Бедная Лиза (СИ)

– Расписку взять? – деловито спросил китаец.
Нестор Васильевич пожал плечами:
– А они с нас брали расписку? Нет? Ну, тогда и ты не бери…
Ганцзалин кивнул, сгрузил все драгоценности в саквояж и, отсалютовав хозяину, вышел из номера вон.
Нестор Васильевич поглядел на часы. Мсье Ларусс обещал, что заедет за ним в двенадцать, у него оставалось еще два часа свободных, как раз можно немного потренироваться.
Загорский сбросил с плеч пиджак и рубашку, вместо брюк надел легкие широкие штаны, разулся и, наскоро размявшись, встал в позицию чжань-чжуан, округлил руки, поднял их на уровень груди и начал тренировать столбовое стояние. Во всех так называемых внутренних стилях, будь то тайцзи, багуа, синъи или мэйхуа, столбовая работа была основой основ. Другое дело, что столбы везде были разные и выстаивали в них разное время – от одной минуты в мэйхуа-чжуан до часового стояния в тайцзи. В багуа-чжан же столбы и вовсе были подвижные, их тренировали, ходя по кругу шагом танни-бу, «скользящего по грязи».
Сути столбов внутренних стилей адепты стилей внешних обычно не понимали. Особенно странным им казалось столбовое стояние в тайцзи-цюань. Какой смысл подолгу истязать себя неподвижным стоянием, когда, кажется, ни в теле, ни в сознании ничего не происходит? Смысл этот постигался эмпирически – когда мастер тайцзи легким касанием руки отшвыривал врага на несколько метров, наставник багуа небольшой трансформацией ладоней обрушивал противника на пол, а боец синъи без усилия пробивал дырку в груди врага.
И даже тогда скрытая суть столбового стояния не доходила до адептов внешних стилей. Самоотверженные, но простоватые монахи Шаолиня, подглядев, как стоят мастера тайцзи, решили усовершенствовать их технику, и тоже стояли столбом, но только взяв при этом в руки тяжеленные каменные валуны. Силу таким образом они, конечно, нарабатывали, вот только сила эта была по преимуществу физическая, то, что китайцы называли словом «ли». Силу же подлинную, внутреннюю, которая называлась нэй-цзин, наработать таким образом не получалось, вот и терпели героические монахи одно поражение за другим от хитроумных мастеров тайцзи и багуа.
Кроме того, столбовое стояние позволяло выполнять могун, мысленную тренировку. Суть ее состояла в том, что тренирующийся входил в состояние покоя и выполнял движения из формального комплекса таолу при помощи одного лишь сознания, в воображении. При этом надо было «исполнять» не только внешнюю форму комплекса, но и во всей полноте задействовать внутреннее усилие.
Человек, тренировавший внутренние стили в достаточной мере, становился практически непобедимым. Правда, у разных людей и в разные годы эта достаточная мера была разной…
Два часа тренировки прошли незаметно. За четверть часа до назначенного времени возвратился Ганцзалин и, не удержавшись, ядовито заметил, что господин выбрал самое подходящее время для тренировки. Если его сегодня отправят на тот свет, апостол Петр будет очень доволен его физической формой и состоянием духа.
– Вот ты смеешься, – отвечал Загорский, утирая полотенцем пот с лица, – а между тем все предсмертные исповеди и соборования у христиан направлены в первую очередь на то, чтобы очистить душу и ум, войти в правильное состояние и без всяких препятствий достигнуть царствия небесного.
– Аминь, – заявил помощник, открывая перед господином дверь ванной, – вы еще успеете принять душ.
  
Глава восьмая
 
В логове тираннозавра
 
Душ действительный статский советник принять успел, но не успел одеться. Впрочем, мсье Ларусс, прибывший точно ко времени, через гостиничного гарсона уведомил, что будет ждать господина Шпейера в вестибюле. Это было очень кстати, учитывая, что Загорский, следуя наставлениям Ганцзалина, должен был еще спрятать на себе некоторое количество тайного оружия.
– Ну, довольно уже, – воспротивился наконец действительный статский советник, отпихивая руку помощника с метательной звездочкой. – Похоже, ты собираешься нашпиговать меня оружием, как утку яблоками.
 
– Оружия не может быть слишком много, – сурово отвечал Ганцзалин. – Так же, как и денег. Надеюсь, вы не собираетесь сегодня умереть?
Действительный статский советник отвечал, что он собирается умереть вот уже лет сорок, но все никак не выходит.
– В таком случае, берите, – непререкаемым тоном произнес помощник.
Загорский только головой покачал, однако послушно взял сюрикен, который китайцы зовут просто бяо, и засунул его себе за шиворот в небольшой тайный карманчик, обнаружить который постороннему человеку было практически невозможно.
– Если меня вдруг обыщут, я буду выглядеть дураком – и все по твоей милости, – попенял Нестор Васильевич китайцу.
– Надеюсь, вы не забыли, что надо делать, если вас попытаются обыскать? – Ганцзалин сейчас был похож на заботливую няньку, которая отправляет дитя на прогулку.
– Ты отдал часы и перстни? – перебил его Загорский.
– Да, – отвечал Ганцзалин. – Там был сам хозяин, мсье Луи. Он очень жалел, что вы не смогли повидаться. На всякий случай я взял с него расписку, что он получил свои вещи в целости и сохранности. Торгашам веры нет: продадут ни за грош.
– Я же велел тебе ничего не брать, – нахмурился господин, но, взглянув на хитрую физиономию помощника, тут же все понял: – Ты смеешься надо мной, бездельник?!
– Смеюсь – да, бездельник – нет, – парировал китаец. – И давайте уже на выход, а то как бы мсье Ларусс не передумал – не видать нам тогда нашей бедной Лизы, как своих ушей.
Загорский отстранил Ганцзалина рукой, одернул на себе просторный бордовый пиджак из шевиота, мельком поглядел в зеркало и, очевидно, оставшись вполне довольным, покинул номер. По пестро-красной ковровой дорожке, покрывавшей лестницу, он спустился в сияющую белизну холла, которую выгодно оттеняли золотые инкрустированные плитки на полу.
Маклер ждал его в гостиничном кафе. Он быстро и, как показалось Загорскому, тревожно ощупал его фигуру глазами, потом встал со стула, натянуто улыбнулся и показал в сторону выхода: прошу!
– Вы… эмм… чего-то опасаетесь? – небрежно спросил действительный статский советник, подходя к мсье Ларуссу.
– Я? Ни в коем случае, – отвечал тот, и ящеричная его физиономия приобрела равнодушное выражение. – Чего я могу опасаться, имея дело с джентльменом столь безупречной репутации, как ваша?
Нестор Васильевич усмехнулся: он оценил шутку. Впрочем, шутка это не так уж далека от истины. Во-первых, история с продажей чужого дома – это единственный случай в его биографии, ничего подобного больше не повторялось. Во-вторых, даже суд не нашел в ней ничего, достойного порицания. Таким образом, можно сказать, что он – человек, если и не безупречный, то, во всяком случае, законопослушный и даже благонамеренный.
Маклер как-то странно хмыкнул, но комментировать это двусмысленное заявление не стал, а лишь молча двинулся к дверям.
У выхода стоял портье в красной униформе, Загорский, как и следовало значительному лицу, его попросту не заметил, маклер же как-то криво улыбнулся, словно извиняясь за что-то. Портье слегка поклонился им вслед и проводил загадочную парочку внимательным взглядом. Взгляд этот почему-то обеспокоил Ларусса, и он пошевелил лопатками, как будто кто-то целился ему в спину из ружья.
На площади их ждал закрытый синий фиакр, на козлах неподвижно сидел крепкий кучер в котелке, серых штанах и серой жилетке. Закатанные рукава его белой сорочки обнажали мощные предплечья тяжелоатлета.
– Мэ-э… Далеко отсюда? – поинтересовался Загорский.
– Недалеко, но в экипаже будет удобнее, – любезно отвечал Ларусс.
Они погрузились в фиакр, сев лицом друг к другу, и экипаж резво двинулся вперед. Окошечки в фиакре были небольшие, так что рассматривать через них улицы было не слишком интересно. Действительный статский советник, движимый соображениями приличий, завел светский разговор.
– Эмм… давно ли вы на этой работе?