Ученик своего учителя. Том II (СИ)
Калса и Тамия, оказавшиеся невольными свидетелями его беседы с жрецом Кетота, согласились выполнить его просьбу только после того, как Малк пообещал рассказать как стал служителем Четвёртого, почему может с такой лёгкостью избить Бакалавра и… есть ли, Йоррох побери, у него девушка. Последний вопрос, надо сказать, поставил было Малка в тупик, но он никогда толком не понимал женщин, так что просто смирился.
И в качестве награды избавил себя от такой головной боли, как безопасность сестёр.
Впрочем причин для переживаний у Малка хватало и без Калсы с Тамией, в том числе никак не связанных с грядущей реализацией Плана. Жаль только понимание этого пришло как-то совсем не вовремя и не в ходе самостоятельный размышлений, а под влиянием внешних событий. Событий, которые он точно не ждал и которые лишь ещё больше усложнили происходящее…
Всё началось, когда Малк подходил к мыслеграфу. Как только стало ясно, что «на огонёк» к родителям заглянул Толстый, Малк больше не задвигал контроль над «обезьяной» на задворки сознания и следил за гостем в оба глаза, благо представитель Столпов по какой-то причине предпочёл в дом не заходить. Магией перенёс с веранды стоящее там кресло, да и устроился на нём в центре двора, саженях в пяти перед марионетками Малка. Сложил руки на животе, расплылся в улыбке — ни дать, ни взять добрый дедушка, ожидающий любимого внука. Образ, разве что, немного портил презрительный взгляд, которым он рассматривал «обезьян», но заметно это было только такому пристрастному зрителю как Малк.
Так что отчим, вышедший поприветствовать странного гостя, увидел не грозного Младшего Магистра, а добродушного и внешне не опасного — хоть и лишённого всяких манер — толстяка.
— Чем могу быть полезен? — спросил Скел со знакомой Малку приятной улыбкой, неловко сжимая в руке какой-то круглый артефакт.
О том, что у отчима имелось боевое оружие, Малк даже не слышал, так что своими действиями он смог его несколько удивить. Вот только и Толстый повёл себя совсем не так, как ожидалось.
— Вы? Ничем, — сообщил Толстый, продолжая улыбаться, — а вот вашему пасынку я точно был бы очень рад. Но его ведь сейчас нет дома, как понимаю? — сказал и тут же подмигнул марионеткам, тем самым намекнув, зачем он вообще остался во дворе.
Мерзавец определённо знал о том, что «обезьяны» активны, и что Малк смотрит их глазами.
— Но тогда зачем вы сюда пришли, если ни я, ни мой… сын… вам помочь не могут? — построжев голосом сказал отчим, впрочем сделал он это в меру, не превратив свои слова в угрозу.
Ну да Малк чего-то иного от него и не ждал — Скел мог сколько угодно рассказывать про отца-наёмника, однако сам он воинственностью не отличался и склонностью к дракам не страдал. Хотя то, что отчим назвал его сыном и попытался прикрыть хотя бы на словах, Малк оценил. И даже немного растрогался.
— А вы как думаете? Чтобы поговорить с моей дорогой Изольдой разумеется. Как с поезда сошёл, так сразу сюда кинулся, — по-доброму засмеялся Толстый и от этой его доброты у Малка засвербело под ложечкой.
Видимо нечто подобное ощутил и Скел, потому что он помрачнел и, поудобнее перехватив штуковину у себя в руке, сказал:
— Она плохо себя чувствует и к гостям не выходит. Тем более к таким! Так что если у вас всё, то…
— Замри! — вдруг приказал Толстый с какой-то странной интонацией.
После чего отчим издал невнятный возглас и ничком повалился на землю. Ни защитные амулеты, ни магические Щиты — если они у него были, — против волшбы Скела не помогли. Малк же на фоне столь эффектной демонстрации магии Звука некстати вспомнил про свою наилегчайшую победу над Лоуренсом и Гильермо Сунет. Владей они своим Даром хотя бы на в половину меньшем уровне и весьма вероятно, что история его встречи с ними закончилась бы совсем иначе.
— Он, кстати, жив. Можно не беспокоиться, — выдал в пространство Толстый.
На что Малк, который как раз расплачивался в кассе мыслеграфа, едва не сообщил тамошней работнице об отсутствии у себя на сей счёт всяких сомнений. Уж что-что, а портить отношения вот так сразу Столпы не будут. Потом — возможно, но не сейчас.
Но вот чего Малк не ждал, так это того, что следом Толстый вдруг выдаст:
— Изольда, дорогая, я даже отсюда слышу твоё дыхание. Тебе не кажется, что тебе уже пора выйти на сцену?
От этих слов Малк дёрнулся и, помянув демонов, едва сдержался, чтобы не рвануть обратно домой. Умом он прекрасно понимал, что семье ничего не грозит, что ото всего происходящего отдаёт дешёвой постановкой — причём нацеленной на одного единственного зрителя! — а так же то, что его отношения с Изольдой в принципе сложно назвать родственными, но мать есть мать, и оставлять её в лапах манипулятора из Столпов он категорически не желал.
Впрочем с эмоциями Малк справился быстро. Прекрасно осознавая, что единственный для него шанс обрести хоть какую-то свободу от таких вот визитов — это довести начатое до конца, — в итоге никуда он не побежал и остался «досматривать» представление там, где был.
Пока он терзался сомнениями задуманное Толстым действо шло своим чередом, и после короткой паузы во двор вышла мать. Так, как она умела. Внешне ни капли не испуганная, в лучшем своём платье, с по аристократически прямой спиной, гордо вскинутым подбородком, а также общим ощущением той властности, что обычно присуща лишь членам старых Домов, и которая теперь окутывала Изольду точно плащ. Сразу и не скажешь, что это обычная смертная, простота происхождения которой сравнима лишь с размерами её нереализованных амбиций.
Хотя с другой стороны, может так и надо? И там, где не на что опереться, лишь собственные представления о правильном и неправильном становятся непреодолимым барьером на пути в бездну…
— Йоррох, ты как всегда хороша, — сказал Толстый кажется в искреннем восхищении. — Даже жаль, что всё так получилось…
Он даже привстал, что сразу бросилось в глаза после его весьма пренебрежительного разговора с отчимом.
— Мы знакомы? — спросила мать ледяным тоном, после которого у Малка по спине побежали эскадроны мурашек.
Именно так Изольда разговаривала с ним, когда он уговаривал не отправлять его в интернат, просил что-либо купить или оправдывался из-за разорванной в драке одежды. Так что воспоминания были не из приятных.
— Конечно знакомы, милая, — рассмеялся Толстый и, повернувшись к «обезьянам», очередной раз подмигнул: — Только вот незадача, ты этого не помнишь!
— Я⁈ — Малк этого не видел, но был уверен, что в этом момент мать гневно сощурила глаза.
— Ну не я же! — фыркнул Толстый. — Никогда не понимал этой необходимости в изоляции воспоминаний изгнанников, но закон Дома есть закон Дома. Увы! — Тут он проницательно посмотрел на мать Малка и вздохнул. — Да уж… было глупо надеяться, что ты сломаешь мною же поставленный блок, едва увидев это расчудесное толстое лицо, но попробовать стоило.
Здесь мать уже давно должна была выдать что-нибудь резкое, в своём стиле, однако она почему-то промолчала, а значит с ней явно творилось нечто странное… Ну а что именно стало понятно уже совсем скоро. Малк как раз выводил сестёр с мыслеграфа, когда тело Изольды внезапно задрожало, она издала то ли вой, то ли крик — от которого у него так же внезапно резануло сердце — и, схватившись за виски, опустилась на ступеньки крыльца.
Уже начавший кое-что подозревать Малк перевёл взгляд на Толстого и увидел парящий перед тем в воздухе лист с рисунком дудочника-крысолова. Лист, на котором был изображён герб Дома Шести звуков.
— Не-ееет!!! Только не это!!! Вы же забрали у нас всё, так почему теперь не оставите в покое??? — вдруг закричала мать и, скрючив пальцы на манер когтей, кинулась на Толстого.
Вряд ли она что-то сейчас понимала — ею руководила ненависть и какие-то глубинные инстинкты — однако цель свою видела совершенно чётко. И теперь жаждала мести.
— Ох ты ж, я и забыл какая ты была взрывная, — фыркнул Толстый. — Хотя только такая и могла привлечь нашего гулящего наследничка, правильно?