Роковая измена (СИ)
И тут до Вадима дошло: кто-то рассказал Алёне, что он уже в разводе. Светка! Больше некому. «Вот тварь!» — чуть ли не заскрежетал зубами.
— Твоя бывшая жена мне всё рассказала! — словно прочитав его мысли, крикнула охрипшим голосом Алёна.
— Тася?! Но как? Она звонила? Где ты…
— В библиотеке! — взвизгнула Алёна и даже топнула ногой. — В гребаной библиотеке! Куда мне полезно ходить! — снова передразнила она Вадима и разрыдалась.
Вадим лихорадочно соображал, как исправить ситуацию. Но как назло, в голову ничего не лезло.
— Оленёнок, — проблеял он и сам поразился, как жалко прозвучал его голос.
Алёна плакала навзрыд, прижав к лицу ладони. Она была похожа на ребенка, у которого только что на глазах разрушили мечту, отобрали подаренного щенка или не взяли на праздник, который она ждала целый год. Вадим осторожно приблизился и с опаской прикоснулся к плечу, а потом обнял.
— Алёнушка. Я собирался тебе сказать. Понимаешь, это не то, что ты думаешь…Из-за такой глупости ты…
И тут Алёна гибко вывернулась из его рук и, вытирая злые слезы, прошипела.
— Уходи! Немедленно уходи!
— Алёна! Ну, перестань, пожалуйста! Давай, поговорим! Ради ребенка, успокойся, тебе же нельзя нервничать! — увещевал Вадим, пытаясь снова подойти ближе.
— О ребенке вспомнил?! А может, это вовсе и не твой ребенок, понятно?
Вадим словно споткнулся о невидимую преграду, лицо его побледнело и стало беспомощным. Алёна, воспользовавшись его растерянностью, резко распахнула дверь и вытолкала, как ненужную вещь, наружу. Так и остался он стоять на площадке, сплошь усыпанной белой пеной лепестков, как будто здесь встречали счастливых жениха и невесту. И только сломанные стебли искалеченных роз намекали на произошедшую катастрофу.
Глава 20
Вадим проснулся рано, настроение уже с утра было отвратительным. Он не стал сразу вылезать из-под одеяла, а натянул его почти по самые глаза, и как обидевшийся на весь мир ребенок, вздохнул.
Вспомнилось, как в детстве, в классе пятом, он очень ждал зимних каникул, но прямо под Новый год разболелся фолликулярной ангиной. Не мог ни есть, ни пить, а в это время стол ломился от разных вкусностей, которые сумели достать через знакомых.
Особенно хотелось набрать горсть рыжих упругих мандаринов, чья нежная пористая кожица чистилась так легко, ароматно пропитывая пальцы запахом свежести и праздника. Вадим даже попросил принести ему один, но как только положил в пересохший рот, заботливо отделенную матерью дольку и, разжевав, попытался проглотить, воспаленное горло, словно обожгло кислотой.
Он сморщился и заплакал, а мать еще долго бегала вокруг, и как встревоженная наседка, хлопала руками, уговаривая его не расстраиваться. Она даже запретила есть мандарины всем домочадцам, сложила их в отдельную вазу и принесла в комнату Вадима, торжественно водрузив на стол. Получилось еще хуже. Теперь оранжевые шарики только раздражали, потому что съесть их здесь и сейчас было невозможно.
А самое главное, Вадик за все каникулы ни разу не вышел на улицу. В то время как мальчишки строили во дворе снежные крепости, летали под откос на ледянке и возвращались домой, промокшие до костей, Вадик лежал в жаркой постели, пил горькое лекарство и полоскал горло противным раствором, который мама называла «морской водой».
Шумной стайкой пацаны возвращались поздно вечером домой, из-за окна были слышны их радостные возгласы, а Вадик тоскливо пялился в потолок. Распаренные, друзья снимали с себя одежки и развешивали их на батарее. Оставалось только наесться до отвала всего, что наготовила мама и завалиться на диван с просмотром очередной серии приключенческого сериала. Всего это Вадик в ту зиму оказался лишен. Он впервые почувствовал себя ущербным.
Вот и сегодня чувство ущербности появилось снова. Вадику казалось, что он превратился в калеку и при этом потерял костыли. Сначала без предупреждения вышибли один, и ему пришлось прыгать на одной ноге, нелепо балансируя, как акробат на натянутом канате, а теперь с хрустом подломился и второй. И Вадик рухнул вниз, а как встать — не знает.
Треугольник был фигурой устойчивой — Тася, Алёна и вершина — он, Вадим. Но фигура сначала покосилась, а потом и вовсе рассыпалась, а вместе с ней померкло и ощущение важности и значимости самого себя. Чувствует себя теперь беспомощным голым младенцем.
А еще эти слова Алёны насчет того, что ребенок может быть не его… А чей же тогда, позвольте спросить? У Алёны есть свои недостатки, но в ее верности он ни секунды не сомневался. Он бы сразу заметил, если бы что было не так. Просто она разозлилась, да и решила ударить побольнее. Нужно переждать пару дней, она успокоится и тогда он попытается всё-таки с ней поговорить. Совершенно разбитый, он кое-как собрался и поехал на работу.
***
— Привет, подруга! — раздалось за спиной Таси.
Тася вздрогнула и обернулась: Светка! Закончился такой длинный и нудный рабочий день, и Тася готовилась отправиться в свою неуютную обитель. Там бродил угрюмый трезвый Виталик, а его жена и дети беспрестанно толклись на маленькой кухоньке, потому что отец семейства желал смотреть футбол и никого не пускал в комнату. Вот и приходилось им кочевать то к бабке, то на кухню. Зоя старалась Виталика не нервировать, чтобы он раньше времени не сорвался и снова не улетел в алкогольную воронку, которая засосет и премию, и продукты из холодильника, а после себя оставит только кровоподтеки на руках, да перепуганные глаза детей.
— Привет, — улыбнулась Тася, с удовольствием оглядывая пеструю, звенящую монистами пышную фигуру.
Гладко причесанные волосы Светки удерживала повязка с кокетливым бантиком, а полные руки с массивными браслетами были победно сложены на груди. Она стояла в длинном балахоне со множеством карманов, отставив коротенькую ножку в ярко-бордовых колготках. Вишневые балетки с присборенными рюшами завершали образ.
— Пойдем! — сказала Светка и подхватила Тасю под руку, словно боялась, что она сейчас вырвется и убежит.
— Куда? — удивленно спросила Тася, чуть замедлив шаг.
Но Светка буквально тащила ее по тротуару, как волочет домой упирающегося щенка хозяйка.
— Света! — возмущенно пискнула Тася. — Куда ты меня тащишь?
— Домой! — кратко изрекла Светка и, пользуясь преимуществом в массе тела, снова принялась за свое. — К тебе домой, — решила уточнить она.
Тася уперлась ногами в асфальт. Ни дать, ни взять — капризный ребенок.
— Подожди! Я… я устала сегодня. Да и бардак у меня, всё коробками завалено.
— Ничего. Переживу, — буркнула Светка и снова потянула ее за руку.
— Давай, в кафе! Свет, пойдем, посидим, кофе с тортиком закажем, — попыталась соблазнить подругу Тася, не понимая, как ей выкрутиться из этого положения.
Со стороны ситуация выглядела комичной, но Тасе было не до смеха. Не может же она привести Светку в коммуналку и, наматывая сопли на кулак, жалиться, как ее обманули. А в это время за стеной будет материться Виталик, призывая к ответу проигравших игроков. Самой противно!
Светка резко остановилась. Лицо ее приобрело тот вид, которого Тася побаивалась: глаза сузились, а над губой выступили капельки пота. Высшей степени ярости подруга еще не достигла, но была где-то очень-очень рядом. У Таси даже опустились плечи, и она с мольбой посмотрела на Светку, будто уговаривала ее согласиться и хотя бы некоторое время еще делать вид, что верит Тасе.
— Не хочу в кафе, — спокойно сказала Светка. — У тебя посидим.
— Ко мне нельзя, — упавшим голосом пискнула Тася.
— Это почему же? — деланно удивилась Светка. — Всегда было можно…
— Свет, понимаешь…
— Не понимаю! — вдруг гаркнула на всю улицу Светка.
У старушки, прогуливающейся неподалеку, звонко затявкала, залилась собачонка, испуганная внезапным криком.
— Я не понимаю, сколько еще ты мне будешь врать! И зачем?! Где ты живешь? Показывай! И покажи, какие ты варианты смотрела? И где оформила кредит? И под какие проценты? А главное, убеди меня, что Вадичка у тебя деньги не отжал!