Времеубежище

Я ввел запрос «молодцы», и эта половина Болгарии открылась передо мной как на ладони. Разные группы, организующие исторические реконструкции, патриотические объединения, маленькие и большие сообщества, пропагандистские сайты, фабрики, где шьют знамена, ателье, предлагающие разнообразную народную одежду, спортивные костюмы с вышитой надписью «Свобода или смерть», футболки и белье с лозунгом «Болгария на три моря», патриотические тату-салоны… Я вспомнил, как Демби сказал мне в офисе: «Я не важная персона, но эти самые важные персоны часто обращаются именно ко мне, потому что все, что я делаю, нестандартно и на высшем уровне. И если выпадает халтурка, то эта халтурка тоже будет высшего уровня».
Сообщества в соцсетях пользовались необычайной популярностью. На своих фотографиях в профиле все гайдуки демонстрировали татуировки на бицепсах и груди, а у некоторых на спине красовалось изображение Шипкинской эпопеи.
Самыми многочисленными были клубы исторических реконструкций — в них состояло до нескольких сотен участников — постоянных членов и добровольцев. Их вооружение — кремневки, ножи, ятаганы, секачи, пистолеты и карабины, — собранное вместе, наверняка превосходило вооружение действующей армии. В некотором смысле такие клубы могли бы стать (а может, и были) настоящими боевыми отрядами под прикрытием.
Бросался в глаза тот факт, что все эти сообщества поддерживало государство, да оно не особенно это и скрывало. На странице сообщества «Гайдуки» был пост о том, как однажды несколько вооруженных до зубов гайдуков с ножами и пистолетами за поясом ворвались в класс, до смерти перепугав детей. Вероятно, это случилось во время урока патриотического воспитания, не так давно включенного в школьную программу, потому что учительница в синем национальном сарафане и с венком на голове восторженно рассматривала нож самого кровожадного гайдука. Потом все дети получили возможность прикоснуться к аутентичному оружию, как сообщалось в подписи под снимком. На другой фотографии какой-то мальчуган восьми-девяти лет целился в классную доску, держа револьвер обеими руками. Другой молодец пытался вытащить из ножен ятаган. На снимках виднелись улыбающиеся лица гайдуков. Хотя нужно официально запретить вход на территорию школы с оружием. На сайте была размещена благодарность в адрес бизнесменов-патриотов, которые не жалели средств на воспитание болгарских детей.
На другой странице клуб исторических реконструкций решил наглядно показать историю героя народной песни Балканджи Йово. Тот запретил своей сестре Яне выходить замуж за сына турецкого бея и таким образом принять турецкую веру, и турки устроили жестокую расправу — расчленили его. Для этой цели использовали манекен в народном костюме. Насколько я понял, представление прервали, потому что несколько детей потеряли сознание. Еще я прочитал, что в планы клуба входили также реконструкции повешения народного героя Басила Невского и Батакской резни.
Солнце катилось за гору Витоша подобно голове гайдука. С наступлением вечера сильно запахло печеным перцем — самый болгарский и любимый с детства аромат. Если я и патриот чего-то, то именно его — запаха печеного перца вечером. Где-то на другом этаже жарили котлеты, что-то бормотал телевизор… Жизнь продолжалась со всеми своими запахами и суетой. Стало прохладно. Я накинул на плечи куртку и снова уселся за компьютер, чтобы быстренько ознакомиться с информацией о Движении за социализм.
  
19
 
Активисты этого движения быстро освоили новые СМИ, или, скорее, завладели ими, как они сами бы выразились. Призрак коммунизма бродил в Сети, старые эмблемы и сувениры вновь становились символами. Когда же случилось все это? Вот, например, сайт «Вернем социализм, друзья» — наполовину на русском языке. Сразу включилось видео: архивная запись, на которой дети поздравляют с Новым годом генерального секретаря и старцев из Политбюро в правительственной резиденции Бояна. Действие происходит где-то в конце семидесятых. Члены Политбюро похлопывают детей по плечам и пытаются каждого поцеловать. Какая-то девочка брезгливо вытирает лицо рукавом, и камера тут же меняет ракурс.
 
Бросается в глаза, что на сайте полно плохо написанных лозунгов. Рифмы слабые, содержание — уровня пожеланий, которые школьники пишут друг другу в так называемых тетрадках-лексиконах. Много фотографий Живкова, Брежнева и Сталина, а также кадры Второй мировой войны, снимки автомобиля «лада».
 
 
Руками сильными в бою
 
Врага мы уничтожим…
 
 
Левацкий миф с самого начала отличался скудостью. Чтобы идти вперед чтобы работали скрепы мифа, надо забыть о многом. Надо забыть теракт 1925 года в соборе Святой Недели, забыть тех, кто был убит и похоронен в общих могилах сразу после переворота, кого били и топтали сапогами, кого ссылали в лагеря, не помнить о тех, за кем следили, кого обманывали, разлучали, унижали и запрещали. Забыть о них. И забыть о том, что они забыты. Но просто так взять и забыть невозможно, над этим нужно работать. Нужно непрерывно напоминать себе о том, что ты должен что-то забыть. Наверно, это касается любой идеологии.
Мне захотелось покурить. Причем именно крепких сигарет, как когда-то. Желание оставаться дома пропало, и я решил прогуляться. Я пересек скверик перед собором Святой Софии и очутился позади сравнительно нового памятника царю Самуилу. По задумке скульптора, в глаза царя вмонтировали две диодные лампочки, к ужасу прохожих и бродячих котов. К счастью, спустя два месяца лампочки перегорели и никто не озаботился их сменить.
Если что-то и может спасти эту страну от обрушившегося на нее китча, то только лень и разгильдяйство. То, что работает против нее, ее же и убережет. В государствах, где процветают нерадивость и лень, ни зло, ни китч надолго не задерживаются, потому что им тоже нужны поддержка и усердие. Это была моя оптимистическая теория, но подлый внутренний голос шепнул, что, к несчастью, человек способен победить свою лень.
Я шел по улице, а в голове у меня продолжали спорить гайдуки и коммунисты из Сети. Холодный воздух немного привел меня в чувство, и я понял, что существует две Болгарии и ни одну из них я не могу назвать своей.
Я присел на скамейку неподалеку от памятника со светящимися глазами, которые больше не светились. Мне было грустно и одиноко. Я чувствовал себя раздавленным, совсем как в том анекдоте: «„Простите, вы писатель?“ — „Нет, я просто с похмелья“».
Мимо прошла компания подвыпивших парней. Один из них крикнул, обращаясь ко мне: «Дядя, нечего его охранять, он и так не убежит». И отправились себе дальше, заливаясь смехом и не подозревая, что это была самая нормальная реплика, которую мне довелось услышать за все эти дни. Если бы я мог, пошел бы вместе с ними.
Ведь этот город должен быть моим, и мое прошлое должно мотаться по улицам, выглядывать из-за угла и пытаться со мной заговорить…
Но мы с ним, кажется, уже не находим общего языка.
  
20
 
Я вдруг понимаю, что в городе общения нет на всех уровнях. Врачи ничего не говорят пациентам, продавцы не разговаривают с покупателями, таксисты не разговаривают с пассажирами… Не беседуют друг с другом члены отдельных гильдий, одни писатели не общаются с другими, которые, в свою очередь, игнорируют третьих. Дома в семьях царит молчание, мужья не разговаривают с женами, матери и отцы ничего не рассказывают друг другу. Как будто все темы для бесед вдруг исчезли, вымерли, словно динозавры, или, как пчелы, улетели через кухонную вытяжку или маленькое окошко в ванной с разорванной антимоскитной сеткой.
И теперь сидят друг напротив друга он и она, молчат и не могут вспомнить, о чем говорили. И чем больше времени проходит, тем труднее возобновить разговор. Все просто: молчание рождает молчание. В самом начале бывает момент, когда ты хочешь что-то сказать, даже строишь безмолвно фразы, набираешь воздуха в грудь, открываешь рот, но потом машешь рукой и захлопываешь дверь изнутри.