Не святой (ЛП)

Это было эротично так, как не должно было быть.
Видеть, как она зажата, как вздымается ее грудь, как учащается дыхание от паники, как двигаются ее ноги, как сжимаются бедра, как трепещут руки.
Я чувствовал, как напрягаюсь в штанах.
Медленно двигаясь по комнате, я останавливаюсь на краю кровати, опускаю руку и позволяю себе прикоснуться к ней. Мои пальцы скользят по ее обнаженному бедру, ощущая шелковистую мягкую кожу, теплую и манящую. Я продолжаю двигаться, следуя по изгибам ее ног до самой лодыжки, а затем поднимаюсь обратно, проводя рукой по животу, между грудей и вверх по горлу, следуя за твердой и резкой линией челюсти.
Если бы совершенство можно было олицетворить, то оно было бы передо мной.
Не знаю, как я не заметил этого раньше.
Она вздрагивает под моими прикосновениями, а затем эти небесно-голубые глаза распахиваются и сразу же находят мои.
На долгие секунды тишина заполняет пространство между нами, моя рука прижимается к ее щеке, и воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на нее. Борьба, борьба…
Я уже готов, когда она поворачивает голову в сторону и щелкает зубами, пытаясь укусить мою руку.
— Ты немного одичала, — говорю я ей, держа пальцы у ее рта. — Но я уверен, что тебя можно приручить.
— Где мой сын!? — она кричит, дико бьется о свои путы, с такой силой, что волокна веревки врезаются в кожу, пуская кровь. Если ей и было больно, она этого не показала. Она двигается и дергается, пытаясь освободиться.
— Остановись, — приказываю я, видя, как кровь появляется на ее коже, размазываясь по плоти и стекая на простыни под ней.
Но она не останавливается. Она продолжает дергаться, пытаясь освободиться, как дикий зверь, запертый в клетке.
— Я убью тебя на хрен, — клянется она.
Я не сомневался, что если бы она могла, то подала бы мои яйца на тарелке и затолкала бы их мне в глотку.
— Где мой сын!? — требует она, глаза горят ненавистью и яростью.
Я беру ее за подбородок, не давая ей вцепиться зубами в мои пальцы.
— Он в безопасности.
— Отдай его! — она приказывает. — Сейчас же.
— Я не могу этого сделать, leonessa, — она кривит губы.
— Я убью тебя.
— Я уверен, что ты бы этого хотела.
— Кто ты!?
— Меня зовут Габриэль Сэйнт.
Она побледнела.
Итак, она поняла, где находится. Кто отец ее сына. Лукас держал ее и мальчика в секрете, и я хотел знать, почему.
— Объясни свои отношения с моим братом, — я требую, но она поджимает губы и хмурится. — Я нетерпеливый человек, Амелия. Я задал вопрос и жду ответ.
— Пошел ты, — она выплюнула.
Я чувствую, как мои губы растягиваются в жестокую улыбку.
— Есть способы заставить тебя говорить, — говорю я ей. — Хотя было бы очень жаль резать эту красивую кожу.
— Ты думаешь, что твои угрозы подействуют на меня? — смеется она. — Попробуй еще раз, придурок.
Она действительно была маленькой львицей. Красивой. Смертоносной.
Я качаю головой и иду через всю комнату к тарелке с едой, которую я заказал для нее.
— Я подозреваю, что ты голодна.
Она сужает свои красивые голубые глаза, пока я несу тарелку с фруктами и апельсиновым соком.
— Где мой сын? — снова потребовала она.
— В безопасности.
— Где!?
— В этом доме, прямо сейчас.
— Приведи его ко мне.
— Нет.
Она зарычала на меня.
Я улыбаюсь, возбуждение от того, что я уже наблюдаю за тем, как она бьется в путах, усиливается почти до боли.
— Как ты познакомилась с моим братом?
На самом деле не имело значение, как и почему. Он был мертв. Она — нет, а его сын играл в моей гостиной внизу. Насколько я мог судить, они не были вместе, хотя я сомневался, что это остановит меня, если я, поддавшись импульсу, трахну ее, как умолял мой член.
Я представлял, как она будет кричать. Как она будет стонать мое имя и молить о пощаде.
Я прочистил горло, ожидая ее ответа.
— В баре.
— Каком баре?
— Не знаю, — хмыкнула она, пытаясь скрестить руки, но потом поняла, что не может, — Был один внизу, возле пристани.
Я вонзаю вилку в кусок дыни и подношу его ко рту, прижимая плод к ее губам. Она не открывает рот и отдергивает голову.
 
— Принеси мне моего сына!
Я беру ее за подбородок.
— Ешь.
Не имея другого выхода, она открывает рот и смыкает губы вокруг фрукта, беря его с вилки, когда я подношу его. Я киваю в знак похвалы немного раньше, чем следовало бы, поскольку она с силой выплевывает его в мою сторону.
Он попадает мне в лицо.
У меня нет времени думать, мое тело движется быстрее, чем я осознаю, и я прижимаю ее к кровати, всем своим телом вдавливая в матрас.
— Это была ошибка, leonessa, большая ошибка.
Глава 6
Амелия
Он прижимается ко мне всем телом, глядя мне в лицо, в его глазах кипит ярость. Я сомневалась, что он привык к тому, что люди перечат в ответ, особенно после того, как он, в буквальном смысле, похитил меня. Его рука угрожающе обхватывает мое горло, пальцы сжимаются, но не перекрывают доступ воздуха.
Моя грудь сдавливается, сердце бьется о грудную клетку с такой силой, что я уверена, он почувствует, как пульс бьется у меня на шее.
Мой сын был где-то в этом доме, с этими незнакомыми людьми.
Кто следил за ним?
Один из его грубиянов, которых он нанял?
Я должна была придумать, как добраться до него и вытащить нас отсюда.
Я знала, что отец Линкольна был Сэйнтом. Я знала это и все равно переспала с ним. Это была одна ночь, и после того, как я так долго не была с мужчиной, я решила пойти на это. Он был искренним, даже добрым, несмотря на свою репутацию и кровь на руках. Он ничего не навязывал и не брал того, что я не хотела отдавать. Потом мы расстались, и больше я его не видела.
Я была на третьем месяце беременности, когда узнала, что ношу его ребенка. Я никому не сказала. Когда люди спрашивают об отце Линка, я отвечаю, что это был секс на одну ночь, и мы никогда больше не встречались. Грязные взгляды были лучше, чем рассказ о том, кем он был на самом деле.
Сэйнты были правителями Редхилла не просто так, и они добились своего положения не по доброте душевной. Они убивали, воровали и манипулировали, прокладывая себе путь к трону, развращая всех на своем пути.
Я не хотела быть частью такой жизни и не хотела, чтобы она была у моего сына. Поэтому я никогда не говорила ему об этом. Не то чтобы у меня был шанс, я никогда больше не видела его после той единственной ночи секса.
Откуда эти люди знают о нас с Линкольном, я не знаю. Я недооценивала их, и, увидев Габриэля прошлой ночью, даже если я не сразу узнала известного младшего Сэйнта, я поняла, что его присутствие здесь гораздо хуже, чем присутствие моего отчима или любого из его дружков.
Я никак не ожидала, что Сэйнты узнают о Линкольне.
Я бесполезно сопротивляюсь под телом Габриэля, веревки, привязывающие меня к кровати, все сильнее врезались в кожу, а моя плоть уже влажная и скользкая от крови, которая окрасила мои запястья и лодыжки, пачкала простыни под ними.
Я не хотела умирать, я не хотела, чтобы мой сын рос без матери, но это был единственный способ, которым эти люди могли помешать мне добраться до него. Я буду бороться. Я убью, если придется. Они не заберут его у меня.
— Ты продолжаешь бороться со мной, leonessa, — рычит он, сжимая пальцы. — Ты хочешь умереть?
— Ты не удержишь меня от него!
Мой голос напрягся под его рукой. Он мог бы легко покончить со мной, и мое имя стало бы одним из многих, которые эти руки стерли с лица земли. Я была никем. Никем. Ему нужен был мой сын, потому что в нем течет общая кровь.
— Где Лукас? — спросила я, сузив глаза. — Он сейчас с моим сыном?
— Тебе дорог мой брат? — вместо ответа он задает вопрос.
Мужчина все еще лежит на мне, хотя его тело немного сместилось, и он уже не такой тяжелый, как раньше, но это облегчение было недолгим, поскольку он все еще обхватывает мою шею.