Пир стервятников

— Дракон, пожирающий собственный хвост, — припомнил Арис.
— И дракон этот — время. У него нет начала и нет конца, лишь вечный круговорот. Андерс Айронвуд — это вновь возродившийся Кристон Коль. Он нашептывает на ухо брату, что после отца должен править он, Квентин, что негоже мужчине преклонять колени перед женщиной… Арианну же, волевую и распутную, вовсе нельзя допускать к власти. — Принцесса с вызовом тряхнула своей черной гривой. — У твоих двух принцесс общее дело, сир… и общий рыцарь, уверяющий, что любит обеих, но не желающий сразиться за них.
— Он готов сразиться. — Сир Арис упал на одно колено. — Мирцелла вправду старшая и лучше подходит для трона. Кто же защитит ее права, если не ее королевский рыцарь? Мой меч, моя жизнь, моя честь принадлежат ей… и тебе, радость моего сердца. Клянусь, что никто не отнимет у тебя права первородства, пока я в силах держать меч. Я твой. Скажи, чего ты от меня требуешь.
Она тоже опустилась на колени и поцеловала его в губы.
— Всего, любовь моя, мой единственный и навеки любимый, но прежде всего…
— Все, что скажешь.
— Прежде всего Мирцеллу.
  
Бриенна
 
При виде старой каменной изгороди, пересекающей поле, Бриенна покрылась мурашками.
Это здесь прятались лучники, подстрелившие бедного Клеоса Фрея… Впрочем, через полмили она увидела точно такую же изгородь и засомневалась. Изрытая дорога то и дело поворачивала, а облетевшие деревья запомнились ей зелеными. Может быть, она уже проехала то место, где Джейме выхватил меч из ножен своего убитого кузена? И где тот лес, в котором они сражались? Где ручей, куда они забрели в пылу боя, пока их не застигли врасплох Бравые Ребята?
— Миледи? Сир? — Подрик так и не решил до сих пор, как к ней следует обращаться. — Что вы ищете?
Что ищу? Тени былого…
— Изгородь, мимо которой проезжала когда-то. Не важно. — Это случилось, когда у сира Джейме были еще целы обе руки. Ух, как я его ненавидела за вечные смешки и ухмылки. — Тише, Подрик. Может быть, в лесу еще остались разбойники.
Мальчик окинул взглядом голые деревья, мокрую палую листву, грязную дорогу впереди.
— У меня есть меч. Я умею им пользоваться.
Как же, умеешь ты. Смелости тебе не занимать, а вот умения… Ты можешь сколько угодно называть себя оруженосцем, но человек, которому ты служил, не был рыцарем.
В дороге она постепенно вытянула из паренька его историю. Ветвь дома Пейнов, к которой он принадлежал, шла от какого-то младшего сына и давно обеднела. Отец Подрика всю жизнь прослужил в оруженосцах у своих богатых кузенов и успел жениться на дочери свечника, прежде чем погибнуть при подавлении мятежа Грейджоя. От нее и родился Подрик. В четыре года мать подкинула сына той самой богатой родне, а сама сбежала со странствующим певцом, беременная теперь уже от него. Подрик ее не помнил. Обоих родителей ему с грехом пополам заменил сир Седрик Пейн, хотя из путаного рассказа мальчика следовало, что сир Седрик обращался с ним скорее как со слугой, нежели как с сыном. Когда Бобровый Утес созвал знамена, рыцарь взял мальчишку с собой — ходить за конем и чистить кольчугу, — а сам вскоре погиб в речных землях, сражаясь на стороне лорда Тайвина.
Вдали от дома, одинокий и без гроша, Подрик прибился к толстому межевому рыцарю по имени сир Лоример Пузатый. Тот был человеком лорда Леффорда и охранял обоз. «Ребятам, которые стерегут харчи, голодать не приходится», — говаривал он, пока его не накрыли с окороком, похищенным из запасов самого лорда Тайвина. Тогда Тайвин Ланнистер повесил его в назидание другим мародерам. Подрик, с которым добрый рыцарь поделился ветчиной, мог разделить с ним и виселицу, но его спасло родовое имя. Сир Киван Ланнистер принял в нем участие и определил его оруженосцем к своему племяннику Тириону.
Сир Седрик показал мальчику, как чистить коня и удалять камешки из подков, сир Лоример приобщил его к воровству, но владеть мечом они его не учили. Бес по крайней мере отправил его к мастеру над оружием, когда они прибыли в Красный Замок. Тот преподал пареньку несколько уроков, но во время голодного бунта сир Арон Сантагар оказался в числе убитых, и учению Подрика пришел конец.
 
Бриенна выстрогала из опавших веток два меча и нашла, к своему удовольствию, что рука повинуется Подрику лучше, чем язык. Но при всей смелости и прилежании этому тощему недокормышу недоставало силенок. Если он и выжил в битве при Черноводной, как уверял, то потому только, что никто не позаботился прикончить его. «Ты себя называешь оруженосцем, — сказала ему Бриенна, — но я встречала пажей вдвое младше твоего возраста, которые легко бы тебя побили. Если останешься со мной, будешь каждый вечер ложиться спать со свежими мозолями и весь в синяках, а болеть все у тебя будет так, что ты и заснуть не сможешь. Зачем тебе это нужно?»
«Нужно, — упорствовал мальчуган. — Мозоли. И синяки. То есть не они, но все равно, сир. Миледи».
И он оставался верен своему слову, а Бриенна — своему. Подрик не жаловался, и как только на его правой ладони вскакивал новый волдырь, он с гордостью предъявлял его ей. И за лошадьми он исправно ухаживал. Однако он все же не настоящий оруженосец, а я не рыцарь, напоминала себе Бриенна, сколько бы он ни называл меня сиром. Отправить бы его прочь подобру-поздорову, но куда он пойдет? Кроме того, хотя он не имеет никакого понятия, куда делась Санса Старк, он может знать больше, чем сам думает. Какая-нибудь случайная полузабытая фраза может послужить ключом к ее розыскам.
— Сир… миледи. Вон там впереди повозка.
Бриенна и сама уже разглядела тележку на двух высоких колесах, ползущую в сторону Девичьего Пруда. Ее, впрягшись в постромки, тянули мужчина и женщина, по виду крестьяне.
— Придержи коня, — сказала она мальчику, — не то они примут нас за разбойников. Лишнего не говори и будь вежлив.
— Слушаюсь, сир, миледи. — Мальчишка явно обрадовался, услышав, что его могут принять за разбойника.
Крестьяне настороженно оборачивались на едущих рысью всадников, но Бриенна всячески давала понять, что ничего дурного не замышляет. Дальше они двигались уже вместе, вчетвером. Путь пролегал через заросшие сорной травой поля, мимо луж жидкой грязи и сожженных деревьев.
— Был у нас вол, — сказал пожилой, красный от натуги крестьянин, — да волки его увели. И дочку нашу забрали. Она-то к нам вернулась после того сражения у Синего Дола, а вол нет. Съели его, видать.
Женщина, моложе его лет на двадцать, молчала и таращилась на Бриенну, будто на теленка с двумя головами. На Тартскую Деву часто смотрели таким манером. Леди Старк была добра к ней, но другие женщины, почти все, жестокостью не уступали мужчинам. Бриенна не могла бы сказать, кто причинял ей больше мучений: хорошенькие девушки с острыми язычками, звонко смеющиеся у нее за спиной, или дамы, скрывающие презрение под маской холодной вежливости. Женщины простого звания были и того хуже.
— В последний раз я видела Девичий Пруд разрушенным, — сказала она. — Городские ворота взломали, половину домов сожгли.
— Теперь они малость отстроились. Тарли хоть и крут, да посмелей Моутона. И разбойников в лесах поубавилось. Главных злодеев Тарли порубал своим огромадным мечом. Вы-то как, не встречали лихих людей?
— Нет. — Чем дальше от Синего Дола, тем пустыннее становилась дорога. Путники, завидев двух всадников, мигом скрывались в лесу — все, исключая двадцать усталых пилигримов с бородатым септоном во главе, шедших на юг. Придорожные гостиницы либо стояли разграбленные, либо превратились в настоящие крепости. Вчера Бриенне и Подрику встретился дозор лорда Рендилла с копьями и длинными луками. Их окружили, и капитан долго выспрашивал Бриенну, но в конце концов позволил им ехать дальше. «Поберегись, женщина. Не все кругом такие порядочные, как мои парни. Пес переправился через Трезубец с сотней злодеев. Говорят, они насильничают над каждой женщиной, которая им попадется, и отрезают ей титьки на память».