Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки

«Лендровер» еще раскачивался, а из него уже выскочил Биг Бен Боумен.
— Джон, лопни мои глаза, ну как ты?!
Он выхватил один чемодан из рук Джонатана и швырнул его на заднее сиденье, не проявив особой бережности к содержимому.
— Я тебе, старик, одно скажу: мы с тобой цистерну пива усидим, прежде чем ты уедешь. Эй!
Его широкие волосатые лапы сомкнулись на предплечьи Джонатана, и после неуклюжих, но вполне костоломных объятий Джонатана отстранили на расстояние вытянутой руки для более внимательного осмотра.
— Выглядишь прекрасно, старик. Может, чуть рыхловат. Ну и рад же я тебя видеть, черт побери! Погоди-ка, посмотришь, как я живу. Это что-то…
Рев цировского самолета, идущего на взлет, заглушил все прочие звуки, но Биг Бен, невзирая ни на что, продолжал говорить, погружая в «лендровер» чемодан и запихивая его владельца туда же. Бен обошел машину кругом и плюхнулся на водительское место, рывком переключил скорости, и они понеслись, перевалившись через дренажную канаву возле поля и одновременно проделав поворот, при котором машину занесло неимоверно. Джонатан вцепился в сиденье и заорал, видя, что прямо на них мчит разгоняющийся самолет.
Биг Бен расхохотался и резко свернул вправо, так что какое-то мгновение они мчались в тени правого крыла самолета на параллельных курсах.
— Не выйдет! — проревел Бен, перекрывая всю совокупность шумов вокруг них. Он ушел влево, проехав так близко за самолетом, что Джонатана обдало горячей и шершавой струей выхлопа.
— Ради Христа, Бен!
— Ну не могу я! Не могу обогнать самолет! — Потом Бен оглушительно расхохотался и со всей силы надавил на педаль газа. Они пролетели мимо разбросанных помещений аэропорта, напрочь игнорируя предписанные для езды дорожки, перескочили бордюр автострады, и на крутейшем вираже наискось прорезались сквозь все ряды движения, что вызвало скрип многих тормозов и яростные сигналы. Бен ответил возмущенным водителям классическим жестом.
Примерно через милю они тем же манером свернули на грунтовую дорогу.
— Теперь немного по этой дорожке, старик! — прокричал Бен. — Помнишь?
— Вроде бы. Миль двадцать?
— Ага, около того. Займет минут восемнадцать, если без особой спешки.
Джонатан сжал поручень и сказал, насколько мог, небрежно:
— Не вижу никакой причины для спешки, Бен.
— Да ты мое логово просто не узнаешь!
— Если доживу.
— Что?
— Ничего!
И они помчались дальше, подскакивая на всех ухабах. Бен рассказывал о некоторых введенных им новшествах. Очевидно, школа скалолазов преобразовалась в нечто вроде курортного ранчо. Рассказывая, он смотрел на Джонатана и изредка бросал взгляд на дорогу для корректировки курса, и то лишь когда чувствовал, что их сносит на обочину. Джонатан уже забыл шоковый стиль езды Бена. На отвесной стене, где не за что зацепиться, кроме гнилой породы, он предпочел бы иметь рядом Бена, а не кого-либо другого, но вот за рулем…
— О-о-о! Держись!
Они внезапно выскочили на крутой поворот на слишком высокой скорости и вписаться в него просто не могли. Машина перепрыгнула через обочину, и колеса со стороны Джонатана увязли в мягком песке.
Нескончаемое мгновение они балансировали на этих колесах, потом Бен круто взял вправо, снова вжав колеса в песок, и пошел юзом, ведя руль в ту же сторону, куда заносило машину. Их завертело волчком и выбросило обратно на дорогу.
— Чертей мне в задницу, вечно я про этот поворот забываю!
— Бен, я, пожалуй, пешком прогуляюсь.
— Да ладно тебе.
Бен опять расхохотался, но некоторое время ехал помедленнее. Однако скорость неизбежно нарастала, и вскоре костяшки пальцев Джонатана побелели — так крепко он вцепился в поручень. Он решил, что ничего не выиграет, изнуряя себя попытками управлять автомобилем с помощью внушения, поэтому покорно расслабился и выкинул из головы все мысли.
Биг Бен усмехнулся.
— Что такое? — спросил Джонатан.
— Вспомнил Аконкагуа. Помнишь, как я с этой старой сукой разобрался?
— Помню.
Они познакомились в Альпах. Из-за громадной разницы в темпераменте казалось, что хорошей связки из них никогда не выйдет. Ни один из них не испытал особой радости, когда судьба свела их вместе, — оказалось, что старые партнеры каждого по разным причинам больше не могли участвовать в восхождениях, о которых им обоим так мечталось. Решение идти в одной связке они приняли с большими опасениями и на первых порах общались друг с другом с той вежливостью, которая служит заменителем дружбы. Постепенно и неохотно они обнаружили, что их полярно противоположные альпинистские таланты в совокупности сделали из них классную связку. Джонатан относился к каждой горе как к математической задаче и, выбирая маршруты тщательно прикидывал, как соотносятся снаряжение и запасы с наличными резервами времени и сил. Биг Бен же попросту топтал гору и покорял ее силой, полагаясь только на свою необычайную физическую мощь и железную волю. Падкие на шуточки собратья-альпинисты прозвали их Рапирой и Дубинкой. Прозвища эти приглянулись журналистам, поставлявшим статьи об их достижениях в журналы для любителей горного спорта. Джонатан был особенно хорош в работе на голых скалах, где точнейший расчет рычагов и точек опоры вполне отвечал его интеллектуальному стилю.
 
Очередь Биг Бена наступала, когда они выходили на снег и лед, где он, сопя, как бык, грудью прокладывал путь к вершине сквозь снежники.
И на стоянках их полное несходство прекрасно сглаживало то естественное межличностное напряжение, которое возникало в этих узких и подчас опасных местах. Бен был старше на десять лет, словоохотливый, шумно реагирующий на шутки. Их психологические типы и системы ценностей расходились настолько, что между ними никогда не возникало конкуренции. Даже после победы, в высокогорных пансионатах, они отмечали торжество по-разному, в разных компаниях, а ночью вознаграждали себя девочками совершенно разного типа.
В течение шести лет они проводили альпинистские сезоны вместе, штурмуя вершины — пик Уокера, Дрю, канадские Скалистые Горы. И их международной репутации нисколько не вредило, что Джонатан изредка пописывал в разные альпинистские издания, с нарочитым хладнокровием и сдержанностью описывая их собственные подвиги. Позднее для журналов такого рода это стало стилистической нормой.
Потому было вполне естественно, что, когда группа молодых немцев решила штурмовать Аконкагуа, самую высокую точку западного полушария, Джонатана и Бена пригласили принять участие. Особенно обрадовался приглашению Бен: это было как раз восхождение его типа — изнурительный, мучительный подъем, почти не требовавший тактического расчета, зато в избытке — выносливости и безукоризненного подбора снаряжения и припасов.
Джонатан отреагировал несколько прохладней. По справедливости, принимая во внимание, что именно немцы задумали и разработали этот план, они и должны были идти в первой связке, а Джонатану и Бену отводилась роль второго номера, и штурмовать вершину им пришлось бы лишь в том случае, если с немцами произойдет что-то непредвиденное. Все было честно, но совсем не в духе Джонатана. В отличие от Бена, который был влюблен в каждый шаг восхождения, Джонатан шел исключительно ради победы. Значительные расходы, сопряженные с маршрутом, тоже не слишком вдохновляли Джонатана, как и то, что именно его таланты при восхождении такого рода будут иметь лишь второстепенное значение.
Но Биг Бену не так-то легко было отказать. Финансовые проблемы он решил, продав маленькое ранчо, бывшее для него единственным источником доходов, а в длинном разговоре по телефону убедил-таки Джонатана, признавшись, что в силу возраста это будет, скорее всего, последнее восхождение в его жизни.
 
Как выяснилось впоследствии, в этом он оказался прав. Если смотреть с моря, кажется, что Аконкагуа поднимается сразу же за Вальпараисо правильным и, с такого расстояния, совершенно мирным конусом. Но добраться туда — всё равно, что побывать в аду. Подошва этой горы запрятана среди сумбурного нагромождения более мелких гор, и группа провела в пути неделю, поочередно подвергая себя двум противоположным друг другу видам пытки — джунглями, полными миазмов, и сухими пыльными ущельями, направляясь к подножию Аконкагуа по старому фицджеральдовскому маршруту.