На грани фола (СИ)
— Арсений, а ты на обед останешься? — спрашивает Светлана Дмитриевна, заставляя меня оторваться от созерцания своей дочери. — Я борщ приготовлю.
— Спасибо за приглашение, Светлана Дмитриевна, но мне в город надо возвращаться. У меня тренировка в два.
— Ну-ну, баскетболист же, — чуть насмешливо тянет батя Огнев.
На любого другого я бы за такие подъебы волком смотрел, а на этого как-то даже не хочется. Это у них семейное, видимо, не могу я сердиться на людей с огненной фамилией.
— Пап, — встревает Тори. — Арсений очень хорошо играет. На прошлой неделе благодаря ему команда нашего университета в финал студенческой лиги вышла.
От познаний Булочки в области моих баскетбольных успехов по телу разливается приятное тепло. Мы ж самцы дикобразов такие — нас интересующая самка погладит по шерсти, и мы урчать готовы от удовольствия.
— В финал, говоришь? — видно, что Булочка отца своего немного пристыдила, тот даже делает вид, что ему интересно. — Ну, молодец, раз так.
Батя Огнев встает из-за стола и смотрит на меня не мигая.
— В гараже тебя жду. До шарашки Георгича пять минут езды, но ты все же не задерживайся.
— Да я все, — говорю я, отодвигая пустую тарелку. — Спасибо вам за завтрак, Светлана Дмитриевна. Очень вкусно.
— На здоровье, Арсений.
Прежде чем выйти из кухни вслед за удаляющейся спиной бати Огнева, я ловлю на себе взгляд Булочки.
— Бу… Ог… — блять, стыд какой, двух слов уже связать не могу. — Тори, ты со мной вернешься в город? Или останешься?
Ох, как громко она сглатывает. Тут же вспыхивает, переглядывается с мамой, потом облизывает губы, и этим порочным в своей невинности жестом возвращает к жизни мой утренний стояк, который едва успел разомлеть от обилия пищи.
— Вернусь, — говорит она сдавленно и дышит так тяжело, словно вместе со мной пробежала стометровку. — В город. Арсений. С тобой.
Ну, радует, что не только у меня лингвистический коллапс этим утром случился. А еще греет мысль, что в машине на обратной дороге можно будет ее без лишних премудростей потискать.
Глава 28
Тори
— Мам, не нужно мне банки, ну серьезно, — умоляющим тоном прошу я, видя, как она суетится, утрамбовывая для меня сумку с едой.
— Как не нужно-то? Домашнее все, вкусное. А то я же знаю, как ты питаешься в городе своем — на фастфуде далеко не уедешь.
— Я нормально питаюсь, — возражаю, сгорая со стыда. — Тащить эту сумку мне вообще неудобно.
— Арсений, ты же Тори до общежития довезешь? — не сдается мама, глядя на парня, который скромно стоит в углу и, по всей видимости, угорает над развернувшейся сценой.
— Довезу, конечно, Светлана Дмитриевна, — отвечает он. — И даже в комнату к Тори сумку занесу. Может, и на обед напрошусь. Очень аппетитно буженина выглядит, которую вы только что завернули в фольгу.
— Ну вот! — мама, расплывшись в улыбке, довольно вытаскивает из ящика еще одну банку с соленьями. — На машине тебя довезут, в комнату все поднимут. Бери — не хочу.
— Вот именно, мам, что не хочу! — огрызаюсь я, но мысленно уже признаю поражение.
Родители, конечно, удивительные существа. Как будто сами никогда не были молодыми и не помнят, каково это — когда тебя выставляют на посмешище перед парнем, который… который… А в самом деле, кто такой для меня Арсений Громов? Особенно теперь, после этого загородного детокса?
— Уверены, что на обед не останетесь? — делает мама еще одну попытку задержать нас на пару часов.
— С удовольствием бы остались, Светлана Дмитриевна, но мне правда нужно ехать. Тренировку пропускать нельзя, — говорит Арсений с искренним сожалением в голосе, перехватывая сумку с недельным запасом еды, которую уложила мама. — В другой раз, может быть?
— Приезжай, конечно! — у мамы от восторга загораются глаза. — Мы только рады будем, правда, Сереж?
— Угу, — отзывается папа.
С тех пор как они полчаса назад вернулись с Громовым из шиномонтажки, папа вообще крайне немногословен. Уж не знаю, что там между ними произошло, но и Арсений кажется более расслабленным, чем утром.
— Спасибо за гостеприимство и помощь, — между тем говорит Громов, обращаясь к моим родителям.
— Пожалуйста, — это папа встает с дивана, чтобы пожать ему руку. — По бездорожью больше дочь мою не вози. На твоей машине это чревато последствиями. А я не всегда могу поблизости оказаться.
— Тори я в обиду не дам, — как-то уж чересчур серьезно заявляет Арсений, не робея под натиском папы.
— Не дашь, не дашь… — бурчит папа, а потом вдруг оборачивается и пронзает меня взглядом. — Вот и ты не давай.
От двусмысленности этой фразы я снова отчаянно краснею. Арсений сбоку сдавленно усмехается, будто подавился, и только мама как ни в чем ни бывало продолжает хлопотать над второй сумкой с домашними бутербродами «в дорожку».
Пока Громов занят погрузкой приданого в машину, я прощаюсь с мамой.
— Такой мальчик положительный, — успевает шепнуть она мне на ухо. — Воспитанный, приличный…
Ох, мама, знала бы ты, как «прилично» Арсений Громов шарил у меня под трусами в общаге, и какой внушительный «герой» упирался мне сегодня ночью в поясницу... Но кто я такая, чтобы снимать с тебя розовые очки?
Усевшись в машину, мы с Арсением обмениваемся взглядами. Он непривычно серьезен, я отчего-то тоже растеряла красноречие. Словно то, что происходит между нами, чересчур сложное, чтобы облечь это в слова.
— Поехали, Булочка, — произносит он хрипловато, первым прекращая игру в гляделки.
И следом мощно рычит мотор. Длинные пальцы Громова переключают рычаг скорости и ложатся на руль. Сжимают гладкую кожу, выкручивают влево, выезжая из нашего двора. Я почти не дышу: смотрю на эти пальцы, вспоминая, что они вытворяют, стоит дать им волю, и так горячо становится повсюду, что на миг мне кажется, кожаное сиденье подо мной вспыхнет ярким пламенем.
Автомобиль вылетает на автостраду, ведущую в город. Все это время он так стремительно набирает скорость, что порой мне хочется зажмуриться от страха, потому что на спидометре явно больше сотни, но вдруг сила, с которой Арсений жмет на газ, спадает. А потом машина ныряет в ближайший дорожный карман и резко останавливается.
— Что слу… — начинаю я испуганно, но Громов не дает закончить фразу. Разворачивается ко мне, обхватывает теплыми ладонями мое лицо, дергает на себя и жадно накрывает рот своими горячими губами.
Целуется Арсений, признаться, как бог. Зевс? Очень похоже. Я вот теперь вообще не удивляюсь, что девчонки после ночи с ним готовы душу продать, лишь бы повторить. Потому что я ощущаю то же самое. Напор его языка, настойчивость теплых губ, мятная свежесть дыхания, опоясывающее тело тепло его касаний — поцелуй еще не закончился, а я уже хочу продолжения.
— Пиздец, Булочка, я чуть не умер, так хотел тебя поцеловать, — сипит Арсений, отрываясь от меня.
— Правда? — шепчу я, ошалело разглядывая поплывшим взглядом его красивое лицо в считанных сантиметрах от меня.
— А чему ты удивляешься? Или ты думаешь, я в твою глухомань притащился из праздного интереса к новым местам?
— Кто тебя знает, Арсений Громов…
— Ага, стал бы я рисковать просто так, — в тон мне заявляет он, не скрывая иронии. — Твой отец, кстати, сказал, что у его ружья дальний прицел… что бы это ни значило.
— На самом деле, папа совершенно безобидный, — шепчу я. — Просто ты его застал врасплох. Ко мне, кроме Вени, никто так не заявлялся с ночевкой.
— Лузер спал с тобой? — Арсений недовольно кривится.
— Да, но в отличие от тебя, в мою кровать не лез, — позволяю себе хихикнуть. — Довольствовался местом на кухне.
— Говорю, же — лузер, — он тоже улыбается, демонстрируя мне пару очаровательных ямочек, но стоит его взгляду зацепить экран на приборной панели сразу же мрачнеет. — Блять. Я реально опаздываю. Продолжим вечером с этого места?
— Я не знаю… — смущенно отвожу глаза.