На грани счастья (СИ)
Они гуляя пошли по Невскому проспекту, на котором вновь оказались, а потом занырнули на улицу Рубинштейна — самое известное и модное в городе место для вечеринок.
— В пятницу и на выходных, здесь вообще чёрт знает что творится. — объяснил Игорь, когда они прогулочным шагом шли по неширокой улице, переполненной увеселительными заведениями, соседствовавших друг с другом. При этом, можно было заметить, что в каждом сохранялась своя, непередаваемая атмосфера, помешать которой никто не мог. — Кстати, в словаре типичного петербуржца даже есть слово «рубинштейнить», что значит: развлекаться в модных местах.
— Ничего себе. — улыбнулась девушка. — Я даже не знала, что есть такой словарь типичного петербуржца. Колорит местный.
— Его у нас навалом. Питер, он такой. — подтвердил Истомин. — Ну вот, пришли.
Они оказались в уютном помещении ресторана, украшенном внутри красивыми, светящимися гирляндами. Интерьер был сделан в стиле лофт, но выглядел вполне комфортным и привлекательным. Обстановка была камерной: всего восемь столиков, зал разделён на две зоны.
Приветливая девушка-хостес, встретила их и усадила за один из столиков у камина.
— Какое милое место. — осмотревшись кругом, заметила Калерия. — Без пафоса, но с комфортом.
— Рад, что тебе нравится. Ну что, выберем, что нам Бог пошлёт сегодня на ужин? — перефразировав цитату бессмертных классиков, с улыбкой спросил супруг.
Когда официант подал вино и разнообразные закуски: севиче из тунца с клубникой, паштет под манговым соусом, брускетты с цыплёнком, буратту с печёным перцем и соусом песто, — Игорь сказал:
— Знаешь, я сейчас подумал, что несмотря на вот такие моменты, всё-таки, это счастье, что ещё есть такие медики как ты.
— Почему? — искренне удивилась Лаврова.
— Потому, что таких врачей немного, но по моему сугубо субъективному мнению, все должны быть именно такими. Ты так любишь свою профессию, так переживаешь за пациентов… Попав к такому доктору как ты, можно быть спокойным за себя или родных.
— Да ну, ты преувеличиваешь. — потупив от смущения взгляд, ответила она.
— Я даже по-доброму завидую тебе. — продолжал развивать мысль мужчина.
— Завидуешь?
— Да. Я, когда-то, предал свою мечту. Отказался от неё.
— Наверняка были какие-то обстоятельства… — Лера не хотела выдавать свекровь, которая уже поведала ей историю о сыне и его любви к археологии.
— К сожалению, были. И имя этим обстоятельствам: перестройка. — грустно усмехнулся Истомин.
— И кем вы могли бы быть, Игорь Максимович? — поинтересовалась супруга, поняв, что именно сейчас наступило их время откровений.
Он начал рассказывать о себе, о детстве, юности, о желании стать археологом, изучать историю и посвятить этому всю жизнь, о том, как и почему это не получилось.
Калерия смотрела на него и понимала, что несмотря на всю свою бурю негодования, несмотря на то, что она ненавидела этого мужчину, в её душе зарождались новые чувства: девушка привыкла к супругу и вопреки сопротивлению разума, начинала ему доверять. Сердце тихонько нашёптывало, что Истомин не так уж и плох.
В эту минуту, рассказывая о своём прошлом, он стал совсем другим. Как будто бы, глаза коньячного цвета зажглись давно потухшим внутренним огнём. Взгляд сделался мягче, излучал струящийся свет. Он много жестикулировал, на лице, в мимике, отражались те эмоции, которым не было места в тяжёлых буднях.
Время за ужином пролетело незаметно. Покинув ресторан, парочка вновь отправилась на прогулку по Невскому проспекту — главной артерии города. Вечером эта длинная улица была, казалось, ещё прекрасней. Величественные и старинные здания освещались красивой подсветкой и даже машины, проезжающие мимо, мигающие фарами, дополняли собой неповторимую атмосферу.
— Ну вот, пришли к Казанскому, как ты и хотела. — произнёс Игорь, когда они, перейдя дорогу, оказались около ограды и посмотрели на неповторимой красоты раскинувшейся перед ними Казанский собор.
По обе стороны от него стояли безмолвные свидетели жизни Невского проспекта: два бронзовых памятника знаменитым полководцам, героям войны 1812 года — Кутузову и Барклаю де Толли.
В темноте вечера собор выглядел более загадочным, но не менее красивым, чем днём.
— Зайдём вовнутрь? — спросил мужчина и получив молчаливое согласие жены кивком головы, взял её за руку и парочка направилась осматривать внутреннее убранство.
Лера была буквально раздавлена красотой, которая открылась её глазам. Внутри собор казался ещё больше, атмосфера в нём не походила на религиозную, таила в себе волшебство и завораживала в одно мгновение. Уж если где-то и чувствовал себя песчинкой перед чем-то воистину великим, так там, в Казанском соборе.
Весь собор внутри был разделён огромными гранитными колоннами на три части. Центральная часть была перекрыта длинным полуцилиндрическим сводом, который невозможно было целиком охватить взглядом. Выполненный из алебастра, он был украшен имитацией стилизованных цветков.
Отдельное место в соборе, приковывающее взгляд — могила Кутузова. Около неё, на стене были расположены ключи от европейских городов и знамёна французской наполеоновской армии.
Но, конечно, центром магнитизма являлись Царские врата — невероятных размеров алтарь, украшенный большим количеством золота, а посередине — красивое золотое солнце.
Масштабы поражали. Девушка поймала себя на мысли, что в таком соборе была бы очень красивой церемония венчания.
— Ну что, как тебе? — над её ухом раздался тихий голос Истомина, который заставил Калерию вернуться в реальность.
— Нет слов. Кажется, это теперь моё самое любимое место в Питере. Здесь так спокойно, атмосферно… Не могу даже выразить все эмоции… — завороженно, не отрывая взгляда от стен собора, ответила она.
Игорь рассматривал профиль жены, которая была поражена произведением искусства и понял, что она стала для него чем-то большим, чем просто девушка, которую он, в силу обстоятельств и желая насолить матери, взял замуж. Он ощущал, как где-то глубоко в душе, начинают зарождаться особые чувства к ней, несносной, эмоциональной, слегка безрассудной, но такой неповторимой Калерии. Что-то его влекло, тянуло. Это что-то было едва уловимым, как дуновение ветерка в непереносимый зной на пляже, как утренняя роса на траве. Он ощутил это давно, — ещё при их знакомстве. Официально-холодная Лера тогда показалась ему знакомой. Такое чувство испытываешь когда видел человека, общался с ним ранее, но не можешь вспомнить где и как, хотя точно знаешь, что вы знакомы.
И именно сейчас, когда они стояли вдвоём перед чудотворной иконой Казанской Божьей Матери, рассматривая собор, бизнесмен в полной мере ощутил всю гамму непонятных чувств, которые резко рвались на волю, как птицы освобождённые из клеток.
А потом была целая ночь. Ночь, в которой так внезапно они оказались втроём: он, она и Питер. Ночь, которой не помешал холодный, особо суровый в северном климате, ноябрь. Истомины провели её за разговорами ни о чём, бесконечной прогулкой, время от времени согреваясь в круглосуточно работающих кафе и барах, а ещё, заходя в некоторые парадные, куда можно было попасть. Игорь рассказывал жене о своём родном городе и из его уст, во время ночной прогулки, это всё звучало более, чем интересно. Потом в ход пошли истории из детства и юности их обоих, воспоминания…
Утомлённая парочка оказалась дома лишь в 5 утра. Они тихонько прокрались на кухню, ужасно замёрзшие.
Лаврова, наблюдая за закипающим чайником, весело сказала:
— К этому чаю ещё бы поесть чего-нибудь… Но до завтрака я определённо не дотяну, скоро с ног свалюсь.
— Ну, тогда нам на помощь придут бутерброды по-истомински! — усмехнувшись, ответил муж.
— Это что ещё за ноу-хау?
— Запатентованный рецепт самого Игоря Истомина! — нарочисто важно, смеясь сам с себя отозвался мужчина. — Сейчас сделаю, сама всё увидишь.
— Не думала, что ты умеешь готовить. — улыбнулась Калерия.