Исключительно моя (СИ)

Подхожу ближе, и она замечает меня.
— Ты кто? — спрашиваю без предисловий.
Девушка выключает планшет, затем музыку, ставит на стол бокал и нагло смотрит мне в глаза.
— Алекс. Вадим сказал, что меня здесь не побеспокоят, — говорит она с явным американским акцентом.
И ко мне приходит понимание. Это та самая Саша, дочь Аллы, приехавшая на похороны. Только что она делает здесь?
— Не буду долго отвлекать тебя от скорби и оплакивания смерти бабушки, у меня к тебе только один вопрос: почему на тебе рубашка Вадима?
— Я забыла дома свой халат… В общем, одолжила.
Она произносит это так, как будто ситуация в порядке вещей.
— А понятий, хотя бы элементарных, в голове вообще нет? Это чужая спальня, чужая жизнь и чужая одежда. Там есть и моя, ее ты, случайно, не одалживала? Тебе Вадим разрешал туда входить?
— Он сказал, чувствуй себя как дома, — улыбается она.
Ей не больше двадцати, но ее невозмутимое лицо наводит на мысль, что она прошла даже медные трубы. Любая девушка ее возраста уже смутилась бы или извинилась.
— Когда ты улетаешь домой?
— Мать поручила заняться наследством. Когда закончу здесь дела, улечу… А может, и не улечу, — дерзко смотрит она на меня. Наливает себе еще вина из стоящей на столике, бутылки и складывает ногу на ногу.
— Ты не в его вкусе, — понимая ее намек, решаю тоже не церемониться.
— Почему?
— Потому, что для него самый сексуальный орган у женщины это мозг. А у тебя его нет. У тебя есть только наглость — лучшая компенсация отсутствия ума.
— А ты ему экзамен сдавала, пред тем, как попала в постель?
Меня просто распирает от злости, прямо хочется подойти и треснуть по наглой физиономии. С трудом, но мне удается сдержаться.
— Всю жизнь обхожу стороной глупых. Никогда не знаешь, как с ними разговаривать, не скатываясь на их уровень. Тебе и так уделила много времени, возвращайся в скайп, там ждут друзья по разуму, мне пора.
Разворачиваюсь и выхожу, резко закрыв за собой дверь. Я взбешена, меня потряхивает, но я деланно спокойно дохожу до машины, включаю зажигание и медленно выезжаю со двора. А, уже скрывшись из виду, давлю газ до упора и выскакиваю на трассу.
Сначала гоню сто шестьдесят, но постепенно соображаю, что этим ситуацию не поменять. Включаю поворот, сдаю на обочину, глушу двигатель и откидываюсь в кресле.
Почему он опять мне ничего не сказал? Не похоже, чтобы у них что-то было. Зная Вадима, он бы по трем фразам определил уровень ее развития. Но какого черта селить ее у себя и давать повод молве? А если она собирается здесь ошиваться долго, а судя по всему, ее все устраивает, то город и не такими новостями наполнится.
Набираю Никольского, он долго не берет. Я даже успеваю подумать, что это к лучшему, злость разрывает меня на части. Если бы он был рядом, я бы закатила настоящий скандал, со всеми вытекающими, и плевать на его реакцию, мне нужно выпустить пар. Но после седьмого гудка он отвечает.
— Алло!
— Вадим, а что на твоей даче делает некая Алекс в твоей рубашке на голое тело?
— Что? Она что, охр*нела?! А что там делала ты? — спохватывается он.
— Ты не ответил на мой вопрос! Почему посторонний человек роется в твоем шкафу, пьет спиртное из твоего бара и ведет себя так, как будто это я к ней в гости приехала?
— Яна, успокойся. Я завтра приеду и разберусь с этим. У них в квартире обитать невозможно, до сих пор трупный запах. Я хотел поселить ее в отель, но Алла попросила присмотреть, переживала, что она в чужой стране. Она уехала отсюда десятилетним ребенком, никого не знает. Я предоставил ей дачу и водителя, пока оформит документы. Не предполагал, что станет себя так вести.
— Так отправь ее сейчас в отель! Кто для тебя Алла и кто я? Ты вообще в курсе, что по городу гуляет информация, что у тебя новая дама сердца?
— Яночка, солнце, ты сейчас на эмоциях. Пожалуйста, остынь. Алла — была подругой Регины, мы дружили семьями, пока не погиб ее муж. А Сашку я помню еще ребенком, видимо, плохо Алла занималась воспитанием дочери, раз она с головой не дружит. Я все решу по приезду. А на сплетни забей, ты же всегда была выше этого, зачем поставила себя так, что тебе их рассказывают?
 
— Это ты, Вадик, поставил меня так! Это ты сделал из меня ту, кем меня считают. Это ты позволил своим соседям распространять сплетни, сначала про меня, теперь про эту Сашу. Ты же выше этого! Куда тебе с твоего пьедестала снизойти до уровня какой-то Яны и подумать, как она себя чувствует в роли содержанки, которой только ленивый не перемыл косточки! Заметь, осуждают не тебя, осуждают всегда твоих женщин. Ты же, Никольский, неприкосновенный! Тебе можно все, ты по умолчанию Бог в этом городе. Тебе не понять, как это!
— Ты все сказала?
— Даже больше, — слезы начинают тихо катиться из глаз, но я сжимаю губы, чтобы он не услышал, что я плачу.
— Я приеду сегодня, сейчас подпишу кое-какие документы и приеду. Если ты на машине, не гони, пожалуйста. Через несколько часов я буду в твоем распоряжении, скажешь все, что тебе хочется.
— У тебя же неотложные дела, — с сарказмом напоминаю я.
— Да х*р с ними! У меня жизнь трещит по швам, какие тут дела.
Он отключается, а я еще какое-то время прихожу в себя.
Наверное, я наговорила лишнего. Зачем обвинила его во всех смертных? Я же сама к нему пошла, он не принуждал. Я просто, не находя выхода своим ожиданиям, переложила вину на него. Подсознательно так легче, но я ведь понимаю, что Вадим не заслужил претензий по части формата наших отношений.
Боже, что мне со всем этим делать? У меня ощущение, что я медленно схожу с ума. Ни с ним, ни без него. Сколько еще я так смогу?
Заезжаю в ближайшую по пути аптеку, мне нужно купить обезболивающее. Голова — еще немного и взорвется.
Неподалеку расположен торговый центр, решаю пройтись, просто не хочу домой, не хочу оставаться наедине со своими мыслями. Иду туда, там отрешенно брожу по этажам, разглядывая витрины, даже не заходя ни в один из магазинов. В который раз спускаясь по эскалатору, замечаю сзади на несколько ступенек выше, двух студенток с четвертого курса. Но делаю вид, что не вижу их. Сейчас вообще ничего не хочется, просто плыву по течению.
— Это же Кравцова? — слышу позади, они понижают голос, но мне слышно. Кроме того, уверенны, что я не видела их.
— Да, точно она.
— Ты слышала, что она уже все? Отплясала свое с Никольским.
— Даа? А что так?
— Новую нашел, говорят иностранка.
Схожу с эскалатора, хочется не просто разрыдаться, а заорать во весь голос. Даже мои студенты смеются надо мной. А Никольский советует быть выше этого. Какое же я в этот момент чувствую к нему негодование! За что меня так, лицом в помои? Я же просто любила.
Выхожу из ТЦ, бреду к своей машине, сажусь и пишу ему смс: «Жду тебя в Сосновом бору». Он читает, но ничего не отвечает. Завожу Мерс и еду к нему.
Стемнело. Фонари на участке включились, словно по щелчку. На освещение стоит датчик, и к наступлению темноты периметр зажигается, и дорожки, и растения приобретают свой неповторимый шарм. Особенно это стало видно, когда пробилась трава на газонах.
Захожу в кабинет, наливаю себе вина. Совсем немного, даже не знаю, хочу ли его пить, скорее запрос психики — выпить, чтобы стало легче или для храбрости. На самом деле, ничего этого не происходит, алкоголь лишь усугубляет процессы, происходящие в организме в моменты стресса или горя.
Отставляю, вовремя вспомнив, что мне еще сегодня садиться за руль. Натыкаюсь взглядом на лежащую на столе бумажную папочку. Хм, точно такая же, как с путевками в Дубай. Открываю — две путевки, на мое и Вадима имя — в Грецию. Дата — начало моего отпуска. Господи, а я ему столько наговорила. Пожалуй, нужно извиниться.
Фары Ламборгини Никольского мелькают вдоль кованных ворот. Не вижу, но знаю — он заезжает в гараж, глушит двигатель, закрывает машину и выходит через боковую дверь. Сколько раз я с ним сюда приезжала, как мне было здесь легко и хорошо.