Маленькие дети и их матери

Наряду с переживаниями ребенка, более богатыми при кормлении грудью, а не из бутылки, вспомним о том, что чувствует и испытывает во время кормления сама мать. Едва ли мне нужно здесь подробно обсуждать эту большую тему и пытаться описать чувство достижения, которое может испытать мать, когда собственная физиология, на первых порах приводившая ее в некоторое замешательство, вдруг обретает смысл, и она уже способна справиться со страхом перед тем, что ребенок проглотит ее, разобравшись, что у нее есть нечто, называемое «молоком», — и с чем она может его надуть. Оставляю тему вашему воображению, впрочем, должен подчеркнуть, что хотя кормление ребенка — любым способом — может быть вполне удовлетворительным, чувство материнского удовлетворения носит особый характер в том случае, если женщина предоставляет ребенку часть самой себя. Чувства матери соединяются в ней с опытом собственного младенчества, а этот совокупный опыт уходит в глубь времен, когда род homo только выделился из класса млекопитающих.
Теперь я подошел к тому, что считаю здесь самым важным. Речь пойдет об агрессивности обычного ребенка. Младенец чуть подрос и начинает бить ножками, царапаться и кричать. Когда дают грудь, младенец сильно захватывает сосок деснами, так что на соске могут появиться трещины. Некоторые младенцы упорно не выпускают грудь и, сдавливая деснами, причиняют матери настоящую боль. Нельзя сказать, что они стараются сделать больно, потому что это еще слишком крохотные существа, чтобы выражать агрессию намеренно. Но со временем у младенца можно отметить побуждение кусать. Здесь начинается чрезвычайный по значению поворот в развитии. Это целая область, характеризуя которую, мы говорим о безжалостности, импульсах и использовании незащищенных объектов. Очень скоро дети приучаются защищать материнскую грудь, и даже когда у них появляются первые зубы, они редко кусают из побуждения причинить боль.
Дело не в том, что у них отсутствуют такие импульсы. Объяснение надо искать в аналогиях с приручением волка, в одомашненном виде ставшего собакой, или льва, ставшего кошкой. Что касается человеческих детенышей, то я считаю эту неизбежную стадию развития очень трудной. Мать вместе со своим ребенком успешно преодолеет эту стадию с неизбежной для нее толикой вреда от собственного чада, — если она осведомлена о естественности такого периода и способна оградить себя от младенческой агрессивности, а кроме того, способна подавить инстинктивное движение наказать или ответить агрессивностью на агрессивность.
Иными словами, когда ребенок кусается, царапается, тянет ее за волосы и бьет ножками, у матери одна задача — уцелеть. Все остальное остается за ребенком. Если она уцелеет, ребенок узнает новое значение слова «любовь», в его мир войдет нечто новое — воображение. Теперь ребенок мог бы сказать матери: «Я люблю тебя, потому что ты уцелела, когда я тебя уничтожал. В моих снах и фантазиях я уничтожаю тебя каждый раз, когда вижу, — потому что люблю тебя». Именно так происходит объективация матери, именно так ребенок помещает мать в мир, не являющийся частью его самого, и делает мать полезной.
Я говорю о ребенке между шестью месяцами и двумя годами. Мы с вами выстраиваем язык, важный для общего описания раннего развития ребенка, которое ведет к тому, что он становится частью мира и уже не живет в особой заповедной области или в субъективном мире, созданном матерью, изо всех сил стремящейся приспособиться к нуждам ребенка. Но не будем отказывать даже новорожденному в зачатках указанного опыта.
У меня нет намерения подробно разбирать этот переходный период, столь важный в жизни каждого ребенка, позволяющий ему стать частью мира, использовать мир и вносить в него свой вклад. Главное в данном случае — осознать тот факт, что основой здорового развития индивидуума является сохранность объекта, на который он нападал. В случае с кормящей матерью речь идет не только о выживании в физическом смысле, но и о том, что в критический момент она не превращается в мстительную и карающую. Очень скоро другие существа, включая отца, животных и игрушки, будут играть ту же роль. Матери совсем не просто сочетать задачу отнятия от груди с задачей сохранения целостности объекта, на который направлена естественная агрессивность развивающегося ребенка[10]. Не касаясь чрезвычайно любопытных тонкостей, связанных с обсуждаемой темой, повторю: главное здесь — выживание объекта, несмотря на обстоятельства. И теперь легко увидеть различие между грудью и бутылочкой. Во всех случаях «выживание» матери — главное. Тем не менее, очевидно, что существует разница между «выживанием» части материнского тела и «выживанием» бутылочки. Кстати, укажу на крайне травмирующее ребенка переживание, когда во время кормления разбивается бутылочка. Например, мать роняет бутылочку на пол. А иногда сам ребенок может выбить бутылочку из материнских рук и разбить.
 
Возможно, опираясь на эти наблюдения, вы уже сами сможете понять, что факт «выживания» груди — то есть части матери — имеет чрезвычайное значение, принципиально отличающееся от значения факта «выживания» стеклянной бутылочки. Вот те соображения, которые и заставляют меня видеть в кормлении грудью еще один из важнейших естественных феноменов, говорящих сами за себя, хотя ими, при необходимости, можно и пожертвовать.
 (1968)
 4. Новорожденный и его мать 
Эта тема настолько сложна, что я боюсь добавлять новый аспект рассмотрения. Однако мне кажется, что если психология имеет смысл, когда речь идет об изучении новорожденного, все усложняет практика[11]. Что касается теории, то ее вклад может быть либо ошибочным — в таком случае проблема остается нерешенной, — либо включающим элемент истины — и тогда она упрощает проблему, ведь истина всегда делает мир более доступным и простым.
Эта пара — новорожденный ребенок и его мать — представляет собой необъятную тему, и я не буду отдельно описывать то, что известно о новорожденном. Мы заняты психологией, а значит, безусловно видя ребенка, видим также его окружение и его мать.
Чаще говоря «мать», чем «отец», я надеюсь на понимание последних.
Важно осознать огромное различие между психологией матери и психологией ребенка. Мать представляет собой сложноорганизованную личность. Ребенок в начале — нечто противоположное всякой сложности. Можно сказать, и то не без колебаний, что только в возрасте нескольких недель или даже месяцев ребенок наделяется некоей психологией, впрочем колебания свойственны скорее ученым докторам, чем матерям. Матери склонны преувеличивать, ученые — отрицать, если нет доказательств.
Я слышал от Джона Дэвиса[12], что у новорожденного физиология и психология — это нечто единое. Хорошее начало. Психология есть последовательное продолжение физиологии. Незачем вести споры о том, когда наступает превращение. Сроки могут варьироваться в зависимости от обстоятельств. Однако сам момент рождения следует рассматривать как время больших перемен, и если недоношенному ребенку психологически будет значительно лучше в «инкубаторе», то переношенный ребенок нуждается в физическом контакте — в человеческих руках и человеческом теле.
Я совершенно убежден, что будущие матери — если у них нет психических заболеваний — в последние месяцы беременности сосредоточены на своей особой задаче, а после родов в течение нескольких недель и месяцев постепенно приходят в обычное состояние. Я много писал об этой «главной материнской заботе». В таком состоянии мать способна поставить себя на место ребенка, так сказать, посмотреть на все его глазами. Иными словами, она развивает удивительную способность идентификации с ребенком, что позволяет ей отвечать на его потребности с точностью, которую не освоит ни один автомат — и которой невозможно обучиться.
На мой взгляд, не нуждается в доказательствах утверждение о том, что прототипом всей заботы о ребенке, холдинга в широком смысле слова, является то, как его держат на руках — холдинг в узком смысле слова. Я отдаю себе отчет в том, что я очень расширяю значение слова «holding», но это и экономично, и достаточно верно.