Твоя на одну ночь (СИ)
Правда, это не помогло снять обвинения в покушении на убийство с доблестного генерала, и тот по-прежнему оставался в тюрьме. Мне показалось, что его величество Эльзар Восьмой вообще не имел большого желания разбираться в этом деле – быть может, боялся, что если подозрения в отношении герцога Лурье подтвердятся, то это бросит тень и на него самого? Впрочем, у его величества для столь вопиющего бездействия имелись некоторые основания – он сам тяжело болел. И я, и граф Леру, и барон Дюваль полагали, что это тоже было связано с магическим откатом.
Мы с Мелани, как могли, поддерживали матушку герцога Дюплесси. Герцогиня не сомневалась, что сын невиновен, но сильно страдала, думая о том, как тяжело ему в тюрьме. Почти каждый день мы встречались и с Дидье. Месье Бонье, видя трогательную преданность сестры, заметно смягчился, и я часто видела, как они беседовали о чем-то. Однажды Мелли почти с восторгом сообщила мне, что ее брат узнал брошку на ее платье, которая когда-то принадлежала их матери. Но дальше этого его память пока не продвинулась.
В это утро я позволила себе поспать дольше обычного, и когда проснулась, за окном уже ярко светило солнце. Берил причесала меня и помогла мне одеться.
– Изволите завтракать в спальне, ваша светлость?
– А его светлость? Он уже позавтракал?
Про Мелани можно было не спрашивать – она была ранней птичкой.
– О, да! – подтвердила горничная. – Его светлость уже в парке, – тут она отчего-то смутилась и бросила на меня почти виноватый взгляд. – С ним его сиятельство граф Изумрудный. Простите, может быть, я не должна была пускать графа к нам в парк. Он спросил вас, а я сказала, что вы еще почиваете. А он ответил, что дождется, пока вы проснетесь. А его светлость как раз хотел покататься на пони. И я подумала, что раз его сиятельство ваш друг, то не будет ничего дурного…
Я вскрикнула и бросилась к окну.
Они трусцой ехали по зеленой лужайке – два самых важных мужчины в моей жизни. Но не на пони, а на лошади Алана. Мой сын сидел впереди его величества, а тот осторожно придерживал его.
– Я сделала что-то не так, ваша светлость? – испугалась Берил.
– Нет-нет, ты всё правильно сделала! – я поцеловала ошалевшую горничную в щеку и бросилась из дома.
Я обогнула наш особняк, совсем не думая о том, что быстрый бег собьет дыхание и повредит прическе – я вспомнила об этом только тогда, когда остановилась и попыталась привести себя в порядок.
– Мама, ты посмотри, какая славная лошадка! – закричал, завидев меня, Джереми. – Его величество пообещал, что подарит ее мне, если ты не станешь возражать. А ты же не станешь, правда?
Алан помог ему спуститься, и сын подбежал ко мне, схватил за руку.
– Ты же разрешишь мне ездить на настоящей лошади, мамочка? Я ведь уже взрослый!
– Ваш сын, ваша светлость, столь же отличный наездник, сколь и фехтовальщик! – Алан тоже спешился и уже шел в нашу сторону. – Если хотите, ваша светлость, – обратился он к Джереми, – то можете прямо сейчас отвести Маркизу в конюшню.
Джереми зарделся от похвалы и ухватился за узду – подобное предложение ему не нужно было повторять дважды.
– Рада видеть вас в добром здравии, ваше величество! – это были явно не те слова, что я должна была ему сказать, но я разволновалась так, что ничего другого мне не пришло в голову.
А вот Алан оказался способен на куда более решительные действия. Он просто взял мои руки в свои, заглянул мне в глаза и спросил:
– Джейн, ты помнишь наш предыдущий разговор? – кажется, он впервые обратился ко мне на «ты». – Ты обещала мне, что если при нашей следующей встрече я повторю свой вопрос, то ты ответишь на него по-другому.
– Но…
Он одновременно мягко и решительно закрыл мне рот своей ладонью.
– Джейн де Трези, ты выйдешь за меня замуж?
Мне так многое нужно было ему рассказать, но всё, что я смогла сейчас сделать, это лишь кивнуть в ответ.
Он убрал ладонь и строго переспросил:
– Надеюсь, это означает «да»?
– Да! Да! Да! – почти выкрикнула я.
И мне снова закрыли рот – только на сей раз уже губами.
Мы целовались прямо в парке, на виду у всего особняка, и я не испытывала ни малейших угрызений совести. Как сказала бы тетушка Жозефина, мне всегда не хватало немного скромности.
– Мы разводимся с Лилиан, – сообщил Алан, когда оказался в состоянии говорить. – Конечно, бракоразводный процесс займет некоторое время, но я надеюсь, что уже через пару месяцев мы с тобой сможем объявить о нашей помолвке. А пока не удивляйся, что бы ты ни услышала, – он заметно помрачнел, и я поняла, что королева во всём ему призналась. – Прежде всего, я хочу сообщить тебе, что принц Эдмон – не мой сын. Я сам узнал об этом только вчера, и эта ночь оказалась для меня бессонной. Сначала я сильно разозлился на Лилиан, а потом понял, что она – тоже жертва обстоятельств. Я всегда знал, что ее вынудили выйти за меня замуж и воспринимал это как должное. Мы оба заигрались в дипломатические игры, и ни к чему хорошему это не привело. Было бы куда лучше, если бы мы с самого начала были честны друг с другом. Но говорить об этом теперь не имеет никакого смысла. Эдмон оказался не моим сыном, но это не значит, что я перестану любить его. Я уже говорил с его величеством и взял с него слово, что он оставит Лилиан в покое, позволив ей принимать те решения, которые она сочтет нужным.
Мы шли по аллее парка, держась за руки. Наверно, подобное поведение больше подошло бы совсем юным влюбленным, но раз уж так получилось, что мы с Аланом потеряли столько лет, то я хотела наверстать упущенное.
– Я думаю, мы с Эдмоном останемся хорошими друзьями, в остальном же, я надеюсь, все мои связи с Эльзарией будут оборваны. У меня есть все основания полагать, что покушение на меня было организовано ближайшим к его величеству вельможей. Я предпочитаю думать, что сам Эльзар Восьмой не имеет к этому отношения, но он в любом случае не испытывает ко мне светлых чувств, равно как и я к нему. Поэтому будет лучше, если между нашими странами будет простой нейтралитет.
– А я? – я, наконец, смогла вставить хоть слово.
– А ты отправишься в Камрию вместе со мной, – не допускающим возражений тоном заявил Алан. – Да-да, я знаю о твоих мануфактурах! Но я уверен, ты найдешь надежного человека, который сможет вести дела от твоего имени. Если тебе доставит удовольствие, то ты можешь начать шелковое производство в Камрии, но я предпочел бы, чтобы ты полностью сосредоточилась на нашей семье. Конечно, когда твой сын станет совершеннолетним, он сможет вернуться в Эльзарию, чтобы вступить в свои права в герцогстве Трези, но до того времени, я надеюсь, он не откажется побыть за границей. Клянусь тебе, я буду любить Джереми как собственного сына!
– О, Алан, – я остановилась и, сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнула, – но Джереми и есть твой сын!
По взгляду, который бросил на меня его величество, я поняла, что он подумал, что у меня помутился рассудок. Но я смотрела на него, не отрываясь, чувствуя, как по щекам текут слёзы.
– Что ты сказала, Джейн? – его брови сошлись над переносицей, а на лбу пролегли несколько задумчивых складок.
– Я сказала, что Джереми твой сын, – повторила я. – Я знаю, что ты имеешь полное право возненавидеть меня за то, что не сказала тебе этого раньше, но…
Алан схватил меня за плечи, и я вскрикнула. Он сразу же опомнился.
– Прости! Джейн, ты сошла с ума? Как такое возможно?
Я смотрела на него и умоляла – вспомни, ну вспомни же! Мне так хотелось верить, что та ночь на постоялом дворе и для него не была всего лишь одной из многих.
Он отступил назад, пошатнулся, замотал головой
– Не может быть! Так ты – Клементина?
Он меня узнал! От счастья мне хотелось броситься ему на шею, но я сдержалась – я еще не знала, чем станет для него это открытие, и не переменит ли оно что-то в его отношении ко мне.
Полминуты безмолвия показались мне вечностью. Но потом Алан притянул меня к себе, прижал мою голову к своему плечу и прошептал прямо в ухо: