Иная война (СИ)
Пехотинцы шагали с улыбками на лицах — ничто так не вдохновляет войска, как постоянные победы. И сейчас проходя мимо генерал-адмирала, шеренги непроизвольно выравнивались, солдаты шли в ногу, забросив короткие карабины с отомкнутыми шарнирными штыками на плечо. Отличить офицера от солдата можно было только вблизи, разглядев на цвета хаки погонах, без всяких просветов, набор из маленьких или крупных звездочек — непривычное пока еще нововведение, но имевшее в войсках множество сторонников, считавших, что дух боевого товарищества гораздо важнее отживших свое время сословных различий.
Все правильно — мундир для парадов и балов, а эта форма повседневная, для службы и войны предназначенная, простая и практичная. За красотой гнаться, как однажды выразился фельдмаршал — в атаки не ходить, по-пластунски под вражеским огнем не ползать, и у бивачных костров не спать, да и нормально не поср…
Что тут скажешь — отучить Фока от ругани невозможно, всегда и ко всему найдет красочные эпитеты!
Проходящие мимо него батальоны были прекрасно вооружены — карабины, ручные и станковые пулеметы, у многих солдат на поясах гранатные сумки. На легких повозках везли горные пушки и пока еще редкие в русской армии 42-х линейные минометы. Попадались и маленькие 37 мм полковые орудия — эти пушки были сняты с вооружения флота и переданы в армию, где для них изготовили легкие разборные лафеты.
Именно артиллерия сокрушила турецкую оборону на перевалах, проложив огнем путь собственной пехоте. Потому и удалось пройти через горы так быстро, протащить следом обозы, и все при минимальных потерях. Такого стремительного броска турки не ожидали — болгарская пехота либо сбивала их с позиций сразу, или обходила наспех возведенные позиции, которые уничтожались позже массированным огнем из гаубиц и минометов. А если было нужно, то пехота шла в яростные атаки, а от крика «На нож», у турок леденела кровь в жилах — тогда в плен их не брали, дорвавших до рукопашных схваток. Но такое бывало редко — многочисленные пулеметы обычно устраивали бойню, отбивая редкие контратаки, и деморализованный свинцовым ливнем противник, к слову очень храбрый, тут же отступал в панике, и потрясенный потерями, обращался в бегство.
Какая уж тут война — это избиение!
Алексеев нисколько не сомневался, что эта армия дойдет до Константинополя на одном дыхании. Вперед уже ушла немногочисленная болгарская кавалерия с егерями, их сопровождали несколько бронеавтомобилей — последние имелись только в гвардейских дивизиях, и вот появились и болгар, понятное дело, что с русскими экипажами. Да и как было обойтись без помощи — несколько сотен офицеров и до пяти тысяч солдат и унтеров, прошедших войну с японцами, сейчас были в рядах болгарской армии, оказав неоценимую помощь, охотно делясь своим богатым боевым опытом.
— Аэроплан, ваше высокопревосходительство!
Евгений Иванович задрал подбородок, и увидел парящую в небе рукотворную «птицу». Несколько самолетов было передано болгарам, они оказались хороши для разведки, куда лучше конницы. Но конструкции пока несовершенны, а двигатели слабоваты. Но в том, что за авиацией великое будущее, Алексеев не сомневался, так что все расходы оправданы. А тут прекрасная возможность проверить в боевой обстановке все новое оружие — с аэропланов уже проводилась бомбардировка турецкой пехоты небольшими бомбами и стальными стрелками. Именно они навели страха на османов — завидев в небе самолет, они уже не стреляли по нему, а разбегались. Хотя было отчего впадать в панику. Генерал-адмирал сам осмотрел мертвые тела пораженных вот такими небольшими и тонкими стрелками с оперением, издававшими в полете устрашающие звуки.
Ужасное зрелище, не для слабонервных!
Имелось и более кошмарное сооружение, «шайтан-арба», если использовать восточный колорит, с его эпическими высказываниями. Бронепоезда произвели на аскеров неизгладимое впечатление, когда изрыгая дым и пар, грохоча и лязгая по рельсам, они подходили и обрушивали на османов град снарядов из орудийных башен и плотный огонь из десятка бортовых пулеметов. Все ужасы преисподней и происки шайтана воплотились в этом бронированном сооружении, единственное спасение от которого как можно быстрее разобрать перед ним рельсы. Вот тут в сообразительности турецким пехотинцам не откажешь — на три версты разобрали пути перед Адрианополем, даже шпалы десятками вывернули.
Но то временная задержка — как только ремонтные бригады восстановят железную дорогу, бронепоезда двинутся дальше, до самого Босфора, к древней столице всего православного мира, и к его центру — собору Святой Софии. И нет у турок сейчас силы, что сможет остановить болгар на пути к этой священной цели. Впрочем, Оттоманская Порта войну уже проиграла — ее армия оказалась неготовой к войне. А вот ее противники специально поджидали этого дня, назначив общее выступление, и лихорадочно подготавливая знаменательное событие — «Освобождение» — пять долгих лет…
Генерал от инфантерии Радко дмитриевич Радко-Дмитриев. В годы 1-й мировой войны командовал 3-й армией Российской империи. Расстрелян вместе с генералом Рузским и другими заложниками в 1918 году.
Глава 25
— А вот этого мы уже не стерпим — османы зашли слишком далеко! Никому не позволю убивать российских послов!
Император Александр Михайлович был в ярости — он впервые почувствовал, как внутри клокочет бешенство, требующее немедленного выхода. Ведь вчера, средь бела дня, большая группа сбежавших от Адрианополя турецких аскеров во главе с офицерами, остановила карету с русским чрезвычайным и полномочным послом, тайным советником и гофмейстером Императорского Двора Чарыковым. Несмотря на то, что Николая Валерьевича охраняли приставленные великим визирем охранники, его вытащили из кареты и закололи штыками, также поступили с сопровождавшими его лицами, ехавшими во второй карете. Перебили всех, включая кучеров, а вот охранников только избили, разоружив.
— Не может быть просто бесчинством! Эта спланированная акция, нас хотят спровоцировать на ответные действия! Но кто такое измыслил?! Вена или Лондон?! Кто?!
Свидетелей этого жуткого преступления оказалось неожиданно много, все же этот квартал примыкал к «посольскому», и считался вполне безопасным. Расправу видел секретарь германского посольства с помощником военным атташе, что попробовали ее остановить, но были побиты и обруганы. Свидетелями стали голландцы и датчане, а также репортеры многих европейских газет, которым было запрещено покидать Константинополь.
Все было настолько откровенно и цинично проделано, что Александра Михайловича пробила оторопь, не менее растерянным выглядел министр иностранных дел Сазонов. Даже появилась мысль, что это было нарочито сделанное предупреждение — неизвестный пока злоумышленник как бы заявил, что он знает о приготовлениях в Крыму.
— Все тайное рано или поздно станет явным — тогда я отомщу!
Оставался невыясненным только один вопрос — зачем Николай Валерьевич отправился туда, вот где «собака зарыта, вместе с ошейником», как сказал бы Александр Викторович Фок.
Ведь в городе вот уже три дня шли бесчинства над христианским населением. Причем только над греками и армянами, что не могло не вызывать озабоченность в России — события нарастали лавинообразно, и все становилось похоже на кровопролитие 1895 года. Провозглашенная терпимость турок к равноправию христиан, объявленная после совершенного младотурками переворота, оказалась откровенным обманом, ведь не могут господа считать себя равными собственным рабам?!
Болгария, Сербия и Греция не раз за последние пять лет требовали у турецких властей открыть школы в христианских землях, где проживали их одноплеменники, но каждый раз получали категорический отказ, причем издевательским был последний — раз в османской империи объявлена веротерпимость, тогда какое может быть притеснение христиан?!
Османы были владельцами всей пригодной для хлебопашества земли, им принадлежали лучшие участки. И проживали в основном в городах, жестокими методами выбивая налоги с христианского населения, которые на своей собственной земле были батраками и влачили бесправное существование, постоянно принуждаемые к принятию ислама. Османы с завидным постоянством, дабы основательно запугать христиан, устраивали жестокости, которые в разгар войны стали откровенным зверством, достойным соперничать со всеми мерзостями башибузуков.