Предписанное отравление

Однако один человек не был разочарован формальностью процесса. Взглянув на публику, Пардо понял, что в зале находится разгадка смерти миссис Лакланд. Он был уверен, что убийца здесь – среди присутствующих не хватало только миссис Бидл и двух служанок. Он наблюдала за девушками. Дженни застыла в одной позе, она смотрела то на одного, то на другого человека, но отстраненным взглядом. Кэрол словно побледнела из-за контраста с траурным нарядом и не смотрела ни на кого, кроме коронера. Во время показаний Фейфула инспектор дважды перехватывал взгляд Дженни на доктора, и всякий раз она тут же отводила глаза. А Кэрол не смотрела ни на кого. Эмили Буллен была неподвижна и сидела с покрасневшим лицом. По-видимому, она была загипнотизирована тем, что стала частью данного разбирательства. В заднем ряду сидел Карновски, который, несмотря на неприметную позицию, проявлял больше интереса, чем народ на более заметных местах. Пардо заметил, что Хенесси, дворецкий, постоянно отводил взгляд от актера, но через минуту снова начинал смотреть на него. Сам же Карновски не делал ничего, кроме попыток перехватить блуждающий взгляд Дженни. Он казался человеком, попавшим в племя дикарей, но относившимся к ним с какой-то озадаченной снисходительностью.
Как только все окончилось, Пардо вместе с Солтом поспешили в «Лебедь и переправу». Теперь инспектор был полон оптимизма: свобода действий и отсутствие необходимости уложиться в четко оговоренный период времени всегда давали ему такое чувство.
– Я хочу пересмотреть дело с учетом выявленных нами фактов и посмотреть, как теперь выглядят наши подозреваемые, – сказал Пардо, оказавшись в помещении и сев за стол.
– Подозреваемые? Это же все они, – заметил сержант. После душного зала суда и прошлой ночи он не был готов к работе, но сел напротив инспектора и настроился на мозговой штурм.
– Не вполне, – ответил Пардо. – С ходу мы не можем вычеркнуть никого из них, но полагаю, что при помощи здравого смысла мы сможем отсеять одного-двух подозреваемых.
– Слуг?
– Например, миссис Бидл. Не требуется хорошо разбираться в человеческой натуре, чтобы понять, что она не способна на отравление. Кроме того, будучи поварихой, она меньше других сталкивалась с капризами старушки. В наследство ей достанется шестьдесят фунтов, и я не могу себе представить, чтобы Бидл убила за эту сумму, даже если бы узнала, что старое завещание будет переписано.
– Но дворецкий сильно от нее отличается, – заметил Солт.
– На первый взгляд. Но ему причитается также всего шестьдесят фунтов. Не такие уж большие деньги, чтобы стать мотивом. К тому же Литтлджон сказал, что он достаточно обеспечен, у него есть банковский счет, и в случае увольнения у него не будет финансовых проблем. Нет, если это наш человек, то объяснением может быть только вспышка гнева из-за увольнения. Но мне не кажется, что он может разъяриться до такой степени.
– Да, – согласился сержант, – будь он настолько нервным, то держался бы подальше от киноактера.
– И у него было меньше возможностей, чем у любой из женщин, – продолжил Пардо. – Тому, кто убил миссис Лакланд, нужно было отравить лекарство, дать ей порцию получившегося препарата и вытереть пузырек за один раз, либо совершить несколько визитов в комнату старой леди, что увеличивало бы риск попасться. Так проделать все это мог тот, чье присутствие в спальне старушки не было чем-то необычным. То есть не Хенесси.
– А если допустить, что с ним кто-то был? – предположил Солт.
– Не очень вероятно. Кто мог бы разделять его мотив при том, что здравый смысл подсказывает – Хенесси могло двигать лишь чувство мести? Где можно найти соучастника в убийстве при том, что у тебя есть только обида на увольнение?
Солт не ответил, и инспектор продолжил:
– Сам я думаю, что Хенесси рассказал все, что знает. А вот двое служанок – совсем другой вопрос. Что вы думаете о них?
– Никто из них не убивал старуху, – быстро ответил сержант. – Но обе знают что-то еще.
– Согласен. Возьмем горничную Доус. Она может потерять место и ничего не выигрывает от смерти. И если бы убийцей была она, то не пыталась бы вспоминать о вещах на тумбочке, а через пару дней сердиться от того, что мы ей напомнили об этом. После четверга что-то произошло, и это заставило ее пересмотреть свои показания. Хотелось бы услышать об этом.
 
Пардо замолчал, и через какое-то время Солт заметил:
– Может быть, она подумала и решила загадку, поняв, кто был убийцей? И теперь она поняла, что говорить опасно?
Инспектор кивнул.
– Возможно. А вторая, Хетти Пэрк, беспокоит меня. С ней что-то явно не так.
– Сегодня она возвращается домой.
– Да. Это к лучшему. В Буллингхэме она, быть может, расскажет то, о чем боялась говорить здесь. За этими подслушиваниями у двери что-то кроется.
– Что-то за дверьми… Готов поспорить, что там не было ничего, кроме пары крепких слов, но из-за убийства у нее началась истерика, – предположил сержант.
Он думал, что инспектор придает слишком большое значение этой версии, но так и не смог рассеять его тревожность.
– Надеюсь, что вы правы, – коротко ответил Пардо.
– Ну, как мы знаем, у нее не было мотива для убийства старушки, – заявил Солт. – И невероятно, чтобы девушка в ее положении смогла проделать такое, не показав виду.
Пардо казался задумчивым.
– Значит, у нас остаются двое внучек, доктор и компаньонка. Сначала рассмотрим доктора Фейфула.
– Хорошо, – согласился сержант. – Можем сделать это без лишних слов. Как насчет мотива?
– Его нет. У него, напротив, были причины сохранить постоянную пациентку живой, ведь она приносила доход, а также собиралась изменить завещание в его пользу. Мы знаем: то, что она сказала ему в среду, было правдой. Ренни подтвердил это. Так что с ее смертью Фейфул потерял возможность получить наследство в пятнадцать тысяч фунтов. Но предположим, что у него был мотив. А была ли возможность дать ей яд? Та порция, что он дал ей днем, как мы знаем, была безвредна, и он не возвращался в дом до тех пор, пока ночью его не вызвали.
– Но он мог подмешать морфий в препарат и оставить его старушке, чтобы она самостоятельно приняла последнюю порцию, – размышлял Солт.
– Тогда кто так тщательно протер пузырек?
– Сообщник.
– Ну, это никуда не годится. Если Фейфул подмешал что-то в пузырек, то когда? Единственная возможность сделать это была между моментом, когда он дал лекарство миссис Лакланд, и временем, когда он ушел от Лакландов. То есть у него было всего четверть часа, причем старушка все это время весело беседовала с Буллен.
– Но та говорит, что вышла из комнаты после того, как доктор дал пациентке тоник.
– Так она и сделала. Но здесь нет большой разницы. Солт, подумайте. Те таблетки содержали по четверти грана морфия, а в теле найдено почти три грана. Так что в ее лекарстве нужно было растворить двенадцать таблеток, причем в это время старушка сидела рядом, наблюдала за ним, говорила с ним и так далее! Явный вздор! Причем если он растворил яд, то ему пришлось постараться, ведь нужно было использовать маленький пузырек!
– Это беспокоит и меня, – сказал Солт.
– Что?
– То, что яд был в пузырьке.
– Меня тоже. Почему не в стакане? Кто-то раздобыл морфий и подмешал его в лекарство. Но почему убийца выбрал пузырек, а не стакан? Ведь было бы легче приготовить яд заранее, под каким-либо предлогом войти в спальню и вылить яд в стакан? Если кто-то из домашних украл таблетки еще в июне, то у него было достаточно времени на подготовку. Но пузырек все время стоял на тумбочке! В половине третьего он был совершенно безвреден, и мы не знаем, когда в него попал яд. И я не могу понять почему. Миссис Лакланд не ложилась спать до тех пор, пока ей не принесли ужин, и, как нам сказали, спала она очень чутко, так что если кто-то и обнаружил, что она заснула, то все равно он очень рисковал, подмешивая отраву в пузырек. Конечно, это можно было проделать, особенно если яд уже был в жидком виде, но во всем этом есть какая-то бессмыслица, не согласующаяся с остальной частью хитрого замысла.