Ревизор: возвращение в СССР 12 (СИ)
— А разве у вас нет обязательной какой-то работы? — заинтересовался я. — Со сроками, с заданиями?
— Ну, почему же. — усмехнулся Михаил Андреевич. — Бывают заказы. Портрет, например, кому-то понадобится…
— Ну, это же разовая работа. А вот так, чтоб на долгосрок? — не унимался я.
— Я, когда на пенсию собиралась, — вступила в разговор Елена Яковлевна. — за год где-то до пенсии взялась за большой подарочный альбом. Сорок офортов с видами Ленинграда. Заплатили очень хорошо, у меня пенсия сейчас максимальная. Но целый год с азотной кислотой работала непрерывно, целыми днями… Вы представляете, что это такое? До бронхита доработалась. Совсем без сил осталась. На пенсию не вышла, а выползла. И сказала тогда себе: больше никогда!
— Правильно, Леночка, всех денег не заработать. — поддержал ее старый. — На жизнь мы и так заработаем, на заказах, не спеша и в своё удовольствие. Много ли нам надо, да?
Михаил Андреевич немного лукавил, конечно. И Леночка его в шубе отнюдь не каракулевой ходила. И квартиру он кооперативную на старости лет не побоялся взять.
Но рассказ про сорок офортов меня просто убил. Представил, как сорок металлических пластин сначала иглой по воску процарапываются, потом кислотой вытравливаются, потом под прессом оттиск делается. И если что-то пошло не так, ластиком не сотрешь ни на пластине, ни на оттиске…
Галия с Юрой, что такое офорты, не знали, и Елена Яковлевна с удовольствием прочитала им целую лекцию про этот вид печатной графики. Пресс у них в мастерской. И с кислотой она работает только там. Но одну пластинку, как образец показать, она дома нашла, и мы с интересом её разглядывали по очереди. Потом она нашла офорт, оттиск этой пластины, в своей коллекции. Работ у неё было очень много. Когда-то Елена Яковлевна занималась иллюстрациями к книгам. Нам всем троим перепало по маленькой гравюре в подарок.
Юрка очень заинтересовался этой техникой и откровенно напрашивался в гости в мастерскую. Художники, как мне показалось, с удовольствием пригласили нас всех вместе в следующие выходные. Договорились на субботу часам к одиннадцати собираемся у них, и все вместе идём в мастерскую, тут недалеко.
В итоге все забыли, с чего начался наш визит: с трудоспособности и самодисциплины.
— Так что, Паша, — вернулся к первой нашей теме разговора Михаил Андреевич, — работа художника, как и любая творческая деятельность, не предполагает жесткого рабочего графика, и часто у людей складывается ошибочное впечатление, что это сплошной отдых. Захотел — порисовал, захотел — чаю попил. Но на самом деле все совсем по-другому. Здесь работать надо еще больше. Да, ты сам себе хозяин, но если не будешь ежедневно тренировать навык, развивать талант, то успеха не будет.
— Что, Юр, — спросил я, когда мы вышли от художников. — сможешь сам вот так сидеть за рабочим столом целыми днями и пахать, пахать? Когда нет над тобой ни начальника, ни норм выработки, ни сроков. Хватит силы воли?
— Ты что⁈ Это же так здорово! — восхищенно воскликнул Юрка.
Ну, пусть рисует, раз здорово. — подумал я, прощаясь с ним. — Похоже, рисование — это и правда его призвание. Может еще гордиться буду когда-нибудь, что у меня известный художник в друзьях.
Сатчан так и не позвонил в выходные. Что с тобой, друг? Ты живой вообще?
В понедельник на парах всё думал, получилось ли у Сатчана убедить тестя или ждать мне ответочку от обиженного папы-министра. Блин, вот же воображение у некоторых статусных дочек… работой таких загружать надо по уши, чтобы на всякую дурь времени не было! Вопрос важный, так что решил сразу после пар наведаться в Пролетарский райком.
* * *МГУ, Кабинет замдекана Кротова.
Очередной вызов к Кротову уже не так напряг Ираклия. Он успел выполнить задание и спокойно постучался в кабинет замдекана.
— Можно, Владимир Аркадьевич? — бодро спросил он. — Добрый день.
— Добрый. — невозмутимо ответил Кротов, усмехнувшись про себя: сразу видно, что-то узнал, совсем не умеет эмоции прятать. — Докладывай.
— Ивлев отказался от Будапешта потому, что у него жена беременна и он не хочет её на полгода одну оставлять.
Эту версию Ивлев и сам озвучивал. — думал Кротов. — Ничего нового. Или это и есть причина, или он не хотел Тании говорить правду. Надо с ним уже предметно побеседовать.
— Хорошо. Иди. — распорядился Кротов.
Ираклий развернулся и молча вышел из кабинета. И это всё?..
* * *Освободившись, наконец, вышел из универа и поехал в Пролетарский райком. Сатчан был занят, но жив и здоров, судя по тому, как помощница бодро доложила ему обо мне.
Минут через двадцать посетитель второго секретаря ретировался, и я смог зайти к нему в кабинет.
— Ты чего не звонил? — с легким упреком спросил я. — Думал, тебя уже в расход пустили.
— Вернулись только сегодня утром из Подмосковья. — улыбнулся Сатчан и протянул мне руку. — Всё утро сегодня бегал, как на пожар опаздывал. Сразу тебе набрал, как до кабинета добрался, но у вас уже никто трубку не брал. Надеялся, что ты сам приедешь. — он довольно оскалился, радуясь своей проницательности.
— Ну как прошло, тесть поверил? — настороженно спросил я.
— Поверил-не поверил, но выходные на базе отдыхали все вместе. — рассказывал Сатчан. — Старательно с ней делали вид, что ничего не случилось. Римма, как я понял, к своему удивлению, сама отца боится.
— Не понял? — удивился я.
— Ну она же не знает, что я с её отцом уже беседу имел, но при этом все выходные делала вид, что всё нормально. Сам понять не могу, такую волну подняла, а с батей — молчок.
— Ерунда какая-то…
— Я сам удивлен. Был уверен, что она из папочки веревки вьет, а тут вся такая шелковая и послушная дочка… Уже пожалел, что сам эту тему поднял с ним, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Короче, тесть хочет с тобой лично познакомиться. — внимательно глядя на меня, сказал Сатчан.
Ну, я так и думал. Я бы тоже решил сначала сам мнение о человеке составить, прежде чем какое-то решение принимать.
— А дома у тебя-то с Риммой как? — вспомнил я про главную виновницу «торжества».
— Молчит, пока без изменений. — ответил Сатчан. — Прежние отношения не восстановились. Так что может и не зря сходил к тестю.
— Думаю, что да, не зря. — согласно кивнул я. — Женщины, если долго молчат, что угодно задумать могут. Может, она с духом собирается, чтобы папане твою «измену» сдать?
— Если так рассуждать, то да, — задумчиво протянул Сатчан.
— Кстати говоря, а ты уверен, что она сама все себе придумала? — вдруг задумался я. — Откуда она знает, что Галия твоей помощницей в Святославле была? Не сводит ли кто-то с тобой счеты таким путем?
Сатчан сразу посерьезнел. Очень в лице изменился. Похоже, я первый из нас, кто об этом подумал.
— Кто знал из вашего с женой окружения, что моя жена твоя бывшая помощница? — спросил я. — Ответишь на этот вопрос, легче будет понять, кто под тебя копает. А с министром познакомиться я всегда не против.
Второй секретарь кивнул и протянул мне руку, видя, что я встал и собрался уходить.
— Я позвоню, когда узнаю, что да как. — пообещал он, уже явно вовсю продумывая, кто и что мог знать о нем среди московского окружения.
Что за интриги вокруг него? На таком мелком, семейном уровне… Это не конкуренты, скорее всего. Зачем им это? Я бы тут женский след, скорее, усмотрел… Ну, пусть Сатчан сам разбирается. Мое дело министра убедить в своей полезности и доказать, что Галия за меня замуж вышла потому, что сама хотела, а не её за меня выдали для прикрытия.
Вечером встретились с женой на курсах по вождению.
— Что врачи говорят, как анализы? — спросил я, зная, что Галия ездила сегодня к Инне.
— Всё хорошо. — счастливо улыбнулась жена.
Ну хоть что-то хорошо.
Вернулись домой поздно. Я сразу с собакой пошел гулять. Родька рассказывал, как им в школе старшеклассники химические опыты показывали. Слишком занят был своими мыслями и не сразу оценил, с каким восторгом он воспринял эту новую для себя науку. Как бы не взорвал нам чего-нибудь, непоседа.