Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ)

Едва он сделал несколько шагов, как дорогу преградили стражники.
— Иштван! Иштва-ан!
Он с трудом разлепил глаза и повертел головой. Движение отдалось острой болью. Все тело, казалось, представляло собой одну большую рану. Юноша застонал и осторожно скосил глаза, пытаясь определить, откуда доносится зовущий его голос. Вокруг были лишь темные, склизкие каменные стены.
— Я здесь, наверху, — вновь послышался шепот.
Он с трудом поднял голову и в слабом свете далеких факелов различил над собой женский силуэт. Приглядевшись, он узнал Доротею.
— Что случилось? — слова давались ему нелегко. — Где я?
— Здесь, в замке. Тебя избили и бросили в каменную яму.
Иштван закрыл глаза и попытался напрячь память. Он помнил, как в коридор набежали стражники, а один из них, здоровяк со злобной рожей, с размаху ударил его в лицо. Защититься было невозможно, ведь Иштван нес на руках Агнешку. Все остальное вспоминалось как в тумане: крики, удары, брызнувшая кровь…
— Давно я здесь?
— С ночи, — вздохнула Дорка.
— А сейчас сколько времени?
— Три часа пополудни.
— А где та девушка?
Доротея помолчала, затем сдавленно спросила:
— Ты любишь ее?
Иштван вовремя сообразил: скажи он правду — и потеряет единственный шанс на спасение.
— Конечно, — кивнул он и поморщился от боли, — ведь она моя сестра.
Дорка тихо ахнула.
— О, Господи, а я-то уж себе напридумывала! Она жива, но без сознания. Лежит в соседней комнате.
— Ее не убили?
— Нет. Хозяйка приказала подлечить девицу. Ведь крови в ней еще немало осталось. Некоторых госпожа по несколько месяцев так держит.
Иштван сжал зубы, чтоб не закричать. Мерзавка, ведь как спокойно об этом говорит! Отдышавшись и немного успокоившись, он продолжил расспросы.
— Какие у графини намерения? Она меня не выпустит?
— Нет, конечно, — фыркнула Доротея.
В голове юноши потихоньку прояснялось. «Нужно рассорить ее с хозяйкой, привлечь на свою сторону», — решил он, а вслух сказал:
— Странно.
— Почему? Ты ей враг, к тому же узнал ее тайну.
— Тогда отчего она не приказала убить меня? — усмехнулся Иштван.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Она в меня влюблена.
Доротея наклонилась пониже и воскликнула:
— Глупости!
— Вовсе нет, она сама сказала.
Удар достиг цели: глаза Дорки загорелись злобой.
— Так вот почему она не позволила стражникам забить тебя насмерть, — процедила она и тут же ревниво спросила: — Ты ее любишь? Ты спал с ней?
— Шутишь? Она чуть не убила мою сестру. Меня тошнит от нее.
Дорка удовлетворенно усмехнулась и, протянув руку, что-то бросила в яму.
— Держи, это ржаной хлеб. Если кто-то хочет, чтоб ты помер с голоду, то я этого не допущу. Нужно выждать, когда затянутся твои раны, а потом мы вместе сбежим через подземный ход. Ночью принесу воду, полотно и целебную мазь.
Иштван скрипнул зубами: после того, что он увидел в эту страшную ночь, Доротея вызывала у него отвращение. Но она была нужна, чтобы спасти Агнешку, и он послушно кивнул:
— Хорошо.
* * *
И потянулись тяжелые длинные дни. Сидя на земляном полу, Иштван жестоко страдал от холода и влаги. Доротея сбрасывала ему одеяла, но их тепла хватало ненадолго, скоро они пропитывались стекающей по стенам водой и становились бесполезны. К счастью, Дорка заботилась о том, чтоб юноша не мучился хотя бы от голода и жажды. Каждую ночь она приносила ему кувшин с разбавленным вином, который спускала на веревке, еду и куски полотна, пропитанные целебными мазями. Хоть и медленно, но Иштван шел на поправку. Он уже мог вставать и даже попытался выбраться из ямы, но не смог дотянуться до края даже в прыжке.
Он уговорил Доротею помочь Агнешке. Та согласилась и мазала ее раны такой же мазью. Но это, по ее словам, почти не помогало. Девушка по-прежнему находилась между жизнью и смертью.
Иштван провел в яме не меньше недели, когда однажды услышал вдали тяжелые шаги. Он насторожился: никто, кроме Дорки, в эту часть замка не заходил, а ее поступь он знал хорошо.
 
Шаги приближались, и вот уже до юноши донеслись тихие голоса:
— Внимательно осматривай ямы, Януш, он может быть в одной из них.
— Я смотрю, бан Томаш, не волнуйтесь.
Иштвана затрясло: он узнал этот голос.
— Отец, — яростно зашептал он, — сюда, отец, я здесь!
Послышалось тихое «Ах!», и через несколько мгновений Томаш уже склонился над ямой.
— Пишта, сынок, это вы? Вы живы?!
— Да-да, отец, все в порядке. Дайте руку.
Но сколько Томаш ни старался, достать до его руки Иштван не смог. Тогда вперед вышел Януш, здоровенный детина-кучер, он нырнул в яму по пояс и вмиг вытащил хозяина.
— Сынок, дорогой мой, какое счастье!
Они крепко обнялись. Иштван был настолько мокрым и грязным, что зеленая бархатная накидка Томаша тут же превратилась в тряпку. Тот взглянул на сына и воскликнул:
— Что они с вами сделали, мой мальчик!
Однако юноша, который не мог прийти в себя от удивления при виде Томаша, перебил его:
— Как вы здесь оказались, отец?
— Мы с Мате Пирошем приехали под видом посланников от местных дворян. Ну, вроде как в гости, и дела заодно обсудить. Но сейчас не время об этом, мой дорогой. Нужно бежать.
— Я должен найти Агнешку, отец. Она где-то здесь.
Януш, топтавшийся рядом, поторопил:
— Бан Томаш, поспешить бы. Неровен час, кто заметит, что вашей милости нет в комнатах.
Не успел он договорить, как послышался топот, и в проходе появились стражники. Увидев пленника, один из них завопил: «Измена!», и они бросились на гостей.
Томаш выхватил шпагу, толкнул Иштвана назад и крикнул:
— Бегите, Пишта, ищите ее, не беспокойтесь обо мне!
Поколебавшись, Иштван кивнул и побежал по коридору. А Януш, расправив плечи, с грозным ревом бросился на защиту хозяина.
Вскоре Иштван увидел дверь. Он рванул ее на себя и влетел в комнату.
На кроватях лежали две девушки. Одной из них была Агнешка, в другой, присмотревшись, юноша с ужасом узнал Марию Шандор, дочку их соседей. Он метнулся к Агнеш, проверил пульс — жива! Повернулся к Марии, схватил за руку, потрогал шею… Нет, этой девушке уже ничем нельзя помочь, она умерла.
И снова природная горячность взяла верх над рассудительностью. Иштван поднял любимую на руки, и тут ресницы ее дрогнули.
— Агнешка, любовь моя!
Девушка открыла глаза. Первые мгновения взгляд ее был мутным, но вскоре прояснился и остановился на лице юноши.
— Мой дорогой, — прошептала она еле слышно. — Я знала, ты придешь!
Голова ее запрокинулась, и Иштван почувствовал, что тело девушки разом отяжелело. Он положил ее на кровать, схватил за руки, стал трясти…
— Аги! Агнешка! Ответь же!
Но сам уже понимал, что ответить она не может. Он упал на колени, уткнулся лицом в ее грудь и зарыдал, как ребенок. Его больше не волновали ни погоня, ни собственная судьба. Единственное, что он знал — его любовь умерла.
Он не слышал, как вошли стражники, не двинулся с места, и лишь когда они попытались его оттащить от Агнешки, стал вырываться, кричать, цепляясь за ее кровать. Понадобились усилия четырех здоровяков, чтобы вывести его из комнаты. Когда его вытащили в коридор и закрывшаяся дверь навсегда отделила его от любимой, Иштван потерял сознание.
* * *
И снова он оказался в неволе. На этот раз его заперли в железной клетке, поставленной в одном из ответвлений коридора, неподалеку от комнаты графини. Нередко случалось, что Эржебет, проходя мимо, останавливалась и задумчиво смотрела на юношу.
 
— Где мой отец? — спросил Иштван, когда она появилась возле его клетки в первый раз.
— Мертв, — улыбнулась графиня. — Можете гордиться, господин Надь, он погиб как герой. Заколол пятерых моих людей с криками «Это вам за сына».