Счастье на десерт (СИ)

  
Глава 39.
 
Мирослава
Мне под нос суют что-то вонючее. Дёргаюсь, отстраняясь, нашатырь. Этот запах ни с чем не спутаю, ба, так меня приводила в чувства после новости о смерти мамы.
Белый свет бьёт в глаза, на потолке гудят и мигают лампы. Надо мной склонилась озабоченная Люба - мой врач.
— Очнулась! Умница моя! Мира смотри на меня! — громко требует.
Мне хочется попросить говорить тише, но пить хочется ещё больше.
— Я пить хочу, дай воды, — сиплю, еле разлепив губы.
— Нельзя пить! Максимум губы смочить. Мира, слушай меня! Нет, не закрывай глаза! Всё внимание на меня! — кричит Люба.
И я слушаюсь, распахиваю глаза, так что их начинает жечь.
— Мира, у тебя травма живота и практически полная отслойка плаценты! Большая кровопотеря! У нас очень мало времени! Ты сейчас быстро подписываешь документы, и мы едим в операционную. Будем рожать! — неестественно широко улыбается Люба.
Как рожать? У меня же только семь месяцев. У меня образцовая беременность и мне ходить еще минимум месяц.
Отрицательно кручу головой.
— Нет, мне ещё рано рожать, надо доносить.
— Мира, приди в себя! У тебя отслойка! Быстро очухалась и подписала бумаги! По КТГ и УЗИ, один плод сильно страдает. Поэтому рожать будем сейчас. Всё поняла? — психует Люба.
Отслойка, кровопотеря, один плод страдает. Почему она называет моего сына плодом? Мне очень страшно. Медсестра суёт мне бумаги. Подписываю, не читая, руки трясутся, дважды роняю ручку.
Люба убегает готовиться к операции. Медсестра протягивает мне кружку, смачиваю губы, украдкой делаю глоток. Меня переодевают в одноразовую ночнушку и шапочку, кладут на каталку.
Молоденькая медсестра трещит, что всё будет хорошо, что у Любы золотые руки. И что когда-нибудь я буду смеяться, вспоминая всё это, очень вряд ли.
На лифте поднимаемся на этаж выше. Меня под руки заводят в блок, усаживают на операционный стол. Медсестра развязывает сзади ночнушку, она разъезжается по бокам.
— Здравствуй, Мирослава. Меня зовут Михаил, я анестезиолог, сейчас я поставлю тебе эпидуральную анестезию. Будет немного больно, придется потерпеть, — уговаривает меня приятный мужской голос.
Михаил — моё любимое имя. Загадываю, что это знак и всё будет хорошо.
После укола меня укладывают на стол. Люба и ещё какой-то врач наготове, через маленькую ширму, я вижу в белых перчатках скальпели. Люба каждую секунду поглядывает на часы. Второй врач — мужчина, улыбается мне глазами.
— Пробуй! — командует Люба.
Врач в смешной шапочке с пчёлками тычет в мою ногу скальпелем.
— Чувствуешь? — спрашивает.
— Да, — отвечаю честно.
Он и Люба синхронно хмурятся, и через секунду скальпель упирается в другую ногу чуть выше.
— А так чувствуешь? — голос врача становится напряжённей.
— Да, — выдыхаю чуть слышно.
По дёрганым движеньям и звяканью инструментов понимаю что-то неправильно.
Поворачиваю голову, молоденькая медсестра вымученно мне улыбается.
Самым решительным оказывается анестезиолог Михаил.
— Так, Мирослава. У нас нет времени ждать, пока тебя возьмёт анестезия. Видимо, такая особенность организма. А счёт идёт на минуты. Ты же хочешь здоровых детей?
— Да, — еле ворочаю языком от ужаса.
— Хорошая девочка, — гладит меня по голове Михаил. — Она умница, она потерпит, начинайте.
После его отмашки все будто отмирают. Люба со вторым врачом переговариваются и начинают операцию, что-то пищит, щёлкает, звякает, терпко пахнет йодом.
У моего изголовья встаёт медсестра, на форме вышито имя Анна. Я как ватная кукла от страха. Все эмоции притупились, ничего не соображаю.
— Всё будет хорошо! Вы молодец, неонатолога уже вызвали! — сбивчиво шепчет она.
Всё что происходит дальше, мелькает вспышками. Желтые часы на стене, ползущий скальпель по животу, острая боль, мушки перед глазами, мелькающие лица. Голоса врачей, чьи-то руки в животе, неприятное рвущее ощущение.
Первый крик. Громкий, обиженный, живой.
Сильно жмурюсь, чувствую, как слёзы катятся по щекам, щекотно затекая в уши.
 
— Мальчик! — объявляет Люба, передавая моего сына медсестре.
— Мальчик, сорок восемь сантиметров, два килограмма пятьдесят грамм. Шесть, семь баллов по Апгар. — сообщает медсестра, которой отдали моего первого сына. — Забираю на кислород.
Дальше время словно растягивается, операция продолжается, но, мне кажется, всё происходит ужасно медленно. Я не понимаю, сколько минут прошло.
— Мальчик! — снова говорит Люба. — Асфиксия. Где Олег?
Я вижу, как Люба отдаёт новому врачу моего второго сына, и он не кричит.
— Я здесь. Забрал.
Врач исчезает с моим ребёнком. Я вижу только его спину, и что рядом с ним суетятся две медсестры.
— Адреналин быстро! Давай же, мужик, дыши, ты же вон какой крепкий.
Улавливаю еле слышный писк.
— Есть, ты молодец, настоящий мужик, молодец! — облегченно выдыхает врач. — Люба, парня забираю к себе.
— Хорошо! Шьём, — командует Люба.
Я тихо скулю, повернув голову в сторону жёлтых часов. Двенадцать двадцать пять. Я только, что родила двоих сыновей и не видела ни одного из них.
— Всё будет хорошо, — уговаривает меня Анна.
Я вою уже в голос и громко всхлипываю.
— Почему он не кричал? Куда его забрали? — спрашиваю сразу у всех.
— В реанимацию забрали! Мира, соберись! Успокойся! — выговаривает мне Люба.
Я ужасная и слабая, и мне ужасно страшно. А она только что спасла моих детей. Я рыдаю и хочу к Мише, он же здесь? Когда он рядом всё решаемо.
После операции меня отвозят в реанимацию, а потом в отдельную палату, платную. Миша где-то рядом, я хочу ему позвонить, но понятия не имею, где мои вещи и есть ли в них телефон.
Надо взять себя в руки, успокоится. Всё будет хорошо, обязательно. У меня теперь большая семья. Миша, бабушка, Кай, Маша, Стас с Марком все очень ждали мальчишек.
Нащупываю крестик на шее, зажимаю в кулаке. Я не знаю молитв, только Отче Наш, шепчу слова бесконечно по кругу. Потом просто своими словами. Мне всегда, казалось, что у меня непростые отношения с религией, но сейчас я верю как никогда.
Господи, пожалуйста, спаси моих детей.
  
Глава 40.
 
Мирослава
Просыпаюсь оттого, что меня гладят по голове. Открываю глаза, рядом с кроватью сидит Миша. Бледный, круги под глазами, щетина.
— Привет, — хриплю, облизывая пересохшие губы.
— Привет, Медочек. Как себя чувствуешь? Пить хочешь? — Миша берет с тумбочки маленькую бутылочку с минералкой, наливает и протягивает мне стакан.
Приподнимаюсь на подушке, жадно пью. Голова тяжелая и тело, будто ватное после всех манипуляций и лекарств.
— Шов немного болит. Где ты был? Я вчера родила мальчиков, но мне их не показали! Их сразу забрали. Как они? — пытаю мужа, потому что уверена он-то их точно уже видел.
— Я люблю тебя, Мирослава, спасибо за сыновей. Люба мне рассказала, что тебя не брала анестезия, и как мужественно ты терпела боль. Ты настоящий боец! — нахваливает меня муж.
— Миша, как мальчики? — спрашиваю в лоб. — Ты видел их?
У меня стойкое ощущение, что он заговаривает мне зубы, отвлекая от детей.
— Видел. Давай еще раз обсудим имена? — неестественно улыбается муж.
— А что обсуждать? Мы же давно решили старший Лев, младший Михаил, — окончательно теряюсь, потому что Миша ведет себя очень странно, и имена мы давно выбрали.
— Ну, вдруг ты передумала, — муж идет к какому-то пакету, начинает выкладывать продукты в холодильник, на столе ваза с тюльпанами. — Тебе здесь удобно? Это лучшая палата на этаже, но если ...
— Миша, что происходит? — перебиваю, потому что он несет какой-то бред.
— Где дети? Врач еще не приходил, а медсестры ничего не говорят. Как они? Чем их кормят? Смесью? У меня же нет молока!
— Кормят смесью, Левка ест сам, с ним все в порядке, его должны скоро тебе принести. А Мишаня, его не принесут, — прячет глаза муж.