Долгая дорога к дому (СИ)
Элари промолчал. Конечно, он слышал об атомном оружии, но его разрушительная мощь казалась ему сказкой, не имеющей отношения к реальной жизни. Увиденное не поразило его, но ему стало спокойнее.
— Ладно, — сказала Иситтала, — пошли учиться.
12.
Раньше Элари не приходилось стрелять из лука. Он полагал, что для этого нужна богатырская сила, но стоило ему рвануть тетиву, — и лук с треском сломался пополам в его руках. Юноша ужасно смутился, но Иккин просто спокойно принес новый лук. На сей раз Элари тянул аккуратней, но лук постигла та же участь. Он недоуменно оглянулся.
— Из таких учатся стрелять наши дети, — пояснила Иситтала, — а ты уже не мальчик. Икки, принеси свой!
Лук Иккина выглядел ужасно — он сделал его из полос рессорной стали, прикрепив их к ручке болтами. Вместо тетивы было несколько шнуров, растянутых на роликах. Чтобы тетива не резала пальцы, Иккин насадил на неё цилиндр из губчатой резины, но силища у этой самоделки была страшная — когда он выстрелил, стрела с тупым стуком наполовину вошла в ствол ближайшего дерева.
— А зачем ролики? — спросил Элари.
— Блок, полиспаст — чему тебя учили в школе, бледнолицый оболтус?
Юноша смутился, хотя уже понял, в чем дело.
— Возьми и попробуй сам, — Иккин протянул ему лук.
Оружие оказалось тяжелее, чем думал Элари, и тут тетиву не получалось натянуть одним усилием, но он всё же сумел оттянуть её до уха и выстрелить. Стрела не попала в мишень, но то, что она вообще воткнулась в край щита, несказанно его поразило. Чтобы повторить результат, ему понадобилось множество попыток, хотя сама идея оружия, в котором всё зависело от силы его плеч, твердости рук и верности глаза очень ему понравилась.
Этот день показался Элари бесконечным. До вечера он учился стрелять из лука и владеть ножом. Его учили попеременно Иситтала и Иккин. Он также познакомился с метательными иглами — старинным оружием файа. Иккин принес набедренную перевязь, похожую на патронташ, — в ней помещалось два десятка игл, узких крестообразых клинков с тонкими ручками, расширявшимися к концу. Опытный воин мог пробить ими грудь или череп противника с двадцати шагов — файа брали иглы, если не могли взять лук. Иситтала показала ему и ещё кое-что — баночку с темным смолистым веществом, пахнущим приторно и сладко. Такие же баночки висели на поясах охранниц, рядом с колчанами.
— Яд? — догадался Элари.
— Мгновенно действующий. Ну, не мгновенно — пятнадцать секунд, минута — смотря куда попадешь. Стрелой трудно убить наповал. А если мы убиваем, мы должны убивать быстро. Мучительство, даже мучительство врага — опасная мерзость… к тому же, это эффективнее.
В конце концов Элари просто устал от подобных объяснений. Иситтала предложила ему погулять и он охотно согласился. Они побрели по засыпанным галькой дорожкам, держась за руки и улыбались, глядя друг на друга.
Иситтала привела его к северной окраине Садов, где под стеной виднелось небольшое плато. Среди серо-белых мраморных скал зияла древняя каменоломня с испещренными надписями стенами. У подножия скал бурлил родник. Правее, на выпуклой и гладкой, тоже мраморной скале, были высечены гибкие фигурки с копьями в руках и бегущие от них антилопы — кто-то из юных обитателей Садов выразил тут свою тоску по временам каменного века.
Над каменоломней стоял гладкий квадратный столб из серого слюдистого мрамора с низким постаментом из четырех поставленных ребром плит. В заполняющей его земле росли чахлые цветы. Почти стершиеся файские иероглифы, написанные черной тушью, покрывали вертикальными столбиками все четыре стороны обелиска.
— Что это? — спросил юноша.
— Здесь похоронена моя бабушка. Она, как и я, была правительницей Лангпари, давно… когда она умерла, мне исполнилось только шесть лет, но я очень любила её… — Иситтала опустилась на колени, прижалась лбом к холодному камню и стояла так довольно долго. Элари было неловко смотреть на неё и он отошел в сторону, угрюмо глядя под ноги.
Здесь вдоль скалы проходил желоб с полированной поверхностью — совсем как детская ледяная горка. Пытаясь понять, насколько скользкая эта дорожка, Элари неосторожно ступил на неё, грохнулся и улетел вниз, в жидкую грязь родника, вмиг промокнув до нитки. Вода была совершенно ледяная — а попытавшись выбраться из неё, он обнаружил вокруг какие-то адские растения, похожие на мягкий зеленый плющ, но по свойствам — зловреднейшая крапива. Взвыв от боли, с обожжеными руками и лицом, он кое-как выполз на берег, весь, с головы до пят, покрытый липкой грязью. Иситтала хохотала, согнувшись почти пополам. Элари готов был задушить её… но почему-то рассмеялся вместе с ней.
— Я думаю, тебе стоило сперва раздеться, — отсмеявшись, сказала она.
Сначала юноша готов был согласиться с ней — но потом представил, как в чем мать родила влетел бы в эти жгучие заросли — и вновь засмеялся.
13.
Очень скоро, впрочем, ему захотелось плакать — промокшую одежду пришлось снять, но грязь была и под ней и Элари пришлось мыться в ледяном ручье. То, что Иситтала, уютно скрестив ноги, с интересом наблюдала за процессом, очень смущало юношу. Но когда она, прихватив его вещи, ушла за новой одеждой, Элари стало еще хуже. Он сидел, съежившись, на берегу, дрожал от холода и чувствовал себя последним идиотом. Очень скоро сбылись худшие его опасения — из кустов выбралась стайка девчонок, всего лет по шестнадцати. Заметив их, юноша вскрикнул, словно подстреленный, и сжался в комок, совершенно не зная, что делать. Чувствуя, что настал конец света, он прижался к земле и зажмурился, мечтая провалиться под неё. Девчонки, смущенно хихикая, окружили его, рассматривая. Юноша умер бы от смущения, но резкий свист Иситталы буквально сдул мучительниц, словно сухие листья — испуганный визг, быстрый топот и девчонки исчезли с быстротой нечистой силы, каковой их Элари и считал.
Иситтала остановилась над ним. Когда красный, как рак, юноша взглянул на неё, то увидел, что она тоже едва сдерживает смех. Элари захотелось надавать ей оплеух, но вместо этого он рассмеялся — наверное, от облегчения. Быстро и с громадным удовольствием одевшись, он ощутил себя родившимся заново. Его взбодрило приключение и, когда Иситтала, как ни в чем ни бывало, возобновила прогулку, он охотно последовал за ней.
Миновав ворота в стене Садов, они замерли на берегу реки, — там, где на фоне густейшего высокого леса вздымалось белое бетонное здание главной электростанции Лангпари. Рядом с пролетов плотины с громом рушилась вода, образуя настоящий водопад.
Элари скоро понял, что привлекло сюда Иситталу. В заводи ниже плотины купались подростки — файа лет пятнадцати. Несмотря на ясное небо, ветер был ледяной и он ёжился даже в теплой куртке. А они купались нагишом, словно не чувствуя холода, хотя юношу пробирала дрожь при одном взгляде на них.
— Не хочешь снова искупаться? — Иситтала подтолкнула его бедром. Элари лишь улыбнулся в ответ. Её руки ниже локтей и ноги выше колен были обнажены, но она тоже явно не мерзла.
Скоро мальчишки выбрались на берег и, чтобы согреться, начали гоняться друг за другом. Иситтала улыбалась, глядя на их темно-смуглые гибкие тела, но Элари смущался. Она то и дело насмешливо косилась на него. Наконец, один из мальчишек заметил их, подбежав слишком близко, и остановился.
— Хочешь узнать, зачем нужны девушки? — насмешливо спросила Иситтала.
— Хочу, — глядя ей в глаза серьезно ответил мальчик.
Он стоял перед ней, — худой, крепкий, гибкий, без тени стыда, без тени смущения — и Иситтала кивнула.
— Приходи завтра на рассвете в Сады. Тебя проводят. Как тебя зовут, герой?
— Янти… Янтин.
— До встречи, Янти.
Мальчик кивнул и так же спокойно удалился.
— Но… но… — Элари растерянно перевел взгляд на Иситталу. — Но это…
— Что? Ты же не думаешь, что я… — взглянув на его покрасневшее лицо, она рассмеялась. — Я же сказала, что люблю тебя! Но, чтобы любовь укрепилась, нужно много времени и испытания — а в Садах хватает тех, кто готов подарить несколько часов счастья мальчишке. Может, у него уже никогда не будет такого случая, сам знаешь… Он ушел такой задумчивый… и грустный. Не думаешь же ты, что наши девушки умеют лишь заниматься любовью? Там найдется, кому с ним поговорить… утешить… ободрить… по обстоятельствам. Это наш долг — нести счастье… утешение… всем, кто в этом нуждается… и кто этого достоин, разумеется.