то легко принять столь внушительные достоинства при этом не испытывая тошноты. Но братья оказались нежными и терпеливыми учителями. А она — старательной ученицей.
Спустя некоторое время ей ничто не мешало делать мужьям приятно и самой получать удовольствие.
Поднырнув рукой между широко расставленных ног Бьярга, Эви легонько сжала упругие мешочки, а Бьёрг в это время ласкал её грудь, помогая снова и снова опускаться на твердую, как камень, плоть.
Очень быстро толчки потеряли плавность, уступая место голодным рывкам. Теплый воздух наполнили пошлые шлепки и разгоряченные стоны.
Братья брали ее с двух сторон разом, охаживая со всей страстью изголодавшихся по близости мужчин, а Эви им не уступала. Никакие прикосновения пальцами не могли заменить ощущения разгоряченной плоти, вонзавшейся в лоно, и лавины обжигающих ласк.
А внутри тянуло от напряжения, отдававшего сладкими судорогами по телу. Пальчики на ногах поджимались, внизу живота дрожало и немело… А Бьёрг нырнул пальцами к растянутому и мокрому от смазки лону и в несколько резких движений высек в ее теле огонь.
Выгнувшись до боли в пояснице, Эви глухо застонала.
Ей вторили два вибрирующих от рычания мужских стона
Бьярг дернул ее на себя, насаживая до самого основания, Бьерг не отстал от брата, и мужья одновременно излились в нее, перемежая слова любви с рваными вздохами.
— Сладенькая наша…
Ее стащили с колен Бьёрга и поставили на колени, заставляя обхватить его бедра.
— Любимая…
Мужские пальцы обласкали складочки, собирая любовный сок, смешанный с семенем, и обводя колечко другого входа.
— Так соскучились…
Бьёрг подтолкнул ее голову к еще твердой плоти, а Бьярг надавил сзади.