Предписанное отравление

– Хорошая чашка чаю – лучшее лекарство, не так ли? – заметила она. – Я всегда говорю, что, находясь в тридцати милях от Лондона, мы чувствуем городскую жару, – она бросала свои фразы, обращаясь скорее к комнате, чем к доктору. Экономка знала о том, что врачу не нравится беседовать, когда он приходит, чтобы подкрепиться.
Фейфул рассеянно согласился, и она удивилась сильной усталости на его лице. «Как не похоже на доктора Тома», – подумала она. Бывали моменты, когда он выглядел так, словно ему было столько же лет, сколько и его отцу. Но, не говоря ни слова, экономка удалилась, чтобы выпить свой собственный чай.
Оставшись наедине, доктор попытался заставить себя следовать собственным привычкам. Уселся в кресло, облокотился о столик, закурил, выпил чашку чаю, вытянул свои длинные ноги, скрестил лодыжки и, склонив голову, расслабился.
Только приступив ко второй чашке чаю, он вынул из кармана полученное письмо. Угрюмо улыбнувшись собственному терпению, он пару секунд подержал его между пальцев, перечитав свои имя и адрес, начертанные болезненным, но различимым почерком, вернее, печатными буквами.
Взяв перочинный нож, он разрезал плотный белый конверт и вынул дважды сложенный листочек голубой бумаги для заметок. Будучи развернутым, на первый взгляд он казался пустым, пока вы не замечали пару строк, написанных такими же печатными буквами, как и адрес. Сообщение гласило:
 
Думаете, то, что вы медленно отравляете миссис Лакланд – это секрет?
 
Доктор прочитал его, не сменив выражения лица. Все с тем же спокойствием он вернул письмо в карман и допил чай, демонстрируя все тот же аппетит. Затем он встал и перешел в свой кабинет – забитую книгами комнату, порядок в которой не был настолько идеальным, чтобы доставить дискомфорт, а беспорядок – не настолько явным, чтобы доставлять какое-либо неудобство. Оказавшись здесь, доктор сразу же прошел к письменному столу, немного выдвинул стул, достал из кармана ключи и отпер один из ящиков. Вынул оттуда еще два конверта, сел за стол и разложил перед собой эти два конверта и свежеполученный.
Почерк был один и тот же. Единственное отличие состояло в том, что предыдущие письма были упакованы в конверты из бумаги того же сорта, что и сами письма. Доктор вынул те письма и внимательно перечитал их, сравнивая с новым сообщением. Пару минут после этого он неподвижно сидел, задумчиво прикрыв глаза. Потом он улыбнулся.
Фейфул сунул письма обратно в конверты, причем на этот раз он действовал энергичнее, чем когда вынимал их. Потом он запер их в ящик. С мужеством и уверенностью в себе (миссис Бэйтс одобрила бы такое поведение), он взял телефон.
– Соедините с полицией, – попросил он.
  
Глава 2. Закат примадонны
 
Макбет: Час, верно, поздний.
Леди Макбет: Ночь спорит с утром, кто кого сильней.
Макбет
Миссис Корнелия Лакланд сидела в постели и смотрела, как вяжет Эмили Буллен. «В середине июля на шерсть и смотреть-то невозможно», – подумала она, но Эмили всегда обладала тем предчувствием, которое обычно приписывают разведчикам и поводырям: в разгаре лета она уже ощущала приближение осени, а когда начинали падать первые листья, она уже готовилась к зимним холодам.
Закрыв глаза, миссис Лакланд смогла не замечать Эмили и ее джемпер, но таким образом она не могла видеть и все то приятное, что находилось в ее спальне и подталкивало ее к выздоровлению. Чтобы не видеть компаньонку, она повернула голову на фут-другой вправо, к окну, через которое можно было созерцать пустующую солнечную террасу, линию берега реки и величественную башню собора за вершинами вязов. Ее комната находилась в задней части дома. В утренние часы нужно было прятаться от солнца за жалюзи, но в наступивший час здесь было прохладно, так как тень от дома медленно опускалась на террасу.
 
Мысли миссис Лакланд блуждали туда-сюда. Как там сказал доктор Том? В том, что она сможет завтра увидеться с Ренни, нет сомнений. Она с наслаждением смаковала воспоминания о интонации доктора, смело дававшего это обещание. Встать, выйти, в известной мере порадовать себя. Нет особой спешки в новом пузырьке тоника – старый куда-то пропал. Ну, она им покажет. Она примется за все с того места, на котором остановилась. За прошедшую неделю она увидела и услышала достаточно. Мысли о субботней болезни заставили ее немного содрогнуться и увильнуть от некомфортных воспоминаний. Они бросали ее обратно в постель, и ей казалось, что она слегла навсегда. Но теперь от этой болезненности ничего не осталось. И увидевшись с Ренни, она снова овладеет ситуацией.
При мысли о визите адвоката она слегка нахмурилась. Жаль, что он так ограничен в действиях. Но, в конце концов, внучки осведомлены не обо всем. Она могла блефовать. Она уже делала это, и сделает снова. Наведет тень на плетень. Ведь у нее и правда есть на это сила. Она уже здорова и чувствует себя лучше, чем год назад – до наступления болезни. Восстановившееся здоровье само по себе дает возможности.
Перевернувшись на спину, она протянула руку, чтобы взять с тумбочки зеркальце. Держа его перед лицом, она задумалась над отражением. Кто бы мог подумать, что ей семьдесят восемь? Она восхитилась надменному положению головы с гладкими серебряными волосами, тонкой мягкой коже со слабым румянцем и властному носу. Возможно, глаза не так ярки, но лицо не одрябло. Она знала, что при правильном освещении ей не дали бы больше шестидесяти. Она все еще достаточно хороша. Она, некогда прекрасная Корнелия Кроун, красавица и куртизанка, боровшаяся с жизнью и раз за разом одерживавшая победу.
Ее замужество за Джоном Лакландом могло оказаться ошибкой. Но, глядя с другой стороны, что могло бы быть успешнее? Это был законный союз, как минимум, давший ей ту безопасность, которую только могли дать деньги. Комплименты, поцелуи, триумф красоты… все это так же эфемерно, как сны, и этому противостояла мощь денег. Первые могли послужить, и послужили как следует. Но она любила деньги, и она завладела ими. Защита от тех лет, когда станет невозможно сражаться с жизнью, применяя былое оружие. Но вместо него она использует деньги. Детей у нее не было – она знала средство получше. Потому подобная защита от грядущий напастей была не для нее. Она никому не дарила доброты и не ждала ее взамен. Но деньги – это и кнут, и пряник, с помощью которых она могла командовать внучками Джона. Когда она щелкала кнутом, они прыгали так высоко, как ей того хотелось.
Она снова взглянула на компаньонку.
– Буллен, отложи эту кошмарную попону. Едва я взгляну на тебя, как меня кидает в жар. Грядущую зиму я только поприветствовала бы, но вид мотков шерсти не вызывает у меня чувства наступления холодов, а обложившись ими, ты совсем не похожа на котенка!
Эмили Буллен неловко покраснела, отложила вязание и встала. Она была бледной женщиной среднего роста и неопределенного возраста, довольно пухлой, с каштановыми волосами и глазами. Выражение ее лица постоянно казалось наигранно оживленным.
– Миссис Лакланд, извините. Почитать вам?
– Нет. Я не хочу заснуть. Подойдите сюда и присядьте.
Эмили Буллен взяла низкую табуретку в подножие кровати и послушно села.
Миссис Лакланд вздохнула. Она уже не в первый раз задумалась: почему сладостность и послушание оставляют кислое послевкусие? Как если бы Буллен была марсианкой какой-то! Корнелия Лакланд скорее поняла бы уличную девку, чем свою благонравную компаньонку. Однако Буллен знала свою работу, с ней можно было о чем-нибудь поговорить и поразвлечься.
 
– Эмили, ты слышала, что сказал доктор? Завтра я встану и повидаюсь с Ренни. На этот раз я в полном порядке.
– Да, миссис Лакланд. Могу ли я заметить, что решение врача подтверждает то, о чем я и сама говорила в последние дни? С Божьей помощью вы с поразительным успехом идете на поправку.