Жернова (СИ)
Лотта готовила вкусно и сытно. Бренн почти опустошил миску, когда в дверях кухни с новым удилищем из бузины появился красный, запыхавшийся Дуги. Темные глаза с полплошки величиной, на лице — возбуждение и растерянность. Забыв поздороваться, он набрал воздуха и выпалил:
— Джока Гнусавого зарезали! Насмерть!
Морай отодвинул тарелку и недоверчиво посмотрел на взбудораженного вестника, ожидая продолжения. Бренн исподлобья глянул на друга, не переставая работать ложкой, Якоб развернулся, не скрывая интереса, а Лотта запричитала, уставившись на Дуги заблестевшими от любопытства голубыми глазами:
— Никак сынка хозяина мясной лавки, что у Старого рынка? Что ж это делается-то, люди добрые!!
Морай нахмурился и кивнул, указывая Дуги на лавку за столом. — Джок… Это вроде как сотоварищ ваш по школе?
— Да не сотоварищ он вовсе… — возмутился Дуги, следя, как Лотта накладывает ему в миску дымящуюся похлебку, — а вовсе наоборот… Ну, то есть, он учился в нашей школе, только он на три года старше и уж давно у папаши в цеху мясном управляет, то есть, управлял…
— Так это ты с ним то и дело задирался? — приподнял бровь Якоб, подмигнув Бренну. Судьба Джока его мало заботила.
— Было дело, — не стал отрицать Бренн, — и не раз. Последний — недели три-четыре назад. Гнусавый тогда и сам с разбитой мордой ушел, ну и мне досталось, чо скрывать… — Он помолчал, пожал плечом. — Похоже, кого-то Джок задрал даже больше, чем меня…
— Ну, считай, одним врагом меньше… В драчке что-ль бошку проломили? — предположил Якоб, поворачиваясь к Дуги, — иль пырнули? Из-за девки, наверное… В таких летах завсегда из-за девок страдают… — Он покосился на упитанный зад нагнувшейся к очагу Лотты.
— Да, не, — Дуги замотал головой, отвергнув версию Якоба, — какие девки — его урод гнилой порешил!
Лотта с грохотом уронила угольный совок. Не глядя, уселась на табурет, запачканный мукой, и подняла к потолку ладони, бормоча призыв к Жизнедателю о защите от скверны. Но ее голубые глаза от ужаса и восторга стали раза в два больше.
— Я сам все видел! — зачастил Дуги. — Сидит Джок в Трех углах с выпученными глазами, красными, как у кроля, — портки в дерьме — вонища, а изо рта, ушей и зада крови натекло целую лужу. Так никакой человек убить не может, только урхуд. Мамаша его голосит на весь квартал, папашу, слыхал, удар хватил. А Непорочные уже двоих Дознавателей прислали с отрядом эдиров — всех вокруг допрашивают, кто что видел, что слышал…
— В Трех углах, говоришь, — уточнил Морай, — где три дома углами сходятся… да кто там что увидит? Место глухое, хоть и проулки к нему ведут. Ни дверей, ни окон, кроме щелей чердачных. Глухие стены… И чего ему там понадобилось?
— Известно чего, — хмыкнул Якоб, — через Три угла самый короткий путь к Веселому Дому Флоринды, — аккурат, если идти проулками от Старого рынка…
— Тьфу ты, паскудник, — поджала губы Лотта, метнув негодующий взгляд на парня, потом бойко вскочила. — Еда на столе, чай вскипел. А я на минуточку тут… сбегаю, поспрашиваю — поймали злодея-то гнилого? Иль злодейку! — она выразительно посмотрела на Якоба. — Может, он деву какую невинную с добрым сердцем обольстил, обрюхатил бедняжку, а жениться не захотел, вот она ему и прислала ответочку…
— Ну, дела! — брови Якоба взлетели к короткой соломенной челке, — хряка жопоротого в бок! Мясника кто-то раскурочил, как свиную тушу, — и это называется ответочка от невинной девы с добрым сердцем?!
Дуги, похоже, уже забыл о Джоке. Он, торопясь, дохлебывал похлебку, осведомляясь у Бренна: — Рыбалить идем? У Зуба, верняк, уж с рассвета куча удильщиков, точно говорю…
Бахвалясь, Дуги потряс новым удилищем из бузины и вопросительно поднял брови, глянув на Морая и надеясь на разрешение. Ночью неплохо штормило — рыболовецкие барки в Старом порту бились друг о друга, обдирая бока. А после ночных штормов к берегу часто прибивает целые косяки больших жирных пеструнов, которых посетители Пьяной русалки заказывают запеченными в сливках целыми сковородами. И понятное дело, что пара ведер вкусных рыб не будет лишней ни в таверне папаши Мартена, ни в доме Морая.
— Идите… — рассеянно кивнул Морай, задумавшись о чем-то своем, и Бренну это почему-то не понравилось.
— Ты там тоже не зевай, слышь… Рыбы побольше тащи, — вклинился Якоб, толкая Бренна под локоть, — Лотту впряжем по полной — и наварит, и нажарит!
Натянув короткие стоптанные сапоги, Бренн свистнул Самсону, развалившемуся на теплых камнях, прогретых жарким весенним солнцем, прихватил недоеденную лепешку и старое удилище, может и не такое замечательное, как у Дуги, но прочное и гибкое.
— За псом следите, чтобы в воду не совался… — заорал вслед Якоб.
— А то он дурнее нас, — отмахнулся Бренн, хватая пару больших ведер и старую корзину.
***
Океан после ночного шторма тяжело дышал, ворочался, как исполинский зверь, лизал камни. Орали чайки, остро пахло солью и водорослями. Берег был усеян разбитыми раковинами, выброшенными обломками разбитых рыбачьих лодок и коричнево-желтыми кусками медового камня, который тихо мерцал на сколах теплым нутряным светом.
От берега в море устремлялась изогнутая дуга Черного зуба — обилие трещиноватых черных скал, образующих один из природных волнорезов Сильфурбэй, о который в шторма, шипя пеной, бились волны. Здесь с зари уже копошилось множество рыбаков, — воздух то и дело рассекали забрасываемые удилища.
Одно огорчало всерьез — сегодня, как назло, море вместе с пеструнами выбросило к Черному Зубу целые стада «розочек» — бледно-розовых медуз с длинными ядовито-жгучими «волосами». Их тонкие остроконечные щупальцы оставляли на коже воспаленные болезненные разрезы. Правда, такие жгучие «ласки» можно перетерпеть, это все же не укусы ядовитых морских ос, убивающих человека за три минуты. Потому по отдельности «розочки» не слишком страшны, если не попасть в самую их гущу. И если такое случается, то бирюзовые волны подкидывают к берегу сплошь исполосованных щупальцами утопленников с распухшими высунутыми языками. Причем трупы невезучих бедолаг чаще всего находили там, куда выводили кривые тропки, что тянулись от переулка Утопленников через старые склады и доки Канавы. А вот пеструнам нет никакого дела до ядовитости «розочек».
— Давай шибче, — Дуги уже скидывал башмаки, чтобы не скользить на буро-зеленых водорослях и жидких потеках птичьего помета, босым куда быстрее можно добраться до нужных мест на Зубе.
— Не суетись, Дуг, пеструны до полудня не закончатся — у нас куча времени.
— Ты масло взял? — приятель нетерпеливо переминался с ноги на ногу. В прошлый раз они пробовали ловить на голый крючок, смазав его маслом анисового бедренца, и результат превзошел ожидания — рыбы кидались на него, как волки.
— Там мало было — уже весь пузырь извели… Сегодня крабцами обойдемся — я еще одну корзину захватил, — Бренн тряхнул веревочной корзинкой. Дуги вздохнул — неохота собирать мелких крабов, когда можно попробовать рыбалить без наживки.
— Стоять! — Бренн быстро прижал пальцами крошечного каменного краба, принявшегося задирать клешни, перехватил его за плечи и кинул в корзинку. Дуг вяло ковырнул булыжник, но, когда из-под камня стали шустро выползать крохотные морские рачки, оживился. Самсон тоже помогал — оглушительно лая, носился по песку, мотая хвостом, ушами и языком. А из-под его лап разбегались в стороны маленькие травяные крабы, быстро шевеля лапками, что приводило пса в еще больший восторг.
— Не лезь за нами, — Бренн мягко толкнул Самсона в лоб, — иди, грей тушку на солнышке и жди жрачку.
Пес гавкнул, соглашаясь. Он боялся медуз, но любил рыбу.
— Может, на край сходим?
Дуги с охотой кивнул. На дальнюю узкую оконечность скалистой дуги, впивавшейся в море, ходили немногие — далеко, камни острые, бугристые. Но и дура-рыба там особенно легко ловилась на крючок, хитрое было место. Бренн оглянулся на лающего Самсона, который все никак не успокаивался, и замер. С привычным ощущением недостижимого он разглядывал огромный грузовой корабль Энрадда, плывущий с юга. Воздушное судно направлялось к Небесной Игле — причальной мачте, в паре миль от городских стен, где уже пару лет швартовались дирижабли.