Пусть дерутся другие (СИ)
До меня только теперь дошла вся подоплёка услышанного. Флотский явно хочет что-то предложить, но старается сделать так, чтобы с инициативой выступил я, обозначив свои хотелки.
Мутит на ровном месте... Ну, на то он и начальник контрразведки сектора. Должность обязывает.
Основное полковник мне уже сказал: я — официально погибший, но боевую задачу выполнил, пусть и через одно место. У Розении ко мне претензий нет, зафиксировано судом — это мне и без него известно. В Нанде — тут флотский никак себя не проявил, ограничившись ознакомлением — скорее всего, тоже без претензий. Я выполнял приказ командира взвода, действуя по обстановке и руководствуясь вполне конкретной мотивацией.
Тем более, все возможные прегрешения совершил не Вит Самад, а некий Готто Ульссон. Служба в «Титане» и участие в боевых действиях — да всем плевать. Зря меня, что ли, сутками допрашивали? Всё сообщил — и зачем, и почему, и в каком месте чесалось при определённом действии. К тому же, такую грязь из комнат не выносят (*).
Наболтал лишнего на интервью? А что именно лишнее? Говорил честно, без фантазий. Вдобавок, факт того, что меня выпустили с поверхности планеты, упорно подчёркивает очень простой вывод — там между собой договорились. Каждая сторона получила желаемое и успокоилась, подсчитывая дивиденды от сделки.
Наверное, размышления слишком затянулись, и флотский, подталкивая меня неизвестно к чему, вдруг поведал много интересного.
Сначала сообщил, на что меня обменяли. Я чуть не заржал... На полузапрещённые товары, по забавному стечению обстоятельств имевшие отношение к тому самому карьеру, у которого мы с Психом торчали вместе с пушкой. И он же со скучающим видом уведомил о том, что вся моя эпопея стала результатом неудачной провокации незнакомого политикана, погибшего при взрыве на маяке.
Человек рвался к власти, устроил налёт, мечтая обвинениями в некомпетентности подвинуть действующего президента, но скопытился сам из-за ретивого сержанта, помешанного на соблюдении инструкций. Еле сдержал злобный хохот. Есть в этом что-то от номинации на премию Дарвина.
Доведённая до меня сведения, как утверждал собеседник, являются точными данными разведки и выжимкой из отчётов дипслужб.
... Ага, про последствия взрыва на маяке мы с парнями ещё в больнице догадались, пока обращение президента слушали... Но я, естественно, на эту тему предпочёл держать язык за зубами...
Когда спросил, для чего полковник раскрывает секретную информацию, тот лишь отмахнулся:
— Нет в этом никакого секрета. Теперь нет. Слишком многим известно.
Многим так многим... Мне оставалось только пожать плечами, и сыграть в открытую:
— Господин полковник! Что, обычно, происходит при «воскрешении» погибшего?
— Официальное опознание. Тест ДНК. Разбирательство обстоятельств случившегося специальным отделом полиции. Подготовка пакета файлов, подтверждающих выводы разбирательства. Судебные заседания. Много и долго. По итогу — восстановление социальных номеров, пустой кошелёк и новые суды, по возврату имущества и накоплений.
— Это для гражданских?
— Да.
— А для военных?
— Схожая процедура. Только рассмотрение обстоятельств производится не судом, а уполномоченными лицами.
По судам и полицейским кабинетам бегать мне совершенно не хотелось. Сражаться с военной бюрократией — тоже.
— А конкретно в моём случае?
— Два варианта. Долгий — мы тебя отправляем в твою часть, и пусть там разбираются как хотят, создавая комиссии и рассылая запросы по всей галактике. Короткий — ты отказываешься от прохождения дальнейшей службы. Контракт с тобой считается расторгнутым, родня получила все положенные выплаты и компенсации, ведомости закрыты. Я, как представитель командного состава с расширенными полномочиями, имею право отменить свидетельство о смерти. Выплаты возвращать не надо, — заметил он с такой ехидцей в голосе, будто я их уже зажилил.
Направление вырисовывается. Флотскому зачем-то надо, чтобы я свалил из армии. Чей-то зад прикрывает? Надо бы прояснить, раз уж разговорились о ближайшем будущем.
— Вы можете меня уволить прямо сейчас?
— Да.
— Господин полковник! Я могу назвать ещё несколько способов решения моей проблемы. Но вы уже обозначили допустимые варианты, — еле уловимый кивок контрразведчика дал понять, что я двигаюсь в верном направлении. — Всех устроит, если рядовой Вит Самад выйдет в отставку прямо на этом крейсере. Но зачем?
— Для проведения операции, — бухнул он, — по спасению остатков твоего взвода.
— Че-го?!
***
Флотскому нравился его голос. Во всяком случае, складывалось именно такое впечатление. Он говорил без драматических пауз, без многозначительных синонимов, обязанных должным образом подчеркнуть его высокую осведомлённость и моё недопущение к тайнам. Сидящий напротив словно читал лекцию перед непростой аудиторией, заранее готовый к самым каверзным вопросам.
Я же, со своими неумелыми попытками разобраться в его логических построениях, выглядел дураком.
Перво-наперво, оказалось, что послать крейсер на орбиту и нагнуть охреневшую верхушку Нанды невозможно. Причина банальна — существующий миропорядок не приветствует вмешательство военных во внутренние дела демократических, мать их, государств без особого повода и одобрения верхней палаты парламента Федерации.
На моё нервическое замечание о том, что демократия в воюющей стране — сплошная фикция, полковник ответил кратким экскурсом в основы глобальной политики, суть которого свелась к тому, что среди космических властелинов авторитаризма нет и в помине. Они — такие же люди, как везде. Точнее, с понятными замашками. Грызутся между собой, подличают, лезут по головам, мечтая сожрать оппонентов.
Потому всё решает сложная система договорных противовесов. Хочешь что-то взять — предложи что-то взамен, иначе ударят в спину.
Флотский даже пример привёл, сомневаясь в том, что я вообще понимаю, о чём идёт речь.
— Что такое оппозиция, знаешь?
— Так точно.
— Вот она везде есть. Пакостит, как умеет, дай только повод. Мне бы тоже очень хотелось, чтобы окраинные царьки слушались распоряжений Федерации как родную маму. Но это невозможно. Тронешь без веского повода — получишь множество проблем. Войска Федерации, чтобы ты понимал, могут находиться на территории дружественного или нейтрального государства только для заранее согласованных учений, охраны законных представительств или военных объектов федерального подчинения. Идеальный пример — маяк, на котором ты служил. Во всех остальных случаях — с высочайшего одобрения парламента. Точка!
Полковнику, как человеку военному, по натуре была ближе армейская вертикаль власти, исключающая любое отклонение от прописанных порядков. Нижние маршируют, не рассуждая, верхние за них думают и решают.
Дальше монолог переключился на меня, моё недавнее прошлое и сержанта Бо с парнями.
По утверждению флотского, сейчас полномасштабно готовились тайные переговоры с президентом Нанды, для чего задействована уйма разного народа с нужной квалификацией. Контрразведчик так и сказал:
— Пока мы с тобой общаемся, другие круглосуточно впахивают, реализуя подготовительную часть операции. Подбирают аргументы, сортируют компромат, анализируют действие негласных санкций, призванных склонить объект к принятию выдвигаемых требований.
Я выступал в роли страховки «на всякий случай», если «не поймут».
Для этого требовалось вернуться на планету в качестве гражданского. А там, под руководством обтекаемо упомянутых специалистов, мне следовало крутиться на подхвате и готовиться по первому требованию отправляться в суд или на телевидение.
Идею флотский увёл у КБР, да он этого и не скрывал. Нравилась она ему своей простотой и открывающимися возможностями.
— Если переговоры не увенчаются успехом, — чеканил полковник, — ты выступишь свидетелем обвинения во всех инстанциях.