Возвращенная любовь

Если бы лиса, вступая в курятник, могла заговорить, она заговорила бы сладким голосом Крэйга:
— Не нужно предлогов, моя дорогая. Я все понимаю. Ты привезла меня сюда пообжиматься.
— Не…
— Ты меня хочешь. Признайся. Я имею в виду, валяй. Ведь то, что ты говоришь, было моим предлогом, когда нам было семнадцать лет и я привозил тебя сюда, в удобное место, чтобы "поговорить". Ты думаешь, я так уж наивен?
— Риордан…
Именно этого Карен и боялась, что Крэйг, приехав сюда, сделает неправильные выводы. А Крэйг, очевидно, помнил не слишком целомудренную историю этого места.
Не меньше дюжины вещей произошли здесь впервые. Здесь они в первый раз поцеловались "по-настоящему", используя язык в поцелуе. Впервые он прикоснулся к ее коже, и она почувствовала порыв и песню подлинного желания. Здесь в первый раз он положил ее руку на эту странно угрожающую выпуклость под молнией джинсов.
Прошло много лет, Карен думала, что призраки этих старых событий потускнели. Возможно, это было так, пока она не остановила машину и не почувствовала, как кровь бросилась ей в голову и тревожно задрожали нервы.
Как она могла выдерживать эти нервные припадки? Ее экс-партнер во всех этих воспоминаниях явно наслаждался всей ситуацией, усугубляя ее игрой бровей и плотоядным взглядом вампира.
— Черт возьми, милочка. Если ты будешь держать руки от меня подальше, я попытаюсь держаться стойко.
Он испустил драматический актерский вздох.
— Человек должен делать то, что обязан делать.
— Прекрати. Ты эгоист и маньяк.
— Ну-ну, Кара. На самом деле все хорошо. Я готов пожертвовать своей добродетелью, но только ради тебя. Я не хочу, чтобы кругом сплетничали, что я тискаю в автомобиле любую девушку, которая меня об этом попросит…
Он заколебался, потом серьезно отметил:
— Ты задохнешься, моя милая. Я сделаю все, что смогу. Правда. Но я должен признаться, мне будет трудновато прийти в настроение, если ты не перестанешь смеяться.
  
Глава 7
 
Его возмутительное подразнивание в конце концов заставило ее рассмеяться. И смеясь, она расслабилась.
Крэйг поступил мудро, ничего не сказав. Первый взгляд на заветное место был как удар в солнечное сплетение. Старые воспоминания окутали машину: пульс темноты, секретов на ухо, эмоций, освобождавшихся, когда они были одни вместе. Именно в этом месте они оба открыли силу сексуальных ощущений, но они нашли здесь и близость другого рода. Кара была тайной и он должен был терпеливо искать ключ: она всегда неохотно говорила о себе. Однако здесь, в этом месте, она раскрывалась для него.
Крэйг думал, надеялся, что он сможет достичь этого снова.
— Смотри, — сказала она.
Небо было цвета ртути. Шел дождь. Молния ударила на горизонте, окунув ландшафт в жутковатое серебро. На мгновение парк превратился в волшебную страну. Высокие шпили скал выглядели как башни гигантского замка с бриллиантовыми окнами и драгоценностями в каждой тени.
Карен наклонилась вперед протереть ветровое стекло.
— Там нет ничего, кроме скал и песка, — прошептала она. — Но в грозу или при лунном свете нет другого такого места на Земле, сделанного из воображения и снов.
— Ты всегда любила это место.
— Потому что оно невозможно красиво.
Она тоже, подумал Крэйг.
Струи дождя стекали по стеклам, бросая свет и тени на ее нежные черты. Кара никогда не считала себя чувственной женщиной. Он никогда не считал ее какой-то другой. Кожа была нежной, как бархат, глаза светились в полутьме. Она оставила волосы распущенными, зачесав их назад со лба и теперь их пышная масса блестела золотом и серебром.
Она позвонила ему, и они встретились через пять минут после того, как дети приступили к выполнению своих планов. Свидание вышло экспромтом, и у нее не было времени выбрать платье и косметику. Под торопливо натянутым легким жакетом на ней была джинсовая юбка и пушистый розовый свитер, застегнутый до горла. Жакет был недостаточно теплым, юбка мало подходила для ледяной сырости ночи.
 
Снова она прижалась грудью к рулевому колесу, чтобы протереть стекло.
— Перестань дышать, Риордан. Я ничего не вижу.
Он усмехнулся.
— Проблема только в моем дыхании? Не выдави стекло — ты уже замерзаешь.
— Ничего подобного. Я теплая, как печка.
Приоткрыв окно, Карен обернулась и тем предоставила прекрасную возможность завладеть тонкой белой рукой. Пальцы были как ледышки.
Захваченная врасплох, она жалобно проговорила:
— Ну, кто мог знать, что в сентябре будет такой холод?
— Любой, кто живет в Колорадо, — поддел он ее.
В это время года погода менялась быстро и непредсказуемо. В горах, где они совсем недавно в душный и теплый день занимались любовью в бунгало, на вершинах уже лежал снег.
Он помнил тот день во всех интимных деталях и в цвете. Карен, как он подозревал, тоже.
Когда он не отпустил ее руку, она бросила на него быстрый взгляд, по-полуночному мягкий, но одновременно полный внезапного и сильного сексуального напряжения. Однако он только осторожно всунул ее руки в свои старые овчинные варежки. На ней они казались огромными, как боксерские перчатки, и она хихикнула, не сводя, однако, с него глаз.
Гроза уходила на запад. Но новые молнии чертили восточный край горизонта. Вид за окнами снова отвлек ее внимание.
— Сделано из снов? — прошептал он.
Она повернула голову.
— Разве ты не чувствуешь это тоже?
Он мог чувствовать редкую неустойчивость ее настроения.
— Что, если ты могла бы сделать сны реальностью, мое солнышко? Представь себе, просто для забавы, что ты можешь поехать куда угодно, делать то, что всегда хотела делать…
Она закрыла глаза — ей нравилась эта игра.
— Если бы я могла путешествовать, я бы поехала на Дальний Восток. Особенно в Китай. И если бы я могла делать то, что действительно хотела…
Она быстро открыла глаза и напряглась:
— Ты будешь смеяться.
— Не буду.
— Это просто глупая мечта… Ничего грандиозного или увлекательного. Даже ничего особенно интересного…
— Скажи мне.
Она поколебалась.
— Когда мы были в школе, я не знала никого, ни одной девочки, которая хотела бы стать учительницей. Выбрать в качестве карьеры преподавание было слишком уж старомодным женским стереотипом. Но я всегда хотела заниматься детьми и историей. Это просто…
Она сделала жест рукой.
— Я наблюдаю наших собственных детей. Они думают, что история — это не больше, чем запоминание сухих старых дат, и она их не касается. Но это не так, если их правильно учить. Многое в истории состоит из рассказов об ошибках, которые мы не хотели бы совершать снова. И детям нужно знать, что существует огромный мир, другие ценности и культуры, люди с такими же проблемами, как у нас, но с иными идеями об этих проблемах.
Она запнулась, как будто в ужасе обнаружила, что говорлива, как горный ручей.
— Продолжай, — попросил он.
— Я люблю детей, — сказала она, как бы оправдываясь.
Как будто это было для него шокирующим открытием. В комнате, где среди сотни людей был хоть один годовалый малыш, Карен инстинктивно тянуло к нему. В век, когда большинство родителей ежилось от одной мысли о сборище подростков, ее двери всегда были широко открыты. Малыши, с тех пор как он ее знал, всегда слетались к ней как мухи на мед.
— Это только старый, пустой сон, — заверила она его с коротким смешком. — Что-то, о чем я любила думать. Много лет назад.
Он не мог отвести взгляд от ее лица.
— Это больше для тебя не важно, мм-м?
— О Боже, нет. Грех жаловаться, я имею хорошо оплачиваемую работу, надежно обеспеченную и с будущим. Какое впечатление произведет на детей, если я вдруг все это безответственно брошу в обмен на абсолютную неопределенность. А, Крэйг?
— Я слушаю. Но ты начинаешь дрожать. — Проблему холода можно было легко решить, включив двигатель и отопление. Вместо этого он поднял консоль между сиденьями и потянул ее к себе, что решало более критическую проблему: придвинуть ее поближе. Кара не начала сразу же возражать, когда ее посадили на колени, она ведь замерзла. А он продолжал говорить: