Запретная. Не остановить (СИ)

— Сколько ты выпила?
— Какая разница, — говорю я, и дергаю плечом.
Его брату я как-то сходу ответила, но вот ему отчего-то не хочу. Все дело в том, как он держится. Как будто мы с ним едва знакомы.
Жалею, что приехала, хочу поскорее оказаться у себя.
Вообще, я дура, каких поискать. Как только услышала про предполагаемую девушку, так полетела сюда сломя голову. А если бы он был не один, что бы я делала тогда? Нет, точно дура, и, наверное, никогда уже не поумнею.
— Этот клуб принадлежит вам? — спрашиваю я.
Только затем, чтобы просто не молчать.
Откладываю стакан в сторону, поднимаюсь с места.
— Да, — отвечает Гордей. — Вообще брату, ему больше нравится подобное, но… иногда же надо чем-то себя занять. В ожидании твоего звонка.
— Что?
Резко вскидываю на Гордея глаза, а в следующий момент… Он в один шаг преодолевает расстояние между нами, и сжимает меня в объятиях.
— Гордей…
Его губы проходятся по моему лбу и замирают у виска. Пальцы стискивают мои плечи.
— Гордей, я…
Так соскучилась…
— Не хочу, чтобы между нами был только секс, — выдыхаю я, — мне недостаточно. Хочу больше.
Он отпускает тотчас же, отворачивается, и быстро отходит к окну.
— Прости, — выдыхаю ему в спину.
— Это ты прости, Бельчонок. Отвезу тебя домой.
***
Не помню, как мы выходим из клуба, и как садимся в машину. Понимаю только, что так он дает понять, что не может предоставить мне большего.
Не может, или не хочет.
Теперь и для того, и для другого точно есть все основания.
Из-за меня он попал в ужасную аварию, после которой долго восстанавливался. Конечно же, ему бывает сложно меня выносить. И так теперь будет всегда. Я навсегда буду ассоциироваться для него с чем-то плохим и болезненным.
В салоне царит тишина, играет лишь негромкая приятная мелодия. Мы проезжаем большой освещенный мост, после чего Гордей заворачивает на улицу, где расположена моя квартира.
Идея возникает спонтанно, едва я вижу этот мост, и как-то сразу занимает в моей голове главенствующее место.
Я не замечаю, как доезжаем, машина уже тормозит у моего подъезда.
— Спасибо, что подвез, — говорю я Гордею, едва мы оказываемся на улице.
— Я провожу тебя до квартиры. Идем.
Точно так уже было, когда мы приезжали из аэропорта.
— Спасибо еще раз, — говорю я. — Широко улыбаюсь, закрываю дверь и остаюсь в квартире одна.
Не раздеваюсь, отсчитываю минуты. Жду, когда машина Гордея покинет двор.
Спустя полчаса я понимаю, что все еще не передумала, и снова выхожу из квартиры.
***
Дорога до моста не кажется мне долгой. Всего каких-то пятнадцать, двадцать минут, и я на месте.
Подхожу к перилам, перевешиваюсь через них и несколько минут всматриваюсь в простирающуюся далеко внизу водную гладь.
Сколько здесь? Десять метров, пятнадцать, двадцать?
Не думаю, что прыжок будет очень уж опасным.
Возможно, я просто хочу себя испытать.
Я не знаю точно, что происходит сейчас в моей голове. Понимаю только, что мне невыносимо. Невыносимо до такой степени, что я готова рискнуть и совершить что-то, что выведет меня за грани моего мировосприятия.
Это не очень опасно.
Боже, да что волноваться. Прошлые контракты отработаны, новые пока не заключены. Да обо мне даже никто не вспомнит, если что. Ну, кроме сестры, конечно. Но это ведь совсем не смертельно. Я просто попробую. Он попал из-за меня в аварию, так что все честно. И будь что будет.
Решив так, я быстро перемахиваю через перила, зажмуриваюсь, и… срывая от ужаса дыхание, лечу вниз…
  
Глава 38 Отчаяние и
 
 
Осознание…
 
Арина
Я жалею о своем опрометчивом поступке сейчас же, в этот же момент.
Мне не верится, я в шоковом состоянии, и мне дико, безумно, невыносимо страшно. За секунды чуть ли не полжизни перед глазами проносится, и одна только мысль: что ты творишь? Зачем, зачем, зачем?
А дальше жесткий удар о водную гладь, сильная, словно огненная вспышка боли в ноге, от самой стопы и вверх. И дикий, острейший недостаток кислорода.
 
Хочется вдохнуть, и я изо всех сил начинаю размахивать руками, но меня утягивает ниже, ниже и ниже.
Одежда и обувь намокают в считанные секунды, и кажется, что меня окручивают стопудовые гири.
Я переворачиваюсь, запутываюсь, и уже не понимаю, в какую сторону мне нужно двигаться, чтобы я смогла выплыть на поверхность. А при попытках открыть глаза, делается только хуже.
Вокруг все мутное, непонятное и пугающее.
Так страшно. Господи, невыносимо, до отчаяния страшно.
Запас кислорода кончается слишком быстро, а вокруг все еще кружится, словно на карусели.
Паника.
Дикая, безотчетная, безжалостная.
Она накрывает, блокируя любые мыслительные способности, и ни одной стоящей, лишь…
Зачем, о боже, зачем я это сделала… Дура, какая же дура, дура, дура…
Если это последние секунды моей жизни, то они наполнены диким, никогда ранее не испытанным мной ужасом, отчаянием и полным разочарованием в себе.
И ни капли того облегчения, на которое я рассчитывала.
Потому что…
Я не хочу, не хочу, не хочу. О боже, как я вообще могла???
Я слабею, не чувствую полностью правой ноги, и уже перестаю бултыхаться. Я задыхаюсь, и надеюсь, что меня само собой вытолкнет на поверхность. Но кислорода нет давно, я на последнем издыхании, а меня все также тянет и тянет вниз.
Я лишь недавно научилась плавать, и я не знаю точно, как надо правильно действовать. А еще очень сильная боль, которая смазалась, едва я вошла в воду, но теперь пронзает меня от самой стопы и до груди.
Кажется, я начинаю терять сознание, и когда меня вдруг неожиданно подхватывает и куда-то тащит, я слабо реагирую на это.
Обрывками вспоминаю о сестре, о доме. Быстрые кусочки о том времени, когда я была маленькой,… и, конечно же, а думаю, о нем…
— Дыши, Бельчонок, — доносится, словно из другой жизни, и мне очень хочется улыбнуться.
— Давай, Арина, мать твою, — снова вклинивается в мозг резкое, а потом я получаю сильный удар по щеке.
Открываю рот, и делаю судорожный вдох.
Кислород вламывается в легкие, и его так много сразу, что я начинаю захлебываться в собственном кашле.
Готова опять уйти под воду, но сильные руки, что смыкаются на моем теле, не дают этого сделать, продолжая удерживать, а еще бесцеремонно куда-то тащат.
— Дура, какая же дура, сумасшедшая, — снова доносится до меня, а я стараюсь, пытаюсь отдышаться.
Я не могу поверить, что он здесь.
Как, откуда, почему?
Я вцепляюсь в него, утыкаюсь, и начинаю беззвучно, а может быть, даже громко рыдать.
— Бельчонок, держись, все хорошо. Черт, не убивай, пожалуйста, я же не смогу без тебя… Просто расслабься, ладно?
В отличие от меня, Гордей точно знает, что делает. Он удерживает меня, и одновременно с этим плывет. Все вокруг кружится, но я отчетливо слышу плеск воды. А потом… Наверное, он нащупал дно, потому что он подсаживает меня и выталкивает.
Для меня все на уровне ощущений, перед глазами по-прежнему расплывается буро-серая толща воды.
Откуда он… как он здесь…
— Держись, Бельчонок.
Я цепляюсь за траву, а потом скатываюсь на нее, и полностью расслабляю тело. Я не могу шевельнуть и рукой, слабость окутывает мгновенно.
Раскидываю руки, и дышу, дышу, дышу.
Рядом с собой я слышу плеск, потом шуршание.
Гордей.
Он здесь, здесь, здесь…
Его голос, его объятия. Его быстрые поцелуи всего моего лица…
Мне хочется улыбнуться, но не получается.
Его руки подхватывают под спину, он начинает ощупывать всю меня, словно проверяет.
— Нога, — произношу я тихо. — Правая. Пожалуйста, не дотрагивайся до нее. Больно.
Я зажмуриваюсь, а Гордей чертыхается.