Откуда взялся этот Клемент?
Кит А. Пирсон
Откуда взялся этот Клемент?
Ноябрь 1988-го
Обычно Эдвард Бакстер добирался домой минут за пятьдесят.
Но только не в этот вечер.
Ехать еще двадцать пять километров, а машины уже почти час ползут со скоростью пешехода! Бакстер тащился за белым фургоном, стоп-сигналы которого упорно пылали красным. Дождь лил как из ведра, и стеклоочистители «Остина Маэстро» без устали мотались туда-сюда.
Он вздохнул и перевел взгляд на пассажирское сиденье, где лежала книжка «Джеймс и гигантский персик», купленная для семилетней дочки. Мужчина представил выражение ее лица при виде подарка и улыбнулся.
Наконец, красные огни впереди погасли, фургон медленно тронулся, и Бакстер двинулся следом.
Не питая излишнего оптимизма, он осторожно повышал передачу, пока «Маэстро» не разогнался до пятидесяти километров в час, но его нога нервно подергивалась над педалью тормоза, на случай если белому фургону вздумается вот уже в тысячный раз остановиться.
Кроме фургона впереди, смотреть за бомбардируемыми дождем стеклами было особо не на что: слева — завеса черного-пречерного неба, справа — не менее черные шины грузовика.
Когда спидометр показал шестьдесят пять километров в час, Эдвард позволил себе чуточку расслабиться, надеясь, что худшее позади.
Увы, тщетно.
Стоп-сигналы фургона вспыхнули, и Бакстер надавил на педаль тормоза.
— Ну сколько можно! — простонал он.
Следующие десять минут его правая нога металась между газом и тормозом. О передаче выше первой и мечтать не приходилось, так что левой руке оставалось лишь праздно болтаться на рычаге.
Легкая тревога переросла в отчаяние. Только бы добраться до дома.
«Маэстро» мучительно прополз еще немного вперед, но осточертевший фургон снова встал. Эдвард тихонько выругался и, взглянув налево, заметил краешек синего знака с тремя диагональными полосами: триста метров до следующего съезда. Обычно Бакстер съезжал не здесь, но всяко лучше, чем еще десяток километров пробки.
Глянув в левое зеркало, он вырулил на обочину. Запрещено, конечно, но проехать всего ничего.
Несколько секунд спустя «Маэстро» уже мчался по съезду, прочь от магистрали, прочь от безнадежной пробки.
Наконец-то Эдвард свободен.
Во всяком случае, так ему казалось.
В час пик движение оказалось немногим быстрее, чем на трассе. К счастью, Бакстер знал, где можно срезать. Он преодолел две круговые развязки, еще километра три мучительно медленно ехал по забитому шоссе и, наконец, повернул налево на неприметную узкую дорогу, петляющую по сельской местности. Она доходила почти до самого дома, и о ней мало кто знал, чему Эдвард сейчас не мог нарадоваться.
Стремясь наверстать потерянное время, он разогнал «Маэстро» до шестидесяти пяти. Свет фар пробивал во тьме тоннель, освещая живые изгороди вдоль полосы грязного асфальта.
Крутой левый поворот застал Бакстера врасплох.
Он ударил по педали тормоза, и мирно покоившаяся на пассажирском сиденье книжка улетела вперед и сгинула во мраке ниши для ног. Бакстер отвлекся буквально на секунду, но за это время машина успела войти в поворот.
Стоило Эдварду поднять взгляд на дорогу, и сердце его рухнуло в недра кишечника. Он вдавил педаль тормоза до упора, передние колеса заблокировало, и «Маэстро» понесло на мокром асфальте.
Ударь он по тормозам на долю секунды раньше, все сложилось бы иначе. Ничтожная малость.
Которой как раз и не хватило.
«Маэстро» взмыл над невысоким откосом, оторвавшись от земли всеми четырьмя колесами, и влетел в новехонькие широкие фермерские ворота — прогнившую деревянную конструкцию заменили на стальную лишь пару недель назад.
«Маэстро» с лязгом вмялся в ворота, и одна из металлических труб зазубренным концом пробила лобовое стекло.
И повисла тишина.
Эдвард почувствовал теплую влагу и увидел вошедшую в грудь под ключицей стальную трубу. Придись удар левее, он уже был бы мертв.
Утешение, впрочем, весьма слабое, поскольку он практически не мог дышать.
Жить оставалось совсем недолго, но Бакстера пугало не это. Он думал о жене и дочурке.
Муж. Папочка. Сегодня он не вернется домой. И вообще никогда не вернется.
Он задыхался, истекали последние секунды его жизни.
Пахло землей и бензином. Зеркало заднего вида мерцало желтым. Огонь, понял Эдвард.
Веки его дрогнули, и он испустил последний вздох.
Уже покидая телесную оболочку, он ощутил чье-то присутствие. Быть может, помощь? Слишком поздно, подумал Бакстер.
И тут послышался шепот, хотя он и не был уверен, что это не игра воображения, жестокая шутка лишенного кислорода мозга.
«Мы присмотрим за ней».
То оказались последние звуки, что услышал Эдвард.
В его сознании еще успел возникнуть вопрос: «Кто вы?»
Ответа, однако, он уже не дождался.
Вспыхнувшее пламя оставило от «Маэстро» и его водителя лишь скелеты.
Из праха в прах.
Спальня Бет Бакстер. Наши дни
1
В детстве я обожала ложиться спать.
Лежала себе в кроватке, а папа сидел рядышком и читал вслух. Каждый вечер мы на полчаса погружались в собственный сказочный мирок — это было наше время, наш мир.
Потом папа целовал меня, выключал свет, а я сворачивалась под пуховым одеялом, чтобы увидеться во сне с прекрасными принцами, единорогами и котами в шляпах.
Мне было семь лет, когда отец вышел из моей спальни и больше не вернулся. Мой мир разом опустел, и я стала читать сама, чтобы заполнить эту зияющую пустоту.
Я росла замкнутым подростком, довольствуясь исключительно собственным обществом. С каждым годом воспоминания об отце, как и детские мечты, неумолимо тускнели.
Осталась лишь любовь к книгам.
В должный срок подросток превратился в девушку. Но, пока мои сверстницы предавались фантазиям о красавцах на пляжах Айя-Напы или Ибицы, я грезила об Оруэлле, Вулф и сестрах Бронте.
Моя любовь к книгам переросла в одержимость.
А потом, неким непостижимым образом, жизнь взяла и с пугающей скоростью прокатилась мимо. Вот я в мантии и академической шапочке позирую для выпускной фотографии на ступенях Даремского университета, а в следующий миг, уже тридцатишестилетняя женщина, живу с Карлом, специалистом по архитектурному планированию из Кройдона.
Какое бы будущее мне ни рисовалось в юности, вряд ли оно выглядело вот так.
— Да мать твою, Бет, давай не будем, а?
Я усаживаюсь в кровати, скрестив руки.
— Нет, будем. Меня уже вконец достало натыкаться по всему дому на твое грязное белье!
Мой тридцатилетний жених закатывает глаза, словно капризный подросток.
— Какого черта, — бурчит он. — Я устал.
Переворачивается на бок и кутается в одеяло. Вскоре спальню оглашает его храп.
Такая вот у меня жизнь.
Уже месяц, как статус Карла сменился с парня номер пять на жениха. Мы вместе уже больше четырех лет, и, хоть я и согласилась выйти за него замуж, мне все же недостает уверенности, что я действительно люблю его. Коли на то пошло, я вообще не уверена, что знаю, что такое любовь.
В юности я черпала свои ожидания с желтоватых страниц потрепанных книг. Я надеялась на отношения Джейн Эйр и Эдварда Рочестера из «Джейн Эйр», Элизабет Беннет и Фицуильяма Дарси из «Гордости и предубеждения», да хоть бы и Хитклиффа и Кэтрин из «Грозового перевала».
Если жизнь чему меня и научила, так это тому, что реальный мир — лишь бледная копия вымышленного.
Тем не менее Карл мне действительно нравится, очень. Его мальчишеское обаяние и легкомысленность уравновешивают мой всегдашний прагматизм. У него вообще масса достоинств, вот только сердце мое при его виде учащенно биться отнюдь не начинает. И я точно не теряю от него голову, если такое вообще еще бывает. Как ни прискорбно, еще ни один мужчина в мире не заставлял меня обмирать от восторга.
