Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ)

— Не хватит ли потворствовать этому наглецу, отец?
— Но вы оскорбляете память матери и нарушаете законы гостеприимства!
— Если он еще раз появится, я его пристрелю, — отрезал юноша и вышел вон.
Томаш в замешательстве посмотрел ему вслед и прошептал:
— Что же с тобой происходит, бедный мой мальчик?
На следующий день после отъезда дяди Иштван отправился на охоту. Ему очень хотелось сходить в Дилленце, узнать, успокоилась ли Агнешка, но он удержался: они скрывали свои отношения, ведь ни его отец, ни родители девушки не одобрили бы их.
В этот раз, против обыкновения, Иштван не стал углубляться в лес, а двигался недалеко от тропинки, ведущей в деревню. Он шел, внимательно разглядывая траву в поисках следов, когда в чаще что-то шевельнулось, и через мгновение из-за кустов показался хорошо знакомый бурый пес. Барат не рычал, не лаял, просто стоял и молча смотрел на Иштвана умными, печальными глазами. Юноша почувствовал, как в душе у него все перевернулось от этого взгляда. Краска стыда залила лицо. Дыхание участилось, руки затряслись, казалось, еще мгновение — и ему станет дурно.
«Надоел!»
Иштван сдернул с плеча аркебузу, прицелился и хладнокровно выстрелил. Пес тихо взвизгнул и упал замертво. Глядя на бездыханное тело, юноша прекрасно понимал, что убил человека, а не собаку. Он повернулся и, ломая ветки, побежал прочь от страшного места, где совершил еще одну подлость.
Тем же вечером он отправился на свидание к Агнешке. Впервые он предпочел бы остаться дома, но о встрече было условлено заранее, и Иштван пошел.
«Теперь и вовсе опасаться нечего, — убеждал он себя. — Пес мертв, Золтан уехал, можно жить и радоваться».
Но это не помогло, на душе все равно было гадко и пакостно. Он не оправдывал себя, прекрасно понимая, что просто сделал, как ему выгоднее. А может, пес ждал в чаще, чтобы Иштван его убил? Кроткий и добрый юноша не захотел жить собакой и специально подставил себя под пулю?
«Господи, ну почему я каждый раз должен выбирать между чужой жизнью и своей?!»
Агнеш не заставила себя ждать, и вскоре они уже сидели на поваленном дереве, тесно прижавшись друг к другу.
— Почему вы так грустны сегодня, мой дорогой?
— Сам не знаю, — соврал Иштван.
— Это из-за того, что вы подрались с дядей? — допытывалась Агнешка. — Он пожаловался на вас отцу?
— Ну что ты, нет, конечно. Он обиделся и уехал, и теперь тебе нечего бояться.
— Правда? Ой, как хорошо!
Она помолчала и осторожно добавила:
— Вам удалось сделать то, чего не смогли наши мужчины.
Иштван с удивлением посмотрел на нее:
— Они хотели побить Золтана?
— Нет, что вы. Они пытались его отсюда выжить. Ведь вы не будете сердиться, если я вам расскажу один секрет?
— О чем ты, Агнешка?
— Парни из нашей деревни и других… В общем, они пытались напугать вашего дядю… Ну, чтоб он уехал.
— Погоди-погоди, — начал догадываться Иштван, — ты говоришь об огнях в лесу?
— Да. Они зажигали факелы, ходили по той части леса, что видна из его окон, и выли.
— А привидение?
— О, это Дьёзё, — рассмеялась она, — внук того самого старика Яноша, которого ваш дядя избил кнутом. Помните, я рассказывала?
Иштван кивнул. Так вот как объясняются таинственные события, происходившие ночами возле их дома! Он с облегчением вздохнул — "Значит, это не призраки, приходившие по мою душу!" — и с изумленной улыбкой уставился на Агнешку.
Вскоре к Томашу зашел Магор Ковач. Иштван не обратил бы на этот визит внимания, если б после ухода лекаря его не позвал отец. Глядя на его мрачное лицо, юноша понял, что разговор будет непростым.
— Пишта, я хотел еще раз спросить про ту самую собаку, — начал Томаш. — Сейчас приходил Ковач, вы видели… Сказал, что обнаружил ее труп в лесу, у тропы в деревню. Кто-то ее застрелил.
Иштван напрягся.
— Что вы говорите, отец, — с деланым удивлением проговорил он.
— Да, именно. А еще сообщил, что эта собака жила у него, и он отдал ее вам, Пишта.
 
Отступать было некуда.
— Совершенно верно, и что же?
— Тогда почему же она оказалась в лесу?
— Собачонка сбежала от меня по дороге, отец. Я не стал ее искать и просто ушел.
— Но вы говорили, что не знаете, откуда она взялась, — в отчаянии воскликнул Томаш. — Вы лгали мне, сын!
Иштван почувствовал, что начинает злиться.
— Вовсе нет, я просто ее не узнал.
— И это не вы ее застрелили?
— Конечно, не я. Зачем мне убивать какую-то шавку?
Томаш с беспокойством смотрел на сына, пытаясь взглядом что-нибудь прочесть в его душе. А тот встал и холодно спросил:
— Я могу идти?
Отец растерянно кивнул.
«Далась ему эта псина! — недовольно думал Иштван. — Ну, теперь ее в нашей жизни не будет, все закончилось».
Но он ошибся. Несколькими днями позже отец снова вызвал его на разговор. Лицо Томаша было мрачнее тучи.
— Я не сказал вам в прошлый раз, сын: я попросил Ковача вскрыть тело и извлечь пулю.
— Господи, грех-то какой!
— Да, разрезать мертвого, даже пса, большой грех, каюсь. Но мне было важно понять, кто его застрелил.
— И как же вы это выясните?
Томаш вздохнул и, поколебавшись, протянул сыну небольшой свинцовый шарик.
— Ковач достал ее из тела собаки, — пояснил он.
Иштван с недоумением смотрел на его ладонь. Отец мрачно усмехнулся:
— Неужели вы забыли, что все наши пули помечены? Присмотритесь.
И в самом деле, с одной стороны шарика юноша увидел крошечную букву N. Как он раньше ее не заметил, ведь ему приходилось столько раз заряжать аркебузу!
— Это наша пуля, Пишта, — печально сказал отец, — ни малейших сомнений. Я собаку не убивал, Золтан к тому времени уже уехал, остаетесь вы.
— Да, я, — устало признался Иштван.
Томаш горько усмехнулся.
— А мне опять солгали.
— Не хотелось огорчать вас, отец. Она напала на меня в лесу, я пытался отогнать ее дулом ружья, но не смог. Пришлось стрелять.
— Она ранила вас? Покажите, где.
— Нет, не успела.
Пристально посмотрев на сына, Томаш спросил:
— Чем же вы лучше Золтана?
И стремительно вышел из комнаты.
С того дня отношения между отцом и сыном стали охлаждаться. Но это не помешало им совместно развивать хозяйство. В ближайшем городке, Вагунхейе, они организовали регулярную ярмарку. Поначалу Томаш сомневался в этой затее, но Иштвану удалось убедить его, что с ней торговля начнет приносить больший доход. И в самом деле, вскоре ярмарка стала весьма популярна не только среди крестьян, но и у местных феодалов.
Томаш не уставал удивляться внезапно появившимся способностям сына. Тот словно наперед видел, что способно приносить прибыль, и устраивал все наилучшим образом. Вкупе с непривычным поведением изменения были разительными. «Словно подменили моего мальчика», — не раз думал отец, не подозревая, насколько близок к истине.
Но общие дела не могли наладить их личных отношений. Иштвана не особенно это беспокоило, ведь он не испытывал к Томашу сыновней любви. К тому же чувство к Агнешке вытеснило из его души другие переживания.
Влюбленные продолжали встречаться все лето. Иштван вспоминал других своих женщин — утонченную Эльжбету, горделивую Марину, изящную Луизу — и удивлялся, насколько не похожа на них Агнешка. Пожалуй, больше всего она напоминала Женевьеву. «Забавно, — думал он, — с чего начал, к тому и пришел. Видимо, я навсегда останусь в душе сыном перчаточника».
Он и сам удивлялся, насколько остро воспринимает все то, что связано с Агнешкой. «Похоже, юное тело все больше берет верх над опытной душой, и я день ото дня лишь молодею». Он уже не воспринимал дом Томаша Надя как временное пристанище, и всерьез подумывал о женитьбе на крестьянке. Немыслимо… Но чего только в жизни не бывает?