Сжигая запреты (СИ)

Фантазия, конечно… Жуть.
Разозлившись, возвращаюсь в хижину. От души толкаю дверь. Однако и та выражает по отношению ко мне пренебрежение. Выполненная из каких-то странных материалов, не издает ни звука.
Выругавшись, позволяю себе недолго покипеть. А потом, принимаясь за обещанный ужин, решаю, что едой я все и испоганю.
Во-первых: никаких деликатесов и изысков. Рис и рыба. Точка.
Во-вторых: побольше перца и соли.
В-третьих: доварить рис до состояния разбухшей каши. Долить воды. Сто раз перемешать.
В-четвертых: сжечь рыбу. Слегонца. Чтобы Шатохин не догадался, что все это свинство – умышленное преступление глупой девчонки с разбушевавшимися гормонами.
«Отлично», – думаю я, выкладывая еду на две тарелки.
Жижа из риса и вязкой белой жидкости тотчас расплывается, грозясь выйти из берегов. Сморщив от омерзения нос, прикладываю к краю плоского фарфора салфетку, чтобы удержать ее, пока перекладываю тарелки на поднос.
Вино? Черт, сегодня мне нужно что-нибудь покрепче… И в голову тут же прибивается очередная гениальная идея. Я ее толком не обдумываю. Горю таким энтузиазмом, что без особых усилий выдергиваю из выбранной бутылки пробку. Подбегая с ней к раковине, почти половину отправляю в слив. Освободившееся пространство заполняю водкой.
После сделанного меня начинает конкретно трясти, но я все игнорирую.
Он сам не захотел перемирия! А мне нужны гарантии и безопасность.
Выставляю бутылку рядом с подносом. Там же оставляю бокалы и сок для себя.
Перевожу дыхание и отправляюсь еще раз в душ. Не нравится, как пахнут волосы после взаимодействия с запахом горелой рыбы. Еду испортить – это одно, а себя… Себя я слишком люблю.
Успеваю просушить волосы, надеть свой самый сексуальный купальник и легкое полупрозрачное платье сверху, как в хижине появляется Шатохин.
– Привет, – выдыхает он приглушенно, чрезвычайно интимно.
– Привет!
Отворачиваюсь не только потому, что волнение топит все точки восприятия. Стыд захлестывает, когда замечаю, как Даня, реагируя на гарь, морщит нос, а отыскав ее источник, еще и глаза в шоке выкатывает.
Сволочь!
Когда ловлю эту гримасу, меня отчего-то очень сильно подмывает рассмеяться. Но я не могу себе это позволить. А потому, кусая внутреннюю сторону щеки, шумно дышу через нос и бестолково переставляю вещи.
Пока Шатохин, наконец, не спрашивает:
– Ты готова?
Ну, все! Не собираюсь перед ним ни робеть, ни смущаться, ни хохотать! Все это нервное! Даня не то что готовки моей не заслуживает… Он не заслуживает ничего!
– Да! – оборачиваясь, цепляю на лицо маску безмятежного хладнокровия. – Заберешь поднос и бутылку с вином? А я – бокалы и сок.
Он тоже успел овладеть собой. Мастерски притворяется, что содержимое тарелок его не ужасает.
– Ок.
Ух, гад! Ну, посмотрим, как ты есть это будешь!
Только Шатохин и тут не сдается. Пока я выказываю демонстративное равнодушие относительно всей той красоты, что он сотворил для нас на берегу, он делает вид, будто то, что я приготовила, пригодно к употреблению. В то время как я едва не подыхаю от одной вилки риса, он абсолютно спокойно съедает всю порцию!
Настороженный взгляд на меня Даня направляет только после бокала вина, который ему, что неудивительно с такой-то жрачкой, приходится залпом осушить.
Он, сощурившись, замирает.
Я в ответ невозмутимо приподнимаю бровь.
– Что-то не так, дорогой? – выдыхаю сладко.
Шатохин, как мне кажется, сдерживает ухмылку. Лишь один уголок его губ приподнимается. Две секунды спустя он их поджимает и скашивает в противоположную сторону.
– Вино десятилетней выдержки на вкус, словно дешевая паленка, – констатирует Даня ничего не выражающим голосом, не сводя с меня взгляда. – Странно.
– И правда, странно, – поддакиваю ему в тон.
У меня сердце куда-то срывается. Забывает о своем биологическом местоположении, о своем предназначении и о том, что как бы к моему телу привязано. Мечется по всему организму. Бьется о внешнюю оболочку. Одурело просится наружу.
Зрительный контакт до конца не выдерживаю. С бесшумным вздохом роняю взгляд в месиво на тарелке. Имитируя естественный процесс употребления пищи, перерубила и смешала все содержимое, и оно стало выглядеть еще хуже.
 
– А ты почему не ешь, Марин? Не голодная?
Реагируя на чертово ехидство в его голосе, резко вскидываю взгляд, пропуская свои настоящие эмоции, которые, судя по выражению лица Шатохина, приносят ему кровожадное удовлетворение.
Ну что за демон! Ему так нравится меня бесить? Зачем тогда съел, что приготовила? Почему не озвучил очевидное: что я неумеха, а ужин мой – редкостная гадость? Обидеть не хотел? Да нет же! Вероятно, догадался, что я специально… Сидит теперь и издевается!
– Еще вина, Дань? – отвечаю вопросом на вопрос с милейшими интонациями.
Наконец, он ухмыляется. Позволяет себе это. От уха до уха! Блин, какого дьявола ему так весело?
– Пожалуй, откажусь.
Это плохо. Мне нужно, чтобы он был пьян.
– Тогда я выпью, – выпаливаю совершенно незапланированно.
И сразу же тянусь к бутылке. Так как в моем бокале сок, наполняю вином Данин.
Он не реагирует. А с чего я взяла, что он будет реагировать?
Даня ведь считает, что ребенок не его. Конечно же, ему плевать, что я делаю!
Обида накатывает неожиданно. Чувствую, как из-за нее сбивается такт сердца и меняется ритм дыхания. Глаза заполняются слезами, но я упорно смотрю на Шатохина и поднимаю фужер. Подношу ко рту, уже представляя, как нелепо буду выглядеть в миг, когда, не пригубив вина, опущу его обратно на стол.
И все же… Даня не дает мне это сделать.
Вскакивая, в последнее мгновение выдирает бокал из рук. Прежде чем вышвыривает его через проем беседки на песок, алые капли, расплескиваясь, падают на белую скатерть. Несколько прилетает и на лиф моего платья. Не то чтобы меня это в прямом смысле хоть сколь-нибудь волновало… Просто при взгляде на красные пятна меня душит очередной приступ паники.
Подрываюсь на ноги следом за Даней.
Замираем друг напротив друга, тяжело дыша.
– Чего ты добиваешься, Марина?
У меня нет адекватного ответа на этот вопрос.
Нужно что-то делать! Что угодно! Только бы отвлечь Шатохина.
Резко перехожу к следующему пункту своего плана – скидываю платье и быстро иду на причал.
Данины шаги по деревянному помосту гремят, словно силовые удары. Именно тогда я в полном объеме осознаю то, что вскоре должно случиться.
Паника… Паника… Паника…
Все, что я ощущаю.
Бывают моменты, когда мое тело без предупреждения отключается от главного центра влияния – мозга. Всполох, и каждая клетка моего организма начинает в усиленном режиме вырабатывать щедрый стресс-пакет. Этот гормональный взрыв похож на апокалиптический ураган, которому я, увы, неспособна противостоять. Он заставляет меня трястись, задыхаться и ощущать себя так, словно эти крохотные ничтожные клетки алчно деребанят мое тело на якобы независимые уникальные организмы, позабыв о том, что самостоятельно они нежизнеспособны и абсолютно бесполезны.
Зато Даня, будто хищник, уловивший раскол внутри меня, наступает. Нагоняя, притискивается сзади и страстно обхватывает руками.
Я еще сильнее пугаюсь. А безмозглые клетки, захлебываясь бешеной эйфорией, хором орут, что могли бы примкнуть от моего к его организму, что с ним им будет лучше… Только и это самоубийство. У одного человека не может быть двух сердец.
Что за катастрофа?
Мы не должны друг друга убивать. Мы должны научиться существовать вместе. Только как это сделать, если Даня не отступит, а я не покорюсь?
– Маринка… – хрипит Шатохин, подталкивая меня к постели.
Прокручиваясь, меняемся положениями, и я вдруг оказываюсь лицом к берегу. Смотрю на роскошную беседку, на великолепные цветы, на летающие на ветру занавески, на высокие пышные пальмы, на ровный песчаный берег, на набегающие волны, которые к нему толкает океан.