Долгая дорога к дому (СИ)

— Стой! Убью гада!
Элари был уже достаточно далеко, чтобы считать себя в безопасности, и остановился посмотреть. К его удивлению, учитель всё же вырвал у Яршора оружие и, вдобавок, наградил здоровенной оплеухой, от которой тот вновь упал. Заслуги Гердизшора в том не было — его ученик ещё нетвердо держался на ногах. Продолжения не последовало и Элари пошёл прочь, несколько удивленный этим.
Через минуту он узнал, что сурами прошли перевал Ай-Курьех, уничтожив попутно обе армии — Председателя и Жителей Пустыни. В его сознании одно событие неразрывно связалось с другим и он почувствовал себя виноватым — словно именно безжалостный удар, нанесённый другу, решил их судьбу.
  
6.
 
Ужасная новость буквально оглушила Элари — он брёл, куда глаза глядят, пока не выбрался за город, в пустынные, безлюдные ущелья морского берега. Однообразный плеск волн раздражал его и, свернув от побережья в теснины размывов, он попал в угрюмый мир кирпично-красных скал и красновато-коричневых теней. Вечер, как назло, выдался жаркий. Солнце палило нещадно, пока он, обливаясь потом, бродил в лабиринтах промоин, то и дело спотыкаясь об камни, словно плавая в жарком и душном застойном воздухе. Здесь, на дне узких оврагов, в сырых и глубоких расщелинах скал, росли крупные белесые цветы на длинных липких стеблях. Их сильный дурманящий запах, поначалу приятный, затем казался отвратительным, словно сладковатый аромат трупной гнили. В размытых обрывах красных глин выступали странные кругляки из крепкого жёлтого песчаника. Выпав из породы, они во множестве лежали на дне оврагов, словно огромные орехи. Элари бездумно разбивал их, один за другим — в наполнявшем их рыхлом и лёгком беловатом веществе скрывались тонкие окрёменелые стволики каких-то ископаемых растений, испускавшие странный аромат. Ветер вырезал необычные формы в крутых рыжих стенах, — в каждом ущелье почему-то новые. В одном виднелись громадные столбы — сужаясь сверху и снизу, они выстроились, как ряды чудовищных бочек. В другом поражали правильностью и сложностью отделки бесконечные ряды колонн, уходившие в теневую глубину склона плато, — а за следующим, залитым солнцем гребнем вся стена оказалась усаженной огромными песочными часами, раздёленными сеткой чёрных теневых треугольников. В отвесных стенах четвёртого ущелья зияли тысячи глубоких ниш, обрамленных сверху и снизу плотными слоями песчаника — по их сторонам ветер изваял маленькие точёные колонны со вздутиями и перехватами. Всё эти формы, повторяясь без конца и без изменений, вызывали необъяснимую тревогу и даже страх — словно Элари наткнулся на след исступленного фанатизма какой-то додревней, непостижимой для человека расы.
Поднимаясь всё выше, он незаметно добрался до самого края плато, под красное запылённое небо с низкими тучами. Цепь узких сторожевых башенок стояла у края тёмно-серой, поразительно плоской и безотрадной равнины, за которой едва виднелась цепь голубых гор, скрывавших неотвратимую угрозу. Элари лишь секунду смотрел на них, потом повернулся спиной и сел на кромке обрыва. На севере, над сумрачной равниной моря, из высоких серых туч синими столбами падал вечерний дождь. С запада мрачным багровым маревом надвигалось низкое облако, просвеченное сиянием заката. Добравшись до него, оно выбросило, точно щупальца, горизонтальные струи мелкого песка и пыли, несомые ураганным ветром, и Элари бросился в расщелину, пытаясь прикрыть лицо воротником туники. Буря бушевала несколько часов, как нельзя лучше соответствуя скверному настроению юноши — но, забившись между скалами, он впервые за последнее время почувствовал себя в безопасности и крепко заснул.
Когда он проснулся, была уже глубокая ночь. Буря давно кончилась и в прояснившемся небе царила Ирулана. Непроглядно-чёрные тени лежали вдоль подножий восточных обрывов, клиньями взбирались по промоинам, рассекая стены скал на отдельные выступы — тёмные, без деталей, призрачные и невещественные. Западные обрывы, рыжие днём, казались отчеканенными из матовой зеленоватой стали. Крупный черный щебень и отполированные ветром камни на дне котловин блестели, словно куски серебра. Тишина здесь стояла такая, что Элари отчетливо слышал стук собственного сердца. И лишь далеко внизу, уныло и размеренно, плескали неутомимые волны.
   
7.
 
Два следующих дня стали настоящим кошмаром. Всех в Си-Круане охватила паника — с той разницей, что бежать было уже некуда. Все исправные машины — их оказалось на удивление много — нагруженные до предела ушли на запад, к Байгаре. Элари знал, что их шансы равны нулю — даже если они отыщут проезжую дорогу, всё равно не хватит горючего и продуктов на пеший путь. Его утешало лишь то, что на этих машинах Си-Круану покинул Председатель, вкупе с гвардией, правительством и прочим. Юноша искренне надеялся, что если не пули Жителей Пустыни, то осенние бури положат конец его славному пути.
Сам он не пошёл вслед за ним, хотя уходили многие — Суру достаточно рассказал о своей родине, чтобы Элари смог отличить смертельный риск от самоубийства. Оставшиеся лихорадочно готовились к обороне — насыпали какие-то валы, рыли ямы. Все деревянные части домов были разобраны — либо на палки, которые считались копьями, либо на постройку плотов. Элари не сомневался, что утонуть гораздо приятней, чем умереть от жажды. Тем не менее, и этот путь его не привлекал. В сущности, он уже ни на что не надеялся. Конечно, он мечтал попасть на пароход, всё ещё стоящий на рейде — Жители Пустыни никак не решались эвакуировать гарнизон, очевидно, не смея оставить беженцев совсем уж без защиты, — но понимал, что с таким же успехом может мечтать о полёте на луну. Он слышал, что на Ирулане тоже есть жизнь, но это его уже как-то не трогало — он понимал, что умрёт, защищая свою шкуру, и думал лишь о том, можно ли считать такую смерть достойной.
Впрочем, ему не пришлось размышлять о таких вещах долго. Пускай он ходил, как в воду опущенный, но его тело исправно требовало есть и пить, не взирая на состояние сознания. С едой ещё было не так плохо — он наловчился вылавливать толстые бурые водоросли, на вкус совсем не такие противные, как на вид. Беда была в том, что после солёных водорослей ужасно хотелось пить, а достать воды было негде — резервуары Си-Круаны опустели. Суру хвастался, что может добыть воду даже в самом сухом месте, однако тогда юноше просто не пришло в голову его расспросить.
Жалеть об этом было глупо, но что ещё ему оставалось? Элари начал понимать, до чего могут довести человека мечты о глотке воды — особенно когда все вокруг думают о том же. Он знал, что день-другой сможет просто потерпеть — вряд ли больше — а потом пить ему уже никогда не захочется. Но, ослабевший и измученный, он не сможет хорошо сражаться, а умирать просто так ему не хотелось. К тому же, его тело неотступно требовало воды. Он был готов на самый отчаянный шаг, — как ни странно, лишь упреки Яршора удержали его от того, чтобы вырвать искомое силой. К тому же, он пару раз видел, как били воров, и сомневался, что глоток воды стоит переломанных рёбер.
Несколько раз он с самым искренним видом просил попить у ещё имевших воду. На него смотрели, как на сумасшедшего, которых здесь было, впрочем, уже немало. Наконец, один мужик сказал, что даст такому красивому юноше сколько угодно воды — если тот согласится разделить с ним постель. С Элари случился приступ истерического смеха — до этого он ещё не дошёл… хотя понимал, что через пару дней с радостью согласится и на такое предложение. Тем не менее, он повернулся и ушёл с царственным видом.
"Интересно, ты и в самом деле согласишься ублажать старого козла в обмен на чашку воды? — спросил он себя. — Ещё как согласишься, стань ценой тому твоя жизнь! И, наверное, будешь очень стараться. Нет уж, приятель, за тобой нужен глаз да глаз, иначе ты и впрямь… А идея совсем неплохая. Противная, но неплохая".
Элари принялся искать дом, где имелся бы свой водяной резервуар и достаточно симпатичная девушка, а главное — целый. Большинство домов в городе уже разрушили охотники за деревом.