Вторжение
Вовка и Наташка с надеждой смотрели на Андрея, ожидая от него объяснений. Вовка искренне верил, что умный дядя Андрей, как фокусник, вытащит из кармана ключ к разгадке случившегося и найдет дядю Колю. Марина тоже смотрела на Андрея с надеждой. Тот сделал умное лицо, некоторое время посидел, глубокомысленно разглядывая потолок, потом посмотрел на Наташку и попросил подробнее описать зеленых чудовищ.
– Почему ты их так называешь?
– Это не я, – начала оправдываться собеседница, – это девочки их так назвали, говорят, что чудища, хоть на людей и похожи, но точно не люди. И ходят как… как машины. – Наташа продемонстрировала движения, которые, по мнению Андрея, могли быть у заводной куклы.
– Наташа, – Оксана достала альбом для рисования и цветные карандаши, – давай мы чудовищ нарисуем.
– Давайте. – Глаза у девочки загорелись, видно было, что рисовать она любит. – Только я не знаю, как получится… – Путь к отступлению Наташка на всякий случай оставила.
– Получится, – заверила ее Оксана. – Я тебе помогу.
Оксана окончила художественную школу и, по мнению Андрея, если бы не хотела стать врачом, вполне могла стать художником. Несколько раз ее рисунки серьезно помогли в расследованиях15, 49.
Наташкин рисунок был по-детски подробным. Кусты, в которых прятались девочки, забор метеостанции, над ним повисла «тарелка», от нее лучи в разные стороны, три человечка около ворот, один, самый высокий, поднял руку, чтобы постучать, и четыре фигуры, раскрашенные зеленым карандашом. Андрей внимательно рассмотрел фигуры. Не чудища, скорее люди в противочумных костюмах и странных шлемах, наподобие противогазов, только без фильтров и шлангов. Впрочем, ночью детям они вполне могли показаться чудищами.
Наташка замерла, ожидая оценки.
– Молодец, здорово рисуешь, – похвалил ее Андрей, рассматривая картинку. – А это что?
Он показал на полоски, тянущиеся за «зелеными». Наташка пожала худенькими плечиками.
– Ну, так было.
– Дай-ка мне.
Оксана взяла лист, подрисовала.
– А если так?
– Свет автомобильных фар! – воскликнул Андрей. – Очень интересно…
Четыре пары глаз уставились на него, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало. Андрей поблагодарил детей, сказал, что они очень помогли, но сейчас, учитывая позднее время, пора домой. Вовка напоследок обещал «перетереть» с пацанами, которые на Метеогорку ходят.
– Может, еще что-нибудь узнаю.
– Попробуй, – после некоторого раздумья согласился Андрей, – только сам туда по ночам не лезь. Договорились?
– Да что я, дурак, на рожон лезть, – пробурчал Вовка.
Когда дети ушли, Андрей отказался что-либо обсуждать, сказал, что пока не готов, что должен подумать.
– Андрей, – настаивала Оксана, – давай вместе думать, и вообще, мы же не можем сидеть и ждать у моря погоды!
– Не можем, – подтвердил Андрей. – Мы подождем Олега Воронова. Он обещал сегодня прийти.
Но Воронов не пришел.
Глава 17
Генерал Власов лично ответственен за то, что возглавляемая им Русская освободительная армия комплектовалась карателями из числа изменников родины, которые до этого участвовали в зверских акциях по уничтожению мирного населения на оккупированных гитлеровцами землях.
Май 1980 года, следственный изолятор КГБ
Бывший комендант главного корпуса горного института, по совместительству председатель садоводческого кооператива «Горняк» Олег Дмитриевич Кривцов, он же Остап Кривич, подпоручик второго пехотного полка первой дивизии РОА, выпускник Дабендорфской школы51 сорок третьего года, уже более пяти месяцев ожидал суда в одиночной камере, не понимая, почему тянут всегда скорые на расправу энкавэдэшники. Или после переименования в КГБ – Комитет государственной безопасности – у них порядки изменились?
Впрочем, к чему торопить события? В том, какой будет приговор, Кривич не сомневался. Одни только его военные дела тянули на две «вышки». Плюс послевоенные «шалости». В сорок пятом, после окончания американской разведшколы, Кривич с новыми документами и новой легендой был заброшен в Союз. Задания как такового ему не дали. Сказали устроиться на работу, жить тихо, не привлекая внимания, и подобрать шесть – восемь надежных людей для сбора информации и диверсионной работы. Подходящих людей Кривич нашел быстро, народ был разношерстный: уголовники, скрывающиеся от органов военные преступники, просто любители острых ощущений. Все хотели дела, да и деньги были нужны. Работать за идею – это для коммунистов. А нормальных людей подкармливать надо. Так что тихо жить не получилось.
Погуляли они на славу, что называется, с огоньком. Несколько районов в страхе держали. Брали магазины, склады, сберкассы, инкассаторские машины. Не обходилось, конечно, без «мокряков». Но всегда уходили чисто, без потерь. Менты с ног сбились, их разыскивая. Потом, когда Кривич решил, что американские кураторы про него забыли, появился связной. И началось уже серьезное дело – готовили диверсию в «закрытом» городе15. На этом и погорели. Но вины Кривича тут нет, он все выполнил, что от него требовали. Только что с того? Отвечать ему теперь не перед заокеанскими кураторами, а перед совдеповскими прокурорами. По полной катушке отвечать.
Поэтому затянувшейся паузе Кривич только радовался. Чем дальше откладывается суд, тем дольше он, Кривич, проживет. Здесь, конечно, не санаторий, но все лучше, чем в безымянной могиле. А может, еще повезет и удастся выбраться. Чудес, конечно, не бывает, но все-таки…
Окошко на двери камеры приоткрылось. Кто-то заглянул внутрь. Дежурный надзиратель? Непохоже, да и рано для обхода. Загремел засов, дверь открылась. В проеме стоял незнакомый старшина, за ним люди в форме, с оружием – видимо, конвойные.
– Кривич, на выход, с вещами.
Пока его вели длинными коридорами, Кривич пытался понять куда. На суд? Непохоже, зачем на суд с вещами? Возможно, переводят. Камера, где он сидел, была на третьем этаже. Они спустились на первый и пошли в сторону выхода. Неужели переводят? Во время транспортировки появится шанс бежать. Маленький, но шанс. Но до выхода конвой не дошел, повернул на ведущую вниз лестницу. Замешкавшегося Кривича грубо толкнули. Спустились еще на два этажа, в подвал. В области желудка неприятно заныло. Про подвалы НКВД – КГБ Кривич был наслышан.
В полутемном коридоре ряд дверей с маленькими зарешеченными окошками. Одна приоткрыта. Кривича втолкнули внутрь, старшина зашел следом, конвойные остались снаружи. Дверь захлопнулась. Квадратную комнату без окон освещала яркая электрическая лампочка без абажура под потолком. У стены напротив входа стоял стол. За столом сидел угрюмого вида прапорщик в форменной рубашке с закатанными до локтей рукавами. Старшина предал сидящему синюю канцелярскую папку с завязанными тесемками. Прапорщик развязал тесемки, достал лист бумаги с печатным текстом, внимательно прочитал, положил лист обратно в папку. Равнодушно посмотрел на арестанта.
– Раздевайся. Старшина, забери у него барахло, оно ему больше не понадобится.
Кривич продолжал стоять, сжимая в руках бумажный пакет с вещами, и разглядывал комнату. Кирпичные, неоштукатуренные стены. На правой, примерно на уровне человеческой головы, кладка потрескалась, местами раскрошилась. Похоже было на то, что в стену стреляли. В дальнем углу на полу виднелась аккуратная стопка черных пластиковых мешков. О предназначении мешков Кривич старался не думать.
Прапорщик вышел из-за стола, подошел к Кривичу, навис над арестантом. Стоя он оказался почти на голову выше бывшего подпоручика и значительно шире в плечах. В правой руке прапорщик держал пистолет, казавшийся игрушкой в огромной ладони. Без замаха прапорщик ударил Кривича левой снизу в челюсть. Лязгнув зубами, тот повалился назад, но старшина не дал ему упасть, вернул в прежнее положение и поднял упавший на пол пакет с вещами. В голове подпоручика звенело, во рту появился привкус крови.