Первый паладин (СИ)

– Фехтованию, для начала, тебя будет обучать Кавил. Конечно, за эти дни из кого-либо нельзя сделать первоклассного фехтовальщика, но основы ты получишь. Однако, сила твоя не в мече.
– Думаю, явление адепта света сильно удивит столичную публику. – С горящими глазами предположила Алисия.
– На то и ставка.
Я нехотя согласился:
– Иного варианта нет.
Генрих хлопнул в ладоши:
– Решено! Во второй половине дня Кавил будет ждать тебя на тренировочной площадке.
– Когда отбываем в столицу?
– После прибытия королевского дознавателя, направленного по факту нападения демонов. Вместе с ним и отправимся к столичному городу. Он должен прибыть со дня на день. Расследование займет немало времени, но к турниру мы должны успеть.
Перед тренировкой я решил посетить местную церковь.
Не особо приметное каменное здание находилось за первой линией замковых стен. Оно не было похоже ни на христианские храмы с Земли, ни на мечети. Я бы даже сказал, оно больше напоминало еще один замковый донжон, но в значительно меньших масштабах и с более плавными линиями в архитектуре.
Внутреннее убранство также не блистало вычурностью или шиком. Всё те же, хоть и светлые, но каменные стены, украшенные лишь цветными витражами окон.
У дальней стены находилась сцена для выступления проповедника, перед которой находились ряды лавок для прихожан.
Что меня озадачило, так это отсутствие многочисленных икон и прочих религиозных символов. И я решил при случае поинтересоваться об этой особенности у отца Йорвана.
Его я обнаружил у одного из алтарей с зажжёнными свечами. Ну, хоть один знакомый атрибут.
Священнослужитель стоял, сложив руки, и шептал про себя какую-то молитву.
Я решил не тревожить религиозное таинство, поэтому просто присел на лавку поотдаль. Но Йорван, каким-то образом, ощутил мое присутствие и вскоре повернулся в мою сторону.
– Рад видеть Вас в добром здравии, святой Иратус. И сколь же приятно наблюдать Вас здесь – в обители старого священника.
– Полно Вам, святой отец. Я бы предпочел, чтобы Вы называли меня на «ты».
– Как тебе будет угодно, святой. – Йорван присел рядом.
– Почему Вы называете меня святым?
– А кем еще ты можешь быть? Такой великой силы света мир не видывал уже несколько веков. Даже вошедшие в хроники церкви святые из прошлого, не всегда могли похвастаться подобными чудесами.
– Разве святой не должен быть безгрешным?
– Несомненно. – Старик пригладил бороду. – Неужели есть что-то, что тяготит твою душу, брат?
Я замолчал, прокручивая в голове события из то ли потустороннего путешествия, то ли просто сна.
– Я не могу быть святым. – Ответил я после паузы. – Многое то, что я делал, я делал ослепленный гневом. А, насколько я знаю, гнев есть грех.
Старик вновь задумчиво погладил бороду.
– Несомненно. Но какие еще великие грехи ты знаешь?
Я перечислил оставшиеся шесть.
– Правильно. – Выслушал меня Йорван. – Вот только ты не замечаешь, чем гнев отличается от всех остальных?
– Не совсем. – Покачал я головой.
– Зависть, похоть, гордыня и прочие. Все они направленны на удовлетворение лишь собственных, эгоистичных желаний человека. Но гнев выпадает из этого правила. Гнев, есть желание борьбы, но не только за собственные эгоистичные интересы. Порою гнев вызван острым чувством несправедливости. Не только по отношению к себе, но и к ближним. Деяния зла могут пробудить гнев в душе праведника. И он не будет эгоистичным. Да, гнев может поглотить душу, как и прочие грехи. Но порою он становится их антиподом, помогая бороться с ними же. Спроси у себя, чем вызван твой гнев? Желанием подмять под свои желания окружающий мир, или его несоответствием идеалам праведника? Используй свой гнев, но не дай ему поглотить себя.
– «Праведный гнев», верно?
– Верно. И нигде ты не услышишь словосочетания «праведная праздность» или «праведная алчность».
– Я понял. Вот только я не понимаю, что мне делать. Как я могу помочь этому миру и разумным его населяющим?
– Очень просто. Ты можешь дать им надежду.
 
Я снова замолчал. Нахлынули воспоминания о том, как ко мне взывала спасенная мною эльфийская девочка. Неужели лишь наличие моей силы в этом мире способно многое изменить? Да, я чувствовал её надежду. Надежду на защиту, надежду на лучшее и светлое завтра. Но было в той молитве что-то помимо надежды. То, что наполняло её слова силой и уверенностью настолько, что они сумели пробиться ко мне сквозь миры.
– Нет. – Уверенно ответил я. – Надежда, это самообман. Я дам им веру. Потому что надежда без веры пуста и бесполезна, как бокал, не наполненный водой. Лишь вера заставляет человека идти вперед и сражаться. В то время как надежда наполняет душу лишь необоснованными ожиданиями.
Святой отец удовлетворённо закивал:
– Я запишу эти слова, Иратус. Они станут первой строчкой в твоей книге.
Мы беседовали еще около двух часов, и я вышел их храма многое переосмыслив и осознав свою цель.
Проблема местной религии заключалась в её аморфности. Не было единого символа, которому бы люди поклонялись. Не было чего-то, что могло бы сплотить народы в единой вере и борьбе.
Церковь света обещала праведникам эфемерное «слияние души с вечным светом», после смерти. Мне кажется, дремучему простаку не особо понятны плюсы от такой праведной жизни. Земные религии больше соответствовали потребностям необразованных крестьян. Там всё просто и понятно. Хороший человек отправляется в рай, где получает вечное блаженство. Негодяй же отправляется в ад, где получает вечные муки. Да, это был обман, как я уже знаю. Но он работал. Начни священнослужители обещать какое-то непонятное «слияние души», их бы попросту никто не слушал. Людям требуются простые и понятные образы.
Также, здесь не было своего сына бога, который бы пожертвовал собою ради всех людей на земле. И даже свет, как таковой, был обезличен. Люди не понимали толком, кому молиться. Да, были свои святые, которые имели сильную связь со стихией, и запомнились своими великими деяниями, но никто не спешил записывать их в боги. Истории их жизни, записанные в личные книги святых, лишь использовали как пример. И если раньше церковь имела хоть какой-то авторитет, потому что адепты света ходили средь простых людей. То сейчас эти истории многими воспринимались не иначе как сказки.
Всё это и привело религию в упадок. Настолько сильный, что даже я, живя в этом мире, мало что знал о догматах главной церкви.
Поэтому, основав свой орден, я, как минимум, верну святых в этот мир, показав пример праведных поступков обывателям.
Далее меня ждала встряска на тренировочной площадке. Кавил, первый капитан дружины, лично занялся моим избиением.
Нет, формально, это называлось тренировкой. Но я убедил рыцаря отбросить весь пиетет по отношению ко мне и проводить уроки с максимальной эффективностью.
Наши спарринги проходили без доспехов, поэтому я максимально преисполнялся ощущениями от ударов тренировочного стального меча, по типу земного феддершверта.
Но это было даже на пользу. Получая урон, я на ходу учился залечивать повреждения просто потоком целительных сил.
В очередной раз, сбитый с ног, я услышал за спиной редкие смешки.
Дружинники, то и дело бросающие любопытствующие взгляды, уже начинали украдкой потешаться над деревенским неумехой.
– Талий! Тебе нечем заняться? – Злобно окрикнул Кавил одного из зазнаек – высокого длинноволосого парня с острыми, но, довольно, смазливыми чертами лица. На таких часто западают старшеклассницы, обсуждая их явно очерченные скулы и острый подбородок.
В ответ рыцарь лишь беззастенчиво улыбался, показывая всем видом, что никто ему тут не указ.
– Наверни-ка двадцать кругов в полной экипировке, чтобы не быть таким излишне жизнерадостным.
Талий закатил глаза, но всё же, хоть и медленно, но побрел выполнять команду.