Возвышение Королевы (ЛП)

 Джонатан стоит перед моей кроватью, снова надевая свою чудовищную маску и засовывая руку в карман.
 — Ты останешься в этой комнате, пока не заговоришь.
 — Ч-что?
 — Ты та, кто выберет, будут ли это часы, дни или недели. — он наклоняет голову набок. — Или даже месяцы.
 — Ты не можешь запереть меня здесь. Это похищение!
 — Если это то, что ты хочешь назвать этим. — он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается и бросает через плечо: — И не пытайся снова прыгнуть с балкона. Моя охрана окружила периметр.
 — Ты не можешь держать меня здесь, Джонатан!
 — Тогда, блядь, говори— его угрожающий тон врезается в меня и остается за ним, когда дверь закрывается.
 Вот тогда я это и слышу.
 Звук того, как у меня отнимают свободу.
 Звук закрывающегося замка.
 Дерьмо. Блядь.
 Я бегу к двери и проверяю дверную ручку, и, конечно же, она заперта.
 Пнув, я бегу трусцой к балкону, где все еще висит веревка из простыни, и, конечно же, там стоят двое здоровенных мужчин, одетых в черное.
 Мои ноги подводят меня, и я соскальзываю в сидячее положение. Два осознания поразили меня одновременно.
 Первое. Я провалила единственный побег, который могла бы совершить отсюда, потому что теперь, когда Джонатан знает о моих намерениях, он позаботится о том, чтобы у меня никогда не было шанса на повторение.
 Второе. У меня странное ощущение, что я снова переживаю судьбу Алисии.
Глава 8
Аврора
 Я не могу уснуть всю ночь.
 Я не могу.
 Как будто меня отбросило на одиннадцать лет назад, в те конспиративные квартиры и под стражу в полиции. Мое тело исцарапано, а существование унижено.
 Тогда я почти не могла спать, и сейчас то же самое.
 Выживание это сука.
 В тот момент, когда это начинается, все, на что настроен ваш мозг, это необходимость успокоить его. Чтобы, блядь, выжить.
 Игра, в которую я молилась никогда больше не играть, вернулась, и на этот раз я не могу отказаться от программы защиты свидетелей или подделать новую личность.
 Я застряла в позолоченной клетке, и если я останусь здесь еще на какое-то время, моя судьба будет такой же, как у Алисии.
 Это единственная мысль, которую мой мозг способен вызвать в воображении. Что если я не выберусь отсюда, то умру.
 Я провожу долгие рассветные и ранние утренние часы в поисках выхода из комнаты.
 Моего телефона здесь нет, я его где-то потеряла. Стационарный телефон занят, а это значит, что Джонатан, должно быть, отключил его. Я оставила свой ноутбук в машине, так что это исключено.
 Время от времени я подглядываю за мужчинами через окно на случай, если они поменяют позицию и у меня появится шанс сбежать.
 Они этого не делают. Оба остаются стоять там, как статуи.
 Не то чтобы я ожидала меньшего от помешанного на контроле Джонатана.
 Около восьми утра я сижу в своем шкафу в поисках чего-нибудь, современного устройства или чего-нибудь, с помощью чего я могла бы позвать на помощь.
 Дверь открывается, и я вздрагиваю, мое раненое колено ударяется о деревянную панель. Я вздрагиваю, используя другую ногу, чтобы встать прямо, и сгибаю поврежденную.
 Джонатан вальсирует внутри, неся поднос с едой и одетый в свой безупречный костюм, будто это обычное утро.
 Я не могу сдержать чувства облегчения от того, что его рубашка чистая, а не испачкана кровью, как раньше. Он скрывает большую часть царапин, но есть одна длинная, которая выглядывает из-за края его воротника.
 Я сглатываю при виде этого зрелища. Рана покраснела по сравнению с тем, когда я видела ее в последний раз. Не то чтобы я должна сожалеть. Это он удерживает меня против моей воли.
 — Ты не спала.
 Он ставит поднос на мою косметичку, переворачивает кофейный столик, который я использовала, чтобы заблокировать дверь во время моего неудачного побега, затем сдвигает тарелку.
 — У тебя здесь камера или что-то в этом роде?
 Я изучаю углы комнаты, потому что не удивлюсь, если он их установил.
 — В настоящее время нет. Но это хорошая идея.
 Черт возьми, вот я и вкладываю идеи в его испорченную голову. Я прикусываю язык, чтобы не нести чушь. Это только даст ему преимущество больше, чем у него уже есть.
 
 — Садись. — он указывает на диван, наклонив свой высокомерный нос. — Ешь.
 — Нет.
 — Хочешь, чтобы я запихнул еду тебе в глотку, это все?
 — Я хочу, чтобы ты отпустил меня.
 — Ты собираешься сесть и поесть, черт возьми, или мне придется это сделать?
 Я вздергиваю подбородок и слишком поздно осознаю свою ошибку. Джонатан достигает меня несколькими длинными шагами и перекидывает через плечо, будто я мешок с картошкой. Визг вырывается из меня, когда мир переворачивается с ног на голову, волосы падают до уровня его бедер. Кровь приливает к голове от этого положения, и я бью его по спине снова и снова, не обращая внимания на то, как жалят мои ладони.
 — Прекрати это, или это снова вскроет твои раны.
 — Тогда отпусти меня. — я бью его еще.
Шлепок.
 Я замираю, когда огонь вспыхивает в моей заднице. Мои бедра сжимаются, и я чувствую, как влага покрывает трусики.
 Дерьмо. Черт. Нет.
 Этого не может быть. Почему, черт возьми, меня это все еще заводит? Мне не следовало этого делать. Он... он собирается причинить мне боль, убить меня. Как он поступил с моей сестрой.
 Однако часть моего мозга оцепенела от этого факта, как будто этого не существует. Какая-то часть мозга приводит меня в ужас, потому что этот идиот не думает, что Джонатан когда-нибудь причинит мне боль.
 Эта часть не чувствовала никакой угрозы, когда Джонатан вошел в комнату. Во всяком случае, это было нечто совершенно другое, чему я не люблю давать названия.
 — Вот так. Хорошая девочка, хотя в последнее время ты так себя не ведешь.
 Он медленно опускает меня на диван, и я подскакиваю к краю, стягивая ночнушку вниз, почти разрывая бретельки.
 Голова Джонатана наклоняется набок, глаза пожирают мою грудь таким чисто похотливым образом.
 — Мне нравится этот вид.
 Я в ужасе смотрю вниз и, конечно же, пытаясь прикрыть ноги, обнажаю грудь, и сквозь нее проглядывает твердый розовый сосок. Я позволяю ткани вернуться на место и пристально смотрю на Джонатана, который кажется... слегка разочарованным.
 Момент заканчивается, когда он указывает на еду.
 — Нет.
 — Ты не ела со вчерашнего дня.
 Мой желудок урчит, словно соглашаясь с его утверждением. Я игнорирую это и смущение, которое приходит вместе с этим.
 — Я не шутил насчет того, чтобы запихнуть это тебе в глотку, Аврора. Ты знаешь, что я могу это сделать, так что не заставляй меня действовать в соответствии с этим.
 — Ты не можешь держать меня против моей воли, а затем заставлять меня есть, будто я заключённая, хорошо?
 — Ты не заключенная. Ты можешь уйти отсюда в любую секунду, если захочешь, если скажешь мне, что, черт возьми, с тобой не так со вчерашнего вечера. — его голос становится убийственным с каждым словом, и я знаю, что он теряет терпение.
 Джонатан и терпение не в лучших отношениях, даже в хорошие дни, не говоря уже о плохих. Он привык получать то, что хочет, одним щелчком пальцев, а теперь, когда это не работает, он будет становиться все более безжалостным с каждым мгновением, когда я буду молчать.
 Но, с другой стороны, если я расскажу ему о сообщении, которое прислала мне Алисия, я никогда не выйду отсюда. Это все равно что обвинить его в убийстве, а такой человек, как Джонатан, никому не позволит разбрасываться подобными вещами. Он задушит в мгновение ока.
 Забудет о шестимесячной сделке. Заставит меня последовать за моей сестрой, как только сочтет это необходимым.
 
 — Так что это будет? — спрашивает он таким резким тоном. Я ошеломленно смотрю на него. — Еда, Аврора. Ты собираешься есть или нам следует следовать моему плану?
 Я пристально смотрю на него, когда беру кусочек тоста. Если я собираюсь выбраться отсюда, мне понадобится вся энергия, поэтому я не откажусь от еды, которая способна придать мне сил.