Запретная. Не остановить (СИ)
Получается не с первой попытки. Движения мои нечеткие и заторможенные. Дыхание рваное. Координация… нарушена, и я ничего не могу с этим поделать.
— Одевай и идем, — говорю ей, и сую ей в руки футболку, — догонять…
— Гордей, а… как же ты…
Прислоняюсь лбом к ее лбу и дышу.
— Нормально, — вывожу через несколько секунд.
— Но ты…
Ее рука неожиданно ныряет мне в штаны и это, мать вашу, совсем не то, что ей бы следовало делать.
С моих губ рвется задушенный приглушенный стон, а зубы прикусывают нежную кожу на шее. Думаю, что довольно болезненно, наверняка, останется след.
Но она не отстраняется.
— Ты хочешь, ты не…, - замолкает, мучительно подбирая слова.
Я же могу думать только о ее дрожащих пальцах, стискивающих мои яйца, а потом скользящих выше и осторожно обхватывающих ствол.
— Ты не сбросил напряжение…
Хочу. И не сбросил. О тебе, блядь, думал в этот момент, хотя не следовало.
— Доедем до отеля, тогда…, - только и могу произнести и утыкаюсь носом в место укуса.
Пытаюсь успокоить пораненную кожу поцелуем.
Все остальные силы уходят на то, чтобы не сорваться. Чтобы не стянуть с нее джинсы, не нагнуть перед собой и не начать вдалбливаться. Не сдерживаясь, вдалбливаться, вдалбливаться, ебать…
Черт, можно кончить от одной только мысли об этом.
— Гордей, пожалуйста, завершим сейчас.
Ее пальчики смыкаются на стволе и начинают неумело двигать вверх и вниз.
— Бельчонок… блядь… Арина…, с ума же сводишь, — стону в ее волосы, но не нахожу в себе сил остановить.
А потом она делает то, чего я от нее не ожидаю.
Быстро опускается на колени, и… я даже не успеваю среагировать…
Но вот уже я стою со спущенными штанами перед ее лицом, ее губы смыкаются вокруг головки, а член попадает в мягкую, бархатную влажность.
Я, блядь… трахаю ее рот. Ее… в рот… по ее инициативе…
От этого охуенного зрелища, ее губ на своем члене, от осознания, что она решилась на это, в глазах рябит, дыхание перехватывает.
Недотрога Бельчонок, которая в панику впадает от одних разговоров об этом… Которая ярко краснеет, стоит лишь к ней прикоснуться…
Она берет глубже и мой член погружается в ее сладкий и теплый рот сильнее. Стоять самостоятельно я не в состоянии. Уцепляюсь руками за камни, закрываю глаза и откидываю голову назад.
Пять секунд, десять, двадцать… Дольше этой чувственной и сбивающей с ног пытки я просто не выдержу. Слишком… слишком…
— Бельчонок, блядь…
Я чувствую прохладу. Но когда член снова сжимает в теплом влажном и очень нежном пространстве ее рта, я слетаю. Снова смотрю вниз и начинаю невыносимо болезненно, охуительно мощно кончать.
— Арина… Блядь… Бельчонок…
Опять закрываю глаза и толкаюсь… Проваливаюсь… Растворяюсь…
Сука, не хотел же, чтобы так…
Поднимается с колен и прижимается всем телом ко мне. А я все еще словно пьяный от произошедшего, и она может делать со мной все, что захочет.
Обнимать и утыкаться в меня. Целовать в шею, тереться и чувственно сплетать между собой наши пальцы.
— Я проглотила, Гордей, — шепчет мне на ухо, щекоча дыханием кожу, — все до капли.
А то я не допер. Но от ее слов по моему телу проносится очередная волна горячей пронизывающей дрожи.
Ее руки обвивают меня за шею, на губах, прикусывающих мочку уха, запах моей спермы.
— Мне все понравилось, Гордей, очень понравилось. А тебе?
— Понравилось, — хрипло выдаю короткое.
На самом деле всех моих ощущений ни в десяток, ни даже в сотню слов не втиснуть.
— Я… согласна повторить. Согласна так, снова так, и еще разными способами. Какими захочешь. Только для тебя и только с тобой. Если… Если ты признаешь, что все еще… что ты все еще любишь меня…
Глава 29 Самая прекрасная ночь…
Я очень хочу, чтобы мое желание сбылось…
Арина— Я… согласна повторить. Согласна так, снова так, и еще разными способами. Какими захочешь. Только для тебя и только с тобой. Если… Если ты признаешь, что все еще… что ты все еще любишь меня…
Когда я произношу эти слова, голос мой дрожит, а голова кружится так, словно я только что соскочила с крутых американских горок, на которых развлекалась несколько кругов подряд.
Пьянит.
Его близость, доступность и податливость.
Ощущение, что никаких границ не осталось и теперь мне подконтрольно абсолютно, буквально абсолютно все.
Могу обниматься с ним, и утыкаться ему в шею, чтобы поглубже вдохнуть его такой знакомый и любимый аромат. Могу переплетать наши пальцы, и он не против, он не отталкивает меня. Он хочет этого теплого невербального общения После также, как жажду его я.
Мне кажется, я нужна ему, словно воздух, потому что мне самой он неудержимо и безумно необходим. Мне хочется утопать в его нежности, и понимать, что он чувствует ко мне тот же спектр эмоций, что транслирую ему я.
Он ведь любит, все еще любит. Любит, любит.
Не может не любить, ведь я же чувствую, как его ведет от любого моего прикосновения. Раскачивает от каждого выдоха ему в шею. Как от моих слов дрожь проходится волнами по сильному, тренированному телу.
Он ведь не стал бы, просто бы не мог так реагировать, если бы ничего не испытывал ко мне.
Значит…
Он любит, все еще сильно любит. Отталкивает, но все равно любит меня…
От этого удивительного упоительного чувства уверенности жар и тепло распространяются по каждой клеточке организма.
Дыхание делается частым и поверхностным, и слова, заключающие в себе мое самое заветное желание, вдруг сами вылетают из меня.
Вот только… едва я произношу их вслух, как атмосфера мгновенно изменяется. Гордей напрягается, меня сейчас же обдает колким арктическим холодом.
Безжалостно, необратимо.
Внутри все сжимается, а вокруг нас концентрируется нечто… неуловимое, темное. Сгущается, словно в преддверии грозы и урагана.
Я вдруг отчетливо понимаю, что поторопилась. Рано. Не стоило…
Но слова вылетели, и у меня не получится забрать, возвратить их обратно.
— Я же говорил тебе, Бельчонок. Только секс и ничего…, - медленно начинает Гордей, но я не хочу его слушать. Уже понимаю, что он собирается сказать.
Не любит. Он больше не любит. Использует, чтобы сбросить напряжение, только за этим и ничего больше. Чистая физиология, в которой нет глубины, смирись.
Отстраняюсь, отворачиваюсь от него и затыкаю уши, пока он не успевает произнести фразу до конца.
— Извини. Не знаю, как у меня вырвалось, я не хотела… переходить границу, — тараторю я, а потом срываюсь с места и бездумно кидаюсь вперед.
Слезы катятся из глаз, застилая обзор, но я не замедляю шага, упорно несусь прочь. Скорее, подальше от него.
Оступаюсь, вскрикиваю, лечу вниз, и тут он нагоняет меня.
Ухватывает за плечо, и с силой дергает наверх, не позволяя моему лицу соприкоснуться с камнями и травой.
— Ненормальная, — цедит он, — соображай, что делаешь.
Ставит меня на ноги, а я отворачиваюсь, потому что не хочу, чтобы он видел. Слезы слабости на моем лице.
— Пусти. Гордей, пожалуйста, отпусти меня. Я… обещаю быть осторожнее, — прошу я, и он отпускает.
Я снова иду вперед, но на этот раз внимательно смотрю себе под ноги.
Гордей не хватает и не прижимает больше к себе. Не пытается хоть как-то успокоить.
Но…
Он рядом. Рядом, все время за моей спиной.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.
Он замирает в нескольких шагах. Злой, напряженный, растрепанный.
— Прости, — снова говорю я.
— Хватит уже извиняться, бесит.
— Изви… то есть… Я помню правила. Не знаю, что вдруг на меня нашло. Просто показалось, что… неважно. Если тебе нравится секс без чувств, мне… Мне тоже он понравится, я привыкну.
И снова я отворачиваюсь и заставляю себя идти. Сосредоточенно, шаг за шагом.
— Притормози немного, — просит Гордей через некоторое время, и я послушно сбавляю темп.