Счастье на десерт (СИ)

Получается Настя - моя сестра? Я спала с парнем сестры? Какой ужас.
— Да, что за день сегодня такой? Это все новости? Или еще чем-нибудь порадуете? — нервно смеюсь.
— Прости, мать, Мирослава. За себя не прошу, знаю, не простишь! Она совсем девчонкой была, когда мы встретились, первый раз влюбилась. Ты не думай, я тоже полюбил, даже из семьи уйти хотел. Но потом Зоя забеременела, Настя родилась. И я пропал, понял, что никогда не оставлю своего ребенка. Мы тогда расстались с Олесей. Время шло, она женихалась с парнями, я ревновал ужасно, с ума сходил. Мы пересеклись снова, когда Зоя с Настей уехали на море, дочери два годика уже было. Ну, и понеслось снова! Потом Олеся узнала, что беременна! Мы радовались как ненормальные!
Сергей Николаевич грустно улыбается, качает головой.
Он был рад маминой беременности? Тогда почему не прекратил эту многолетнюю ложь? Не ушел из семьи?
— Если вы были рады, почему тогда не развелись? Не ушли от жены? Не женились на маме? Не признали меня? — расстреливаю его неудобными вопросами.
Потому что все детство хотела это знать, и мне не у кого было спросить, почему мой отец предал меня еще до рождения?
— Потому что у меня была Настя, — отвечает. — Я любил ее на три года дольше тебя. Она всегда была папиной дочкой. Я сам ее укладывал каждый вечер, читал книжки, учил кататься на велосипеде и лыжах. Она мое счастье. Но я был очень рад, когда ты родилась. Помогал деньгами, это все, что я мог на тот момент. Мы прекратили общение с Олесей, потому что она полностью ушла в материнство, сказала, что поняла, как ужасно мы поступили с Зоей и Настей. До твоих трех мы практически не виделись.
— А потом ваша жена с дочерью куда-нибудь уехали, и у вас снова закрутилось? — усмехаюсь, потому что абсурдность ситуации зашкаливает.
Этот мужик, напротив, стоит и рассказывает мне, как сильно любил Настю и как не очень меня, он не признал меня, когда я была ребенком, и когда он действительно мне был нужен не как добрый сосед, а как отец. А теперь спустя столько лет требует какого-то прощения? Пусть даже и не для себя?
— Вроде того, — кивает Сергей Николаевич.
— Нюра я так понимаю, знала все с самого начала?
— Знала, но она всегда говорила, что моя связь с Олесей это предательство. И такое не оправдать никакими чувствами.
Слава богу, хоть один адекватный родственник у меня есть, с родителями как-то сразу не задалось.
— Вот что я вам скажу, Сергей Николаевич. Ничего я вам не должна прощать мать или нет, я сама решу. Посредники мне не нужны. Вы, я надеюсь, мне в отцы набиваться не собираетесь?
Горе-папаша отрицательно качает головой.
— Вот и прекрасно. Вы высказались, я вас услышала. На этом вопрос закрыт. Знаете, почему у меня отчество Александровна?
— В честь деда?
— Да, потому что все детство мать говорила мне, что мой настоящий отец меня недостоин, и не заслужил, чтобы я носила его отчество. Это, если честно! — пожимаю плечами.
Он опускает голову, отворачивается, опирается ладонями на крышу машины. Это его грех и боль, мне здесь делать больше нечего.
Убегаю к своим.
Мальчишки проснулись и громко требуют, чтобы их накормили.
— Наконец-то, ты вернулась, парни проснулись и весьма возмущены! — жалуется Миша, качая обоих сыновей.
Забираю Мишаню, идем домой. За спиной громко возмущается Левка. Голодный Лев это вам не шутки. Срочно домой, кормить моих мужиков!
  
Глава 45.
 
Мирослава
Миша вернулся из двухнедельной командировки, и теперь не спускает мальчишек с рук. Мы отпустили няню, чтобы побыть только семьей.
— Левка, такой тяжелый стал, десять минут его таскаю, и уже руки гудят! Что, сын, хороший у тебя аппетит? — спрашивает, щекоча старшего.
Левка улыбается зубастым ртом, заливая Мишу слюнями. У мальчиков активно лезут зубы.
Мишаня сидит на кровати, обложенный подушками, и сосредоточенно собирает кубики. Мы поужинали, дети чистые и сытые, коротаем время до сна.
Я кручусь юлой вокруг мужа, ужасно соскучилась, мне все время хочется его трогать и целовать. Подхожу ближе, через Левку тянусь, чтобы снова поцеловал. Миша ловит мой язык, углубляя поцелуй, я поджимаю пальцы на ногах в предвкушении ночи. Как вдруг неожиданно мой ревнивый, старший ребенок пинает меня ногой.
 
Меня ослепляет вспышка боли, мычу, хватаясь за бок, неловко завалившись в кресло, стараясь отдышаться.
— Мирослава, что? Сильно пнул? По шраму попал? — беспокоится Миша, усаживая Лёвку к Мишане и страхуя подушками.
— Это не шрам. Я тебе сюрприз хотела сделать, ночью показать, но наш старший сын меня сдал, — вымученно улыбаюсь сквозь слезы.
Выпрямляюсь, машинально втягиваю живот, еще пару килограмм надо сбросить до моего нормального веса, снимаю футболку, поворачиваюсь левым боком.
Жадно слежу за реакцией мужа, очень надеюсь, что ему понравится, и он не надает мне по шапке.
Глаза Миши шарят по моей фигуре, взгляд темнеет, облизывается, две недели воздержания дело такое.
— Что за несанкционированный стриптиз? Парни, отвернитесь! — командует сыновьям.
Прыскаю и подхожу ближе левым боком, Миша наконец-то замечает татуировку.
— Это что татуировка? Настоящая? — шокировано выдыхает, падая на колени.
Аккуратно отлепляет пленку, чувствую теплый выдох на воспаленной коже. Я сделала ее сегодня утром, совсем свежая.
Миша крутит меня, рассматривая медведя на боку. Моя татуировка сделана по индивидуальному рисунку, я месяц обсуждала его с художником. И теперь на левом боку у меня мощный, красивый медведь. От рисунка просто веет силой и защитой.
Частичка Миши Роя, которая всегда будет меня оберегать, когда его нет рядом.
— Это потрясающе красиво! Больно было делать? — спрашивает муж поднимаясь.
— Больно! Сегодня утром сделала! Сюрприз! Нравится? — замираю от волнения.
— Нравится! — Миша кивает, чешет рукой подбородок.
— Я сделала ее как оберег, хочу, чтобы ты всегда был рядом, даже если ты далеко! — закусываю щеку, мне немного неловко от этого признания.
Я уверена, что муж и так знает, как сильно я его люблю, идея с татуировкой давно сидела в моей голове, но я не решалась даже поговорить с Мишей об этом, а сегодня, когда на почту упал окончательный эскиз, поняла, что татуировке быть.
— Родная, мне, правда, очень приятно, но можно я не буду делать ответную? Давай, я лучше куплю тебе колечко с брюликом или машину? — жалобно сводит брови муж.
От души хохочу, меня отпускает напряжение, весь день переживала, как отреагирует? Миша бережно обнимает, легко целует в лоб, бровь.
— Ты-героиня! Не могу представить, как это было больно!
— Не больнее, чем рожать! — трусь щекой о его подбородок.
— Па-па! Па-па! Па-па! — лопочет Левка, тянет руки чтобы Миша снова его взял.
— Левка, такой болтун стал! А ты Мишань, не хочешь со мной поговорить? — муж присаживается к сыновьям на кровать.
Младший широко улыбается и неопределенно крутит руками куличики.
— Не хочешь, значит? Ты у нас, молчун, да? Конечно, зачем болтать, если брат и так все за тебя решает? А если пощекотать? — угрожает Миша, заваливая Медвежонка на спину, тот хохочет не сопротивляясь.
Левка начинает громко возмущаться, тянет отца за руку в сторону. Защищает брата. Мой маленький воитель. Муж не реагирует на посыл сына и через минуту ему в лоб прилетает кубик.
— Оу, вот это было неприятно! Лева, нельзя кидать в папу кубиками! Мог бы сказать словами! — наигранно негодует Рой-старший.
— Неть! — отрезает мой король-Лев.
У него всегда так, все четко и по делу. Левка характером в Мишу, а Медвежонок в меня. Левка - конкретный парень, всегда знает чего хочет, машинки, танки и непременно что-нибудь сломать хотя бы раз в день. Мишаня же творческий, любит слушать, когда ему читают книжки и рисовать пальчиковыми красками. Мои сыновья такие разные, но оба бесконечно любимые, мои сладкие годовасики.