Венец лжи (ЛП)
В обычный день к этому времени я была бы уже дома, как раз после беговой дорожки и душа. Ответив на несколько последних электронных писем, я забралась бы в постель и читала какой-нибудь новый роман, пока у меня не слиплись бы глаза и не выпала из рук читалка.
Но только не сегодня.
Сегодня вечером прохожие либо улыбались мне, либо кричали — это зависело от того, просили они меня о чем-то или просто хотели, чтобы я убралась с дороги. Я шла либо слишком быстро, либо слишком медленно, не в состоянии попасть в ритм разношерстной толпы, в которую пыталась влиться. В куртке мне стало жарко, а от переполненных потными людьми улиц у меня началась клаустрофобия. Ноги ныли от ходьбы, а в животе урчало от голода.
Но ничто не могло умалить того, каким освобождающим и внушающим благоговейный трепет казалось мне всё вокруг.
Завернув за угол, я заметила передвижную закусочную, предлагающую лучшую мексиканскую кухню по эту сторону границы. Разве одним из пунктов моего списка не была уличная еда?
«Это может закончится отравлением».
Да, возможно. Но пищевое отравление станет еще одним приключением, которого меня всегда лишали. Вытащив из кармана кошелек, я встала в очередь и стала ждать. Добравшись до окошка, я вытянула шею и увидела парня в засаленном фартуке.
— Чего желаете? — он жевал жвачку, нетерпеливо вертя в пальцах карандаш.
Я прищурилась, глядя на висящее у него за спиной меню.
— Хм, а что Вы посоветуете?
Парень усмехнулся.
— Посоветую? Леди, по-вашему у меня есть время с Вами трепаться? — сказал он и указал карандашом на толпившихся позади меня людей. — Поторопитесь. Люди платят мне за то, что я их кормлю.
Я открыла кошелек и вытащила двадцатку.
— Мне что-нибудь куриное, — я протянула ему деньги. — О, и не острое. Не люблю специи.
— Ясно, — фыркнул он. — Пресная курица. Скучный заказ для скучной девчонки.
Я напряглась.
— Простите, что?
Парень оглядел меня с ног до головы.
— Уматывай, принцесса. Твой заказ будет готов через пять минут. Возьмешь из окна с той стороны грузовика, — он бросил мне грязную десятидолларовую банкноту. — Вот твоя сдача.
Я сжала в пальцах деньги, чувствуя, как удушающей волной меня захлестывает обида и раздражение. Со мной никогда так не разговаривали. Не смели.
Еще больше разозлил меня тот факт, что он назвал меня скучной, и я с этим согласилась. Я скомкала деньги и швырнула ему.
— Знаете, что? Добавьте к этому заказу еще и говядину. И поострее.
Затем отошла к окошку выдачи, прежде чем он успеет снова чем-нибудь меня оскорбить.
Глава пятая
С говядиной я явно погорячилась.
Взяв свой заказ, я направилась к Таймс-сквер, где для гуляющих прохожих было расставлено несколько столов и стульев. Стол был грязным, стул шатался, но я никогда еще не ела с таким азартом и увлечением.
Я открыла завернутый в фольгу буррито и вдохнула его аромат. Решив доказать, что парень в засаленном фартуке ошибался, я откусила кусок говядины, прожевала его и ухмыльнулась.
«Не так уж и ужасно».
Потом начало жечь.
У меня дико защипал язык.
Мексиканская еда обжигала мне внутренности. Все быстрее и горячее, пока полностью не согнала с моего лица ухмылку, и я не принялась судорожно хрипеть и задыхаться.
Воды!
О, Боже, срочно воды.
У меня из глаз хлынули слезы, я схватила оба буррито и, покинув свой экспроприированный столик, побежала к магазину, мигающему рекламными щитами с изображениями ледяной воды и бутылок колы.
Ворвавшись внутрь, я рывком открыла холодильник и, вытащив бутылку воды, сорвала с нее крышку. Затем тут же ее осушила. И все равно язык и губы жгло огнем.
Задыхаясь, я схватила шоколадное молоко.
Немного помучившись с крышкой, я, наконец, его открыла и сделала несколько жадных глотков. Жирное молоко немного уменьшило жжение. Я вздохнула с облегчением.
— Надеюсь, ты за это заплатишь, — приподняла бровь продавщица с розовыми волосами.
Вытерев губы тыльной стороной ладони (чего в своей обычной жизни никогда бы не сделала), я кивнула и, удерживая свои почти нетронутые буррито, взяла еще одну бутылку воды.
— Да, извините. Я не ожидала, что еда такая острая.
Девушка усмехнулась.
— О, черт, ты разозлила Пита?
— Пита?
Я поставила две бутылки с водой (одну полную, другую пустую) и недопитое шоколадное молоко на транспортерную ленту.
Продавщица провела их через сканер, пробив покупку.
— Да, парень, который владеет передвижной мексиканской закусочной, — хихикнула девушка. — Он делает офигенное тако, но с острым соусом явно перебарщивает.
Я провела языком по все еще саднящим губам.
— Я вроде как сама напросилась, — пожав плечами, улыбнулась я. — Я редко выхожу в город. Меня не предупредили, что не стоит злить работников общепита.
Продавщица упаковала мои покупки.
— Да, это всем известно. В особенности уличных королей.
Я порылась в кошельке и вытащила двадцатку. Девушка открыла кассу и протянула мне сдачу. От того, что она говорила со мной без напряжения или беспокойства, я немного расслабилась.
Я привыкла разговаривать с женщинами исключительно как начальник с подчиненными. Все боялись, что я их уволю, а потому в моем присутствии никто не шутил и не решался ничего мне советовать. А те, что пытались со мной подружиться, делали это только ради поощрения или продвижения по службе.
Я чувствовала фальшь, как гнилое яблоко.
Мы снова улыбнулись друг другу и между нами повисла неловкая пауза. Я не знала, как закончить дружескую беседу или хотя бы уйти после покупки.
К счастью, продавщица спасла меня от позора.
— Что ж, хорошего вечера. И больше никого не зли, ясно?
Я кивнула.
— Ясно. Спасибо за помощь.
— Нет проблем, — она помахала мне рукой, а затем вышла из-за кассы и продолжила заполнять полку чипсами.
Проверив, со мной ли мои буррито и бесценные жидкости, без которых мне не одолеть огнедышащего дракона мести Пита, я вышла из магазина и снова устремилась в сумасшедший мир покупателей и туристов.
Я пробралась сквозь толпу, намереваясь сесть обратно и попробовать нежное куриное буррито, но обнаружила, что мой стол уже занят семьей с тремя маленькими детьми, которые моргали остекленевшими от усталости глазами в свете ярких неоновых ламп.
Все остальные столики были заняты.
Ну, ладно.
Мне все равно. Я могу есть и на ходу.
Внезапно до меня донесся чей-то смех. Я оглянулась — через пару столиков от меня сидели четыре девочки-подростка. Я уже хотела было посмеяться вместе с ними, но тут увидела причину их веселья и пришла в ужас.
Они насмехались и хихикали над бездомным стариком, собирающим в мусорный мешок алюминиевые банки.
Мне стало больно за него и за его бедственное положение. Он в полной мере осознавал летящие в его сторону шуточки и шепотки, поэтому, догоняя унесенную порывом ветра банку, изо всех сил старался не обращать внимания на девушек.
Всю свою жизнь мне было чуждо понятие бездомности. Я родилась в роли, гарантирующей мне безбедное существование в тепле и сытости. Мне было так много дано, и что я сделала? Сбежала на всю ночь, как неблагодарный подросток.
«О чем я только думала?»
Мной овладел стыд. Я не могла смотреть на взятую из «Бэлль Элль» одежду и на еду, купленную на украденные из кассы деньги. Я имела полное право воспользоваться этими вещами, но почему-то казалась себе воровкой, нарушившей доверие отца.
Из дырявого мешка бродяги выкатилась банка, и девчонки засмеялись пуще прежнего.
Из-за такой тупости и отсутствия элементарного сострадания у меня возникло желание их треснуть. Мне стало стыдно за то, что когда-то я хотела стать обычной девчонкой, а не тем, кем являюсь на самом деле: умной молодой женщиной, которая никогда не будет стоять и молча смотреть, как над кем-то насмехаются.