Удиви меня (СИ)
— Да вы… прошаренный стратег, Сергей Александрович.
— А то, мне положено, я же Ккккклииинтон, — копирует мою интонацию, вызывая очередной прилив крови к моим щекам.
— Причем тут ты? Я чисто случайно вспомнила… что у Клинтон сегодня день рождения. Совсем из головы вылетело.
— О! А ты что отмечаешь его день рождения?
— Да. Люблю Клинтон. И причем тут он. Я про нее. И вообще, сотри с меня это. Быстро.
— Еще чего. Так задумано. Надо, чтобы впиталось. Ты вообще должна была осознать, что я вырабатываю в твоей голове — антибрезгливость.
— Это как?
— Ты кончила, а после я тебя пометил. Тебе было и есть хорошо, и что бы ты ни говорила, сейчас ты не воспринимаешь мою сперму как что-то отвратительное. Да, тебе не столь приятно, но ты не визжишь, как ненормальная. Руку даю на отсечение, что сейчас ты не думала, что я мог тебя чем-то заразить. А о чем ты тогда думала в машине? О точно, сифилис. Сейчас же ты об этом даже и не вспомнила. Ну скажи честно, — фиксирует рукой мой подбородок, всматриваясь в мои глаза.
— Не вспомнила.
— Ты вообще забыла о микробах на все это время. А еще ты не так остро переживаешь случившееся, только потому что твоя голова забита тем, что я на тебя кончил.
— Я поняла, ваша сперма, Сергей Александрович, творит чудеса.
— Вот! Наконец-то ты это сама сказала вслух. Кто молодец?
— Ты.
— Правильно. Давай еще пять минут на тебе побудет, и я сотру.
— А сейчас никак?
— Ладно, через полчаса.
— Не смешно. Стирай давай.
Сережа нехотя, с недовольным лицом стирает с моего обнаженного тела простынею свои же следы и вновь ложится рядом со мной. Я же поджимаю к животу ноги и совершенно не понимаю, как после всего случившегося себя вести.
— Как думаешь, через какой промежуток времени будет минет?
— Это унижение только через мой труп. Проще говоря — никогда.
— А причем тут унижение? — без тени шутки интересуется Алмазов.
— А разве на коленях с членом во рту это не унижение? Тут уж не в моей брезгливости дело, — поднимаю руки к груди вовсе не от того, что стесняюсь своей наготы, а от того, мне некуда их деть.
— Нет, унижение тут ни при чем. В тебе говорят предрассудки. Понимаю, что для твоих прочных убеждений и забитой карьерой и отсутствием личной жизни головы — это пока трудно понять, но это не унижение. Мужчинам это нравится, Полина. Просто нравится ощущать то, что женщина находится полностью в его власти. Это не попытка унизить. На самом деле от этого можно ловить кайф вдвоем, а не делать приятно только одной стороне. Но в одном ты права, это унижение себя, когда женщина этого не хочет. Ты даже не догадываешься, но обычный минет и тебя может завести так, что на стену потом залезешь. Вот уж поверь — ты не исключение. Чего ты улыбаешься?
— А как мне не улыбаться, если осознать, чем мы тут занимались и что сейчас обсуждаем? Наверное, для большинства людей — это дело привычное, но уж точно не для меня.
— Всему свое время. Кстати, о сексе надо говорить, чего и правда имитировать, когда не знаешь сколько тебе отведено.
— Это намек, что я умру вскоре после того, как в меня вгонят осиновый кол? Я имела в виду член, если что.
— Нет, это не намек, а констатация того, что об этом надо говорить, — ничуть не скрывая смеха, выдает Алмазов. — Кстати, когда у тебя месячные?
— Мы вроде без пенетрации обошлись, причем тут вообще мои месячные? Мне вот этих «А давай на полшишечки или давай вообще без резинки, раз у тебя безопасные дни» — на хрен не сдалось, ясно? И вот это тоже «Не волнуйся, я все проконтролирую, высуну вовремя». Ни фига подобного — индекс Перля у прерванного полового акта… не помню точно, но до двадцати пяти беременностей, если не больше. Так что никаких календарным методом, ППА и на полшишечки. Ну это, если мы вдруг перейдем на классический секс.
— Вдруг? Ой, Полина, ну ты и звездушка.
— Это слово начиналось вместо «зве» на «пиз»?
— Ты умная звездушка, — усмехается мне в шею, зарываясь пятерней в мои влажные волосы.
* * *Откат — серьезное дело. Сейчас, сидя в машине и краем глаза смотря на сосредоточенного за рулем Алмазова, я испытываю колоссальное чувство стыда. Если бы мы больше не увиделись — это одно, но завтра утром я не только его увижу, я буду с ним бок о бок работать. И я совершенно не представляю, как я буду это делать. Равно как и не представляю, что буду говорить маме с папой про свои губы. Единственная пришедшая на ум мысль была сильно обсмеяна Алмазовым, но тем не менее, он все равно остановился у аптеки и сам купил то, о чем я просила. А именно — вакуумную массажную банку. Он вообще крайне положительно себя вел. Накормил, напоил и даже трусы вернул. И да, если бы не наш статус, я бы могла с легкостью сказать, что мне с ним комфортно.
— Останови, пожалуйста, здесь. Эти сто метров я пройду пешком.
— Что за дурь?
— Останови. Не хочу, чтобы кто-то тебя увидел. Не хочу никаких расспросов. Может вообще прошмыгну мимо всех.
Сережа, как ни странно, останавливается, тормозя совсем близко от моего дома.
— Полин, не грузись. Ты взрослая девочка. Ну что тебя так тревожит? Тебя что папа за поцелуи на гречку поставит?
— Нет, — мотаю головой, грустно улыбаясь. — Он не настолько консервативен, как можно представить. Да и формально я девочка. Дело в другом.
— В чем?
— Я не понимаю, как себя вести. Это не укладывается в мой привычный образ жизни.
— Уложим, Полина. С обязательными поправками на твое предложение. Секс плюс обычные отношения, которые не будут отнимать у тебя все свободное время. По-прежнему будешь уделять внимание книгам, моргу и прочему. Не грузись и решай проблемы по мере их поступления. Я тебя не замуж зову и детей тебе не заделываю, не бойся. Ты же любишь все анализировать, ну так подумай, что пару часов в день, проведенных вместе — это всего лишь просмотр одного фильма. Все, иди домой, и не грузись, — ловит рукой меня за подбородок и без какого-либо сексуального подтекста легко целует в губы. — До завтра, — подмигивает и тут же снимает блокировку с дверей.
Выхожу из машины и под грохочущие звуки собственного сердцебиения медленно иду к дому. Да, я чувствую себя не только виноватой за вчерашнюю ссору, но и за то, что с минуты на минуту буду нести откровенную чушь. Господи, помоги мне.
Глава 24
Я не знаю на что я надеялась, когда входила в дом. Вот он тот самый случай, когда одно событие напрочь выбивает другое. Сейчас я не думаю о том, чем занималась несколько часов назад. Я смотрю на маму и хочу… упасть и притвориться мертвой. Я же сильная, умная и всегда знаю, что сказать. Какого лешего я сейчас стою как парализованная, уткнувшись взглядом в одну точку?!
— Это не то, что ты думаешь, — начинаю оправдываться, поправляя на себе дурацкое платье. — Мы вчера напились с Алисой, а потом по пьяни захотели стать… как инстаграмщицы.
— Это как?
— С утиными губами. Взяли вакуумную банку и начали присасывать и оттягивать губы. И вот что получилось, — улыбаюсь как дебилка, демонстрируя еще больше свои пельмени, и достаю из сумки вакуумную банку. — Не советую тебе так делать. Лучше иметь свои реальные губы.
— Ну да. Только банками пользовались?
— Нет. Еще пылесосом, — быстро добавляю, вспоминая, что не только на губах есть следы. — Ну говорю же — напились.
— А почему вы напились? — вполне серьезно спрашивает мама, подходя ко мне ближе. Тянет руку к моему лицу и поправляет волосы, слегка улыбаясь. Улыбка странная, не злая, я бы сказала грустная. Да и не похоже на то, что она схватит сейчас меня за волосы и начнет мотать за них из стороны в стороны за то, что истрепала ей нервы за свое отсутствие. А то, что истрепала — знаю.
— ПМС.
— Ясно. А пылесосом вы и по шее водили? Там что вы увеличивали?
— Да это мы дурачились, больше не буду пить. Не стоило и начинать.