Возвращенная любовь

— Я думала, ты все забыл, выбросил из головы.
— Радость моя, нужна лоботомия, чтобы я это забыл.
Их глаза встретились, в его взгляде светилась откровенность и мрачный юмор. Он напряженно изучал ее лицо.
— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь на него прямо? Не думая, не увиливая, просто… и прямо?
Она ждала, не зная, что будет дальше.
Крэйг снова взглянул ей в глаза.
— Я хочу знать, что пошло не так. Что действительно пошло не так между нами, потому что, будь я проклят, если это когда-либо знал.
Ее пальцы внезапно впились в грубую кору бревна.
— Ну, Крэйг. Может быть, нам и удавалось скрыть это от детей, но мы же схватывались как кошка с собакой. Мы шипели друг на друга и каждый раз кусались до крови.
— Это я знаю. Я помню, как злился. Но я не уверен, что знаю и что когда-либо знал, почему ты так злилась на меня.
— Злость работала туда и обратно, — напомнила она ему, — виновата бывала не только я.
— О'кей. Но именно сейчас я хочу знать, что ты чувствовала?
Карен ощущала кору, царапающую ее нежные ладони, видела, как кровь заката струится сквозь живую изгородь. Другие женщины как-то легко умели говорить об эмоциях. Ей это было не просто. Она закрылась, замкнулась в себе после развода. Выставлять напоказ еще болевшие старые раны не было никакого желания.
— Кара? Ну просто попытайся, ладно? Я не хочу причинять тебе боль. Но мне нужно понять.
Если бы Крэйг требовал, она, быть может, заставила бы его замолчать. Но в его голосе слышалась тихая боль и огромное желание понять. Ее сердце тоже томилось долгие черные часы в аду безответных вопросов и ран, не желающих заживать. Она подняла руку в беспомощном жесте, не глядя на него, сознавая, что в голосе звучат непролитые слезы.
— Это не было что-то одно. Это были тысячи всяких вещей, которые копились, копились и копились.
К ее удивлению и огорчению, слова полились, как будто прорвало плотину:
— Я всегда ставила тебя и детей на первое место. Я хотела, чтобы так было. Ты меня никогда не заставлял… но все, чего хотела я лично, вечно откладывалось. Ты получил свой диплом, образование, но я-то ничего не получила. Я могла стать только машинисткой. Да, со временем я поднялась по ступенькам, но это отняло столько лет, когда я работала полный день и старалась быть хорошей матерью, экономила и копила, а ты — ты как будто ничего не замечал. Или перестал замечать. Перестал заботиться. Я чувствовала, что меня используют и принимают как должное. Тебе удалась карьера, что изменило всю твою жизнь, а я так и осталась на ранчо, старомодной женой, всегда за сценой, скупой и скучной, как старая привычка.
Крэйг коротко выругался.
— Какого дьявола ты раньше мне об этом ничего не говорила?
— Я говорила тебе десятками, сотнями способов, — горячо ответила Карен.
— Ни черта ты не говорила и не смей плакать. Сегодня ты первый раз со мной вот так откровенно говоришь за многие годы. Ты, очевидно, думала, что я должен читать у тебя в мыслях о том, что ты чувствуешь…
— Нет.
Слезы застилали ей глаза, но она сумела глубоко перевести дыхание. Да, трудно было вот так делиться чувствами. Она предпочла бы ходить по раскаленным углям. Но уж раз они зашли так далеко и Крэйг настаивает на откровенности, ей тоже захотелось очистить наконец атмосферу между ними.
— Нет, я не думала, что ты читаешь мысли, — сказала она устало, — но я просто не знала, как может женщина сказать мужчине о том, что он разбивает ей сердце. Сказать было нечего, Крэйг. Нечего, раз ты перестал беспокоиться.
— Кара?
— Что?
— Ты доводила меня до бешенства. Я причинял тебе боль. Но я никогда не переставал беспокоиться.
Он потер глаза, потом потряс головой. Медленно, угрюмо он начал говорить о собственных старых ранах:
— Ты, похоже, никогда не понимала, как тяжело я работал, как упорно я пытался добиться успеха в твоих глазах. Ведь это я вовлек тебя в неприятности, солнышко. Это я всегда впутывал нас в неприятности. С моей точки зрения, я должен был все исправить. Только к тому времени, когда я построил все как следует, ты, кажется, полностью потеряла к этому интерес. Ты всегда занималась сотней других вещей. Мы были вместе в постели, но это было как огонь и дым. Быстрое пламя, вспышка, а потом ты была слишком занята, чтобы уделять мне время. Я изо всех сил старался сделать столько всяких вещей, чтобы быть достойным тебя…
 
У нее вырвалось короткое восклицание:
— Ради Бога, Крэйг. Тебе никогда не нужно было ничего для этого делать. Как тебе в голову пришла такая идея? И почему ты раньше не рассказал мне о своих чувствах?
Крэйг ответил сухо и неторопливо, бессознательно повторив ее же слова:
— Я думал, что говорил. И не один раз, а десятками и сотнями способов.
Карен услышала эхо собственных слов и подняла голову. Красный шар солнца скрылся из виду. Вечер был тих, тени сгущались, температура быстро падала, что говорило о приближении осени. Она слышала звуки, доносившиеся с улицы. В их доме зажегся свет, и Джон и Джулия могли пойти их искать и появиться здесь в любую минуту.
Однако она не могла отвести взгляда от глаз Крэйга. Их объединяли годы, полные не только ошибок и боли, но и любви. Возможно, они не могли бы нанести столько ран друг другу, если бы не любили так горячо.
Карен никогда не предполагала, что его напористость, увлеченность, стремление во что бы то ни стало сделать карьеру, были связаны с ней, с желанием добиться успеха в ее глазах. Стыдно, что она была такой бесчувственной и, живя рядом, могла так мало знать человека, которого любила всем сердцем и душой.
— Я никогда не хотела обидеть тебя, — сказала она мягко.
— Я тоже.
Чувство светилось в его глазах.
— Но я также никогда не думал, что мы снова будем заниматься любовью, Кара. Я думал, это ушло, и у тебя не осталось ко мне совсем никаких чувств…
— Мы не можем вернуться назад.
— Ты думаешь, я этого хочу?
Она пытливо смотрела ему в лицо.
— Нет. Но теперь все по-другому.
— Я знаю.
— Ребята — они уже имеют идеи о нашем соединении и опять запутаются и расстроятся, если мы начнем встречаться и ничего не получится. В семнадцать лет можно было оправдать нашу агрессивность и безответственность. Сейчас других людей затрагивает то, что мы делаем. Мы не можем так рисковать снова.
— Конечно, нет.
— Мы ничего не можем сделать. На нас обоих лежит слишком много обязанностей. Уединение будет совершенно невозможно.
Крэйг кивнул:
— У нас нет другого выбора.
— Точно.
— В теории, Кара, это все звучит очень здорово. Особенно, когда нас разделяют три фута. Попробуй-ка подойти сюда. Поближе. Так ты мне лучше покажешь, как мы будем игнорировать этот маленький лесной пожар.
Карен и не взглянула на кухонное шерри и взялась прямо за пыльную бутылку бурбона, который она держала для праздников. Дети были уже в постели; она наполнила большой высокий стакан. Первый глоток был как ожог, но она ухитрилась протолкнуть напиток внутрь.
Завтра ей надо работать, это означало, что она должна выспаться.
Она тронула ногой поверхность воды. Ванна была полна до краев и пахла дамасской розой. Цветочные запахи всегда расслабляли, утешали ее. И роза имела тонкий, мягкий, соблазнительный аромат.
В горле внезапно образовался комок. Сто лет назад Крэйг принес ей чайные розы. Жили они тогда чуть не впроголодь. Счета за электричество, отопление, телефон оплачивались в последнюю минуту. Она чувствовала себя виноватой, когда покупала новый тюбик губной помады. Он ходил в заношенных воротничках. И этот псих, этот проклятый псих, ее муж, купил ей розы. И не одну, а целую дюжину.
Она отчаянно любила розы. Они были не красные, а бледно-желтые, с нежным, драгоценным оттенком и ароматом. Она поставила их в высокий стакан, потому что у них вазы не было. Сперва бутоны оставались плотно закрытыми, но потом лепестки начали раскрываться к свету и солнцу.