Долгая дорога к дому (СИ)

Лишь через час после полудня Иситтала нашла его. Она была странно тиха и задумчива.
— Как всё прошло с Янтином? — спросил юноша, гораздо резче, чем хотел.
— Хорошо, — она так задумалась, что не заметила его тона. — Когда мы прощались, он сказал мне: "Ведь ты богиня, правда?" И поклялся, что отдаст за меня жизнь, если потребуется, а я ответила, что не хотела бы такого…
— Извини, — теперь Элари говорил очень тихо. — Ты умеешь делать нас, мальчиков, лучше, чем мы есть. И ты действительно очень красива…
— Да? — она вдруг рассмеялась. — Да. Но красота дается нелегко. Знаешь, что надо делать, чтобы получить красивые ноги? Бегать по два часа в день! — она фыркнула и вновь рассмеялась. — Кстати, хочешь, мы пойдем туда? — она показала на восточные горы. — Там есть место, которое я очень люблю.
  
16.
 
Путь оказался неблизким. До восточного хребта они доехали на автобусе, но дальше Иситтала пробиралась по едва заметным тропам в густейшем лесу и, карабкаясь по крутому склону, юноша радовался, что они шли налегке — они проголодались, но это придавало их походу черты тайного рискованного приключения.
Лишь на закате они выбрались на узкую поляну — уступ между лесами и голыми обрывами скал, чьи вершины были уже близко. Узкая и неровная каменная лестница вела с поляны на террасу шириной в два шага и в ровно срезанной скале зиял проем двери. Дальше вдоль склона горы, уже над обрывом, тянулся ряд темных окон.
Они поднялись по лестнице и застыли, повернувшись назад. К вечеру небо прояснилось. Гребень западного хребта был здесь почти на горизонте и перед ними пылал необыкновенно багровый закат. Казалось, всё небо алеет закатным румянцем. Его розовый отблеск лег на темную долину, окрасив её в удивительно мягкий бархатный цвет.
— Как красиво! — Элари, широко открыв глаза, смотрел на это буйство всех оттенков красного цвета. — Я никогда не видел такой красоты — и даже не надеялся увидеть. Посмотри на горы — как они чернеют на фоне заката! А те облака за ними — словно горы страны снов или рая. Я видел такое лишь в самых счастливых снах…
— Ты ещё совсем мальчишка, — Иситтала говорила не насмешливо, а, скорее, с грустью. — Это пыль от бомб… радиоактивная пыль. Если бы ещё шел дождь, она бы села прямо нам на головы и мы бы умерли уже через неделю. А так ветер унесет её, и через пару дней всё станет, как прежде.
Элари удивленно взглянул на неё, потом на его лице появилась едва заметная усмешка.
— Мне говорили, что истинная красота смертоносна… Я не умею рисовать и смогу сохранить это только в памяти, но я буду всегда вспоминать этот миг… — он смутился от силы своих чувств и замолчал. — Теперь я знаю, как красив мой мир… благодаря тебе.
Они молча смотрели на западный небосклон. Через несколько минут багрянец заката угас и небо приняло страшный свинцовый оттенок. Холодный сумрак давил на глаза, на него было почти невозможно смотреть — но Элари смотрел. В его глазах застыл безмолвный вызов… а Иситтала не выдержала и, сдавшись, провела юношу в дверь.
Подземелье оказалось небольшим, просто коридор с двумя рядами комнат — одни с окнами, другие углублявшиеся в монолит скалы. В одной такой комнате из расщелины лился ручей ледяной воды. Иситтала показала второй выход — узкая лестница извивалась в толще камня и выводила на новый уступ, гораздо выше первого. Оттуда неприметная тропа взбиралась вверх по склону гор и исчезала между их зубцами.
— Она ведет на ту сторону хребта, — пояснила Иситтала, — к восточному побережью. Там есть маленькая бухта… почти неприметная. Это единственный тайный выход из долины, хотя из неё некуда бежать. Но я всё же люблю это место — тут так красиво…
Она подошла к окну, оперлась ладонями о подоконник и застыла, глубоко задумавшись. Элари тоже застыл — глядя на неё. Искушение оказалось выше его сил. Он легко обнял девушку. Она не двинулась… ничего не сказала… её тело вздрагивало под его нежными, осторожными прикосновениями…
Они не заметили, как остались нагими… как ошалели в объятиях друг друга. Элари прижал её к стене, целуя её глаза… губы… здесь было не лучшее место для любви, не самое удобное, но холод и колючая гранитная крошка под босыми ногами лишь обостряли и оттеняли его чувства, совершенно особенное, огромное удовольствие — доставлять его любимой, радоваться, что ей так хорошо с ним…
 
Усталые, они присели на подоконник и несколько минут дремали в мягкой истоме. Иситтала уперлась ледяными подошвами босых ног в теплое бедро юноши. Элари вздрогнул и поежился… но терпел, и не без удовольствия. На этом просторном, прохладном подоконнике им было на удивление уютно вдвоем. Вряд ли сознавая это, они взяли друг друга за руки. Здесь, в просторной, полутемной комнате, в мягкой тишине, под невесомыми прикосновениями налетавшего из сумрачной пустоты холодного ветра Элари упивался неведомым ему прежде счастьем. Большую его часть ему доставляла не близость их обнаженных тел, а то, что впитывали его широко открытые глаза.
Внизу, перед ними, лежала долина — море темной серебрящейся дымки под чистым, черно-синим, таким же серебрящимся небом, а над горами парило бледное сияние, в котором можно было найти все оттенки радуги. Элари хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно.
— Как красиво… — Иситтала говорила шепотом. — Словно мы в совсем другом мире, где нет места злу, правда? В детстве мне часто снился сон… я сижу на лугу, над пропастью, а дальше — темная бесконечная равнина в отблесках рек… а ещё дальше — заря… только она почему-то была желтой… и так тихо… такой покой… и я мечтаю о чем-то… как можно мечтать во сне? Я не помню… А какой твой самый счастливый сон?
— Я летел… просто так, безо всего, — Элари смутился, потом улыбнулся и продолжил. — Высоко, как самолет… хотя я только слышал о них. Был очень ясный день… ни облачка… а подо мной — город, до самого горизонта, зелень, огромные здания, удивительные и странные, улицы… а я всё летел… и город всё не кончался… — он замолчал и Иситтала отвернулась, задумчиво глядя в окно, забыв о своей наготе и не стесняясь её.
Элари повернулся, глядя на любимую. Она застыла, словно завороженная, поджав ноги и полуобернувшись, в гибкой, естественной, удивительно красивой позе, подчеркнувшей и стройность обнаженного тела, и выпуклости сильных мышц. Её смуглая кожа в сумерках казалась темной, лишь на бедрах лежал розовый отблеск заката. Между пальцами коротких и ровных, как у ребенка, босых ног девушки блестели серебряные колечки. Грива черных волос, живописно спутанная после любви, окутывала её спину и плечи. Большие глаза тревожно расширились в сумраке, придав хмурое, упорное выражение её задумчивому скуластому лицу. Багровый хаос заката зажег в них искры кровавого пламени. На миг Элари стало страшно… и у него сжало сердце от внезапно острого ощущения любви. Чтобы убедиться, что это не сон, он коснулся её ступни… и не смог убрать руку. Подошва Иситталы вздрогнула.
— Не двигайся, — попросил юноша и легко провел кончиками пальцев по всему её телу — от уха до красиво сложенных босых ног. — Ты красивая. Скажи, что ты думаешь?
— А? — она обернулась к нему и на миг её лицо стало прелестно-растерянным. — Этот день, этот вечер не повторится. Мне очень хорошо сейчас… я даже чувствую себя виноватой за это, — она слабо улыбнулась. — У тебя такие глаза… о чем ты мечтаешь?
Элари на секунду опустил ресницы.
— Это… сразу не объяснить… мне не хватает слов. Я ещё не знал такого счастья… совсем не потому, что… а потому, что ты рядом… такая, — он легко, едва заметно коснулся её бедра и смутился. — Но… мне вдруг захотелось… увидеть сразу весь огромный мир, совершить что-то… великое… просто летать… но это уже проходит… и я боюсь этого. Я хочу, чтобы мы жили в каком-то ином, чистом мире… теперь я знаю, что он существует… или может существовать… мир, где наша юность, наша любовь будет вечной. И я постараюсь, чтобы всё, что я… сейчас представил, стало реальным. Очень постараюсь… но ещё не сейчас, — он притянул девушку к себе и через миг его улыбавшиеся губы слились с её губами.