Фатальная ошибка
— Интересно, зачем такой примерной девочке, как ты, понадобилась эта штука? — прошептал он.
Это был полуавтоматический пистолет калибра 25 — маленький, незаметный, любимое оружие гангстеров и убийц: он производил негромкий выстрел, который можно было легко сделать еще тише с помощью самодельного глушителя. Пистолет снабжался магазином на девять экспансивных патронов и был, вообще-то, типичным дамским оружием, но в умелых руках идеально выполнял самые разные задачи.
— Это я возьму с собой, — добавил шепотом О’Коннел. — У тебя есть разрешение на ношение оружия? Оно зарегистрировано в полиции? Подозреваю, крошка, что нет. Симпатичный нелегальный пистолетик.
Пистолет отправился в рюкзак вслед за деньгами. «Очень неплохой улов», — подумал Майкл О’Коннел, оглядывая произведенный им разгром.
Утром управляющий юридической консультацией вызовет полицию. Придет следователь и снимет у всех показания. Он попросит их определить, что украдено, и придет к выводу, что взлом совершил в поисках легкой добычи какой-то полуобкурившийся наркоман. Обнаружив, что поживиться здесь практически нечем, он со злости все расшвырял. Все примутся за уборку, вызовут плотника для починки дверей и слесаря для установки новых замков. Короче, дел всем хватит, включая адвоката и его любовницу, которая ни за что не сообщит о краже нелегального пистолета.
Единственным, кто не пострадает, будет Мэтью Мерфи. Он решит, что его офис уберегли прочные двери и дополнительные замки и, значит, у него ничего не пропало. Он поздравит себя с этим и, наверное, даже не сообщит о взломе в страховую компанию.
Все, что он сделает, — это купит секретарше новую рамку для фотографии мопсов. «И при этом дешевую рамку», — подумал О’Коннел, исчезая в ночной темноте.
* * *Старший следователь окружной прокуратуры Хэмпдена был человек сорока с небольшим лет, худощавый, в очках с черепаховой оправой и с редкими, но трогательно-длинными волосами. Он вскинул ноги на письменный стол, покачиваясь в своем красном кожаном кресле на задних ножках и внимательно разглядывая меня. У него была обескураживающая манера вести разговор, которая казалась одновременно дружеской и раздраженной.
— Итак, вас привела к нам смерть мистера Мерфи и наша неспособность достойно завершить расследование?
— Да. Как я понимаю, это дело рассматривалось в самых разных инстанциях, но если бы кого-нибудь арестовали, то именно вам пришлось бы заниматься им?
— Совершенно верно. Однако мы никому так и не предъявили обвинения.
— Но подозреваемый у вас был?
Он покачал головой:
— Подозреваемые. В том-то и была закавыка.
— Как это?
— Слишком много врагов. Слишком многим его смерть была не только на руку, но и доставила нескрываемую радость. Мерфи убили, его тело кинули в переулке, как ненужный хлам, и немало тостов было провозглашено в штате в честь этого события.
— Но вы, наверное, все же сузили круг подозреваемых?
— Да, до некоторой степени. Но дело в том, что у тех, кого мы подозревали, не было особого желания сотрудничать с полицией. Однако мы не теряем надежды, что у кого-нибудь где-нибудь — в баре или в тюремной камере — развяжется язык и мы сможем сосредоточить наше внимание на одном-двух подозреваемых. А пока этот счастливый случай не представился, дело об убийстве бывшего полицейского Мерфи остается открытым.
— Но должны же у вас быть хоть какие-то улики…
Следователь вздохнул, снял ноги со стола и крутанулся в кресле.
— Вы были знакомы с Мерфи?
— Нет.
— Он не слишком-то располагал к себе, — сказал следователь, покачав головой. — И порой ходил по очень скользкой дорожке. В смысле законности, я имею в виду. Не зная фактов, трудно определить конкретный мотив убийства. Конечно, есть тело, и оно кое о чем нам говорит, но этого слишком мало.
— О чем же?
— Все указывает на то, что это дело рук профессионала.
Следователь поднялся, зашел мне за спину и, приставив палец к моему затылку, произнес:
— Пах-пах. Два выстрела в голову. Двадцать пятый калибр; возможно, с глушителем. Обе пули — с мягким наконечником и сильно деформировались, так что по ним ничего не скажешь. Тело затащили в глухой переулок и бросили позади мусорных баков, поэтому обнаружили его лишь утром, когда приехал мусоровоз. Убийца должен был обладать большой ловкостью, чтобы застать Мерфи врасплох. Судебным экспертам практически нечего было делать: даже стреляную гильзу преступник потрудился унести с собой — еще одно свидетельство, что это опытный убийца. К тому же в ту ночь шел дождь, довольно сильный, и смыл следы. Свидетелей не было. Никаких зацепок. Трудный случай с самого начала, и некому подсказать нам правильное направление поисков.
Он обогнул меня и на этот раз взгромоздился на угол стола. Улыбнувшись хищной улыбкой барракуды, он вопросил:
— Каков был мотив? Месть за что-то в прошлом? А может быть, это было простое ограбление? Деньги из бумажника вытащили. А кредитные карточки оставили. Любопытно, правда? — Он помолчал. — А каким боком это дело касается вас? В чем ваш интерес?
— Мерфи был косвенно связан с делом, которое я изучаю, — ответил я, осторожно подбирая слова.
— Следователь беседовал со всеми бывшими клиентами Мерфи. Мы подняли все дела, с которыми он когда-либо работал в полиции. Какое из них вас интересует?
— Дело Эшли Фримен, — ответил я, поколебавшись.
Старший следователь покачал головой:
— Это интересное дело, но вряд ли можно что-нибудь выжать из него. Оно заняло у Мерфи дня два, не больше. Незадолго до убийства он развязался с ним. Нет, убийцу надо искать либо в кругах наркодельцов, чьи махинации он помогал расследовать, когда был копом, либо в среде организованной преступности, которой он занимался в своей частной практике. А может быть, это кто-то из полицейских, подкупленных преступниками. Все это наиболее вероятные подозреваемые.
Я кивнул.
— Но знаете, что мне кажется странным в этом деле? — спросил он.
— Что?
— Когда мы стали рыскать тут и там и заглядывать в темные углы, то все, кого мы допрашивали, казалось, ожидали этого.
— Ожидали допроса? Но разве это не естественно?
Старший следователь опять улыбнулся:
— Мерфи строго соблюдал конфиденциальность и, как правило, не делился информацией ни с кем. Это, в общем-то, одно из главных условий такой работы. Он никого не посвящал в свои дела. Единственный человек, у кого имелось какое-то представление о том, чем он занимается изо дня в день, — это его секретарша. Она печатала все его бумаги, вела бухгалтерию и хранила информацию.
— И она ничем не смогла вам помочь?
— Абсолютно. Но дело не в этом. — Он сделал паузу, уставившись на меня. — Откуда все эти люди знали, что он следит за ними? Конечно, иногда человек, за которым следят, так или иначе догадывается об этом. Но это бывает редко. А в данном случае, повторяю, знали все. К кому бы мы ни пришли, они ждали нас с приготовленными объяснениями и алиби. Это ненормально. Ненормально на все сто процентов. И в этой загадке кроется ключ ко всему делу, вам не кажется?
Я собрался уходить.
— Вашей книге ведь, наверное, требуется тайна, мистер писатель? — спросил старший следователь, пожав мне на прощание руку и вернувшись за свой стол. — Возьмитесь за эту загадку и найдите ответ.
Я ничего не ответил ему. Но я уже знал ответ.
27
Второе вторжение
Хоуп не видела ничего хорошего в воцарившемся спокойствии.
Она бродила по территории школы, участвовала в мероприятиях, связанных с окончанием года, готовилась к зиме. И все время чувствовала себя словно на иголках и ничего не могла с этим поделать. То она спешила куда-то по дорожке, хотя спешить ей было некуда. То вдруг у нее пересыхали горло и губы, а язык во рту еле ворочался, и она поглощала воду бутылками. Среди разговора она внезапно осознавала, что пропустила значительную часть того, что говорилось. Ее отвлекал преследующий ее страх, и, хотя день за днем тянулись вполне благополучно, ей чудилось, что где-то в это время происходит нечто ужасное.