Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки

— Говоришь, я тебя буду волочь на себе? Я-то думал, что ты пойдешь первым, Бен. Все-таки ты знаешь маршрут. Ты там уже был.
— Ага, только не в моих правилах грести все хорошее под себя… Лопни мои глаза, где второй носок? Терпеть не могу ходить в разных носках. Из равновесия меня выводит. Эй, а может, если все толком рассчитать, для полного равновесия на хромую ногу мне носок полегче надевать? Конечно, есть риск — можно перестараться, и получится хромота в обратную сторону. Окажусь этой ногой на дюйм-два выше земли, а как тогда ходить?… Эй, подними-ка задницу да поройся в этом барахле, может, найдешь мой горный свитер. Знаешь, такой зеленый, старый.
— Он же на тебе.
— Ах да! И точно на мне. А где ж под ним рубашка?
— Я тут ни при чем.
— Помощничек из тебя тот еще!
— Просто боюсь, закопаюсь тут, и меня больше не найдут никогда.
— Джордж тебя откопает, когда будет весь этот бардак прибирать.
— Джордж убирает у тебя в комнате?
— Я ей жалованье плачу. И не только за то, что ты в нее свои палки вколачиваешь.
— Ты, Бен, очень изящно выражаешься.
— Не врешь? Ладно, сдаюсь… Лопни мои глаза, не могу найти ботинки. Одолжи мне свои.
— А самому идти босиком?
— Ты же у нас тут таким атлетом стал, что и разницы-то не почувствуешь.
Джонатан откинулся в кресле и застыл, глядя на восход.
— Я действительно прекрасно себя чувствую, Бен. Давно уже не чувствовал себя так.
Свойственная Бену грубоватость на мгновение исчезла.
— Это хорошо. Я рад. Я помню, как это бывало со мной.
— Здорово тоскуешь по горам, Бен? Недостает их тебе?
Бен присел на краешек кровати.
— А ты не тосковал бы, если бы кто-то удрал с твоим членом? Конечно, недостает. Я же с восемнадцати лет в горы ходил. Поначалу так я вообще не знал, куда себя деть. Но потом… — Он хлопнул себя по коленкам и встал. — Потом я разжился вот этим. И теперь живу — забот не знаю. И все-таки… — Бен подошел к шкафу. — Вот же они, мои ботинки! Черт меня побери!
— Где же они были?
— Да на полке для обуви. Джордж, наверное, их туда положила, черт бы ее побрал!
Сидя за завтраком в сияющей пустой кухне ресторана, Джонатан спросил, не предпринял ли после вчерашней стычки чего-нибудь достойного внимания Майлз Меллаф.
— Он тебя беспокоит, Джон?
— В данный момент меня беспокоит только восхождение. Но после возвращения мне придется с ним разобраться.
— Если прежде он с тобой не разберется.
— А ну-ка, выкладывай.
— В общем, один из обслуги услышал, как этот Меллаф и его дружок у себя в номерах шумно спорили.
— И много времени твоя обслуга проводит у замочных скважин?
— Обычно нет. Но мне так показалось, что ты был бы не против, чтобы я за этими типчиками присмотрел. Во всяком случае, тот, который попижонистей, злился на второго как черт, что тот дал себя так отметелить. А тот, здоровый, сказал, что в следующий раз все будет по-другому. А потом они из города заказали машину напрокат. Она теперь у главного входа стоит.
— Может, они хотят природой полюбоваться?
— А наши машины для гостей чем плохи? Нет, по-моему, они хотят куда-то быстренько смыться. Может, после того как сделают что-нибудь нехорошее. Убьют, например, кого-нибудь.
— С чего ты взял, что они собираются кого-то убивать? Бен для большего эффекта выждал паузу.
— Официант сказал мне, что тот, который покрупнее, вооружен.
Джонатан сосредоточил внимание на кофе и не удостоил Бена ожидаемым проявлением эмоций. Бен открыл банку пива.
— Тебя, похоже, не очень беспокоит, что этот тип вооружен.
— Я это уже знал. Видел у него под пиджаком. Я потому и наступил ему на нос. Чтобы он не мог четко видеть, Мне нужно было время, чтобы уйти.
— А я-то все считал, что в тебе сидит настоящий злодей, а ты, оказывается, делал только самое необходимое.
— Постыдился бы!
— Да я готов отрезать язык, сказавший о тебе плохое, старина!
— Я всего лишь стараюсь остаться в живых.
— И для этого тебе нужен дробовик?
— Нет, не для обороны. Он мне нужен для нападения. Пошли! А то твоя горка совсем выветрится. Пока ты будешь собираться, от нее мало что останется.
 
Ботинки Джонатана хрустели по каменной осыпи у подошвы столба, возвышающегося над ними. Западный его склон был в этот ранний утренний час еще черен. Дрель, молоток и пятнадцать фунтов скальных крючьев, карабинов и шлямбурных болтов, бренча, свисали с плетеного ремня, обвязанного вокруг талии Джонатана.
— Примерно здесь, — вынес он решение, показывая на длинную вертикальную трещину, примеченную им накануне. Трещина, в среднем четыре дюйма шириной, шла вверх футов на сто и была как столбовая дорога на первую четверть пути. Только после того, как трещина сходила на нет, грибообразная верхняя часть начинала отклоняться наружу. Там восхождение будет действительно интересным.
— Ты тут начинал, Бен?
— Подойдет, пожалуй, — уклончиво ответил Бен.
Оба обвязались веревками.
— Очень сильно помогать не будешь? — спросил Джонатан, передавая свободную веревку партнеру.
— Вот еще! Мне практика не нужна. Я тут за пассажира.
Джонатан пристегнул лямки легкого рюкзака, который он взял по настоянию Бена. Перед самым подъемом они пописали на сухую землю, выжимая из себя все до капли. Бесчисленные новички, стремясь поскорей отправиться в путь, пренебрегали этой данью земным богам и потом горько сожалели о недосмотре, столкнувшись с этой естественной проблемой непосредственно на скале, когда обе руки заняты более насущной проблемой — выживания. Единственное решение, приемлемое в этой ситуации, не гарантирует альпинисту большой успех в обществе, когда придет пора принимать поздравления.
— Ну, пошли.
Продвижение вдоль трещины шло быстро и без приключений — интерес представляли лишь те места, где трещина была слишком широка для надежного заступа. На этом участке подъема Джонатан почти не вбивал крючьев; лишь по одному приблизительно через тридцать футов, чтобы сократить возможное падение.
Эта скала ему очень нравилась на ощупь. У нее был характер. На ней были хорошие зазубрины, и они хорошо держали. Но для крюков хороших трещин было мало — большинство из них были слишком широки. В них надо было вбивать один-два крюка дополнительно, в качестве клиньев, и все равно крючья как-то вихлялись, не «пели», как должен «петь» крепко вбитый крюк. Когда они пройдут триста футов по нависающей скале, надежность крючьев будет иметь определенное значение. Джонатан понимал, что дрель и шлямбурные болты с «ласточкиным хвостом» ему придется использовать чаще, чем хотелось бы. Он всегда проводил тонкое, но принципиальное различие между крюком и шлямбурным болтом. Покорение склона с помощью крюка содержало некоторые элементы совращения, использование же дрели и болта отдавало изнасилованием.
Они продвигались ритмично и очень слаженно. Бен выбирал веревку и страховал снизу, в то время как Джонатан медленно поднимался вверх на всю веревку, пока не находил подходящую опору, с которой можно было подстраховать Бена сверху, когда тот поднимался к Джонатану. Бен поднимался быстрее: у него было психологическое преимущество нижнего в связке — он использовал те опоры и захваты, которые находил Джонатан.
Даже после того как трещина кончилась, и их продвижение замедлилось, испытываемое Джонатаном чувство непобедимости осталось. Каждый квадратный метр скалы был тактической игровой площадкой, полем битвы с тяготением, не знающим пощады и глухим к доводам рассудка. Скала в этой битве играла роль турецкого союзника, всегда готового переметнуться на другую сторону, если дела пойдут плохо.
 
Они медленно продвигались вверх. Опытная и мудрая рука Бена превращала веревку в третьего участника, в разумное живое существо. Когда Джонатан двигался, она всегда ослабевала, но неизменно крепко держала, когда она единственная могла удержать его на склоне. Во многих местах вообще не было никаких захватов, где можно было бы держаться за скалу без веревки или крюка.